— Вы и на него не подали жалобу?
— Нет. Я же сказала, что я глупая.
— Я...
— О да, — продолжала она, — только этого мне недоставало. Его слово против моего — кому бы поверили? Он нанял бы адвокатов, и те копались бы в моей жизни и раскопали все, что в ней было, — Реджи. Вероятно, нашли бы экспертов, которые доказали бы, что я лгунья и никуда не годная мать... — вновь заплакала она. — Я хотела, чтобы мой мальчик спал спокойно, понимаете? Хотя... — Она вскинула руки и соединила ладони.
— Хотя что, Вики?
— Хотя он никогда не давал мне покоя. — Ее голос поднялся еще выше, дрожа на грани истерики. — До самого конца он во всем обвинял меня. Так и не отделался от мыслей, которые вложил ему в голову тот первый мошенник. Это я всегда была плохой. Это я никогда не любила его. Я понуждала его не учиться, не выполнять домашних заданий. Я не заставляла его посещать школу, потому что мне было на это наплевать. Из-за меня он бросил школу и начал... спутался с теми, кто оказывал вредное влияние и... Я была виновата на все сто, нет, на сто пять процентов.
Она рассмеялась так, что у меня по шее пробежала нервная дрожь.
— Желаете услышать кое-что конфиденциальное? Вы, психологи, любите слушать об этом. Именно от Реджи я получила книгу о той суке из Нью-Джерси. Это был его подарок ко Дню матери, понятно? В маленькой коробочке с лентами и словом «Маме» на обертке, написанным печатными буквами, потому что он не умел писать прописью — так и не научился, но даже эти печатные буквы были кривыми, как у первоклассника. Он давным-давно ничего мне не дарил, с тех пор как перестал приносить домой свои школьные поделки. Но вот передо мной лежал маленький подарочный пакет, а внутри — небольшая, уже не новая книга в бумажном переплете. Книга об убитых младенцах. Меня чуть не вырвало, но я все равно прочитала ее. Старалась найти что-то между строк. То, что Реджи пытался высказать мне, чего я не понимала. Но в ней ничего не было. Одно сплошное отвращение. Эта женщина была чудовищем. Не настоящей медсестрой. Но я поняла одно, одно я вложила себе в голову без всяких экспертов — то, что эта женщина не имеет никакого отношения ко мне. Мы с ней даже живем на разных планетах. Я лечу детей. У меня это хорошо получается. И я никогда не нанесу им вреда, понятно? Никогда. И я собираюсь помогать им до конца жизни.
18
— Теперь я могу идти? — спросила Вики. — Мне бы хотелось умыться.
Не зная, что придумать, чтобы задержать ее, я ответил:
— Да, конечно.
Вики привела в порядок свой чепчик.
— Послушайте, с меня уже довольно горестей, согласны? Главное, чтобы Кэсси поправилась. Хотя я и... — Она покраснела и направилась к двери.
— Хотя вы и не верите, что я смогу что-нибудь сделать? — закончил я.
— Я хотела сказать, что это будет нелегко. Если вам удастся установить диагноз, мы снимем перед вами шляпы.
— А вы что думаете насчет того, что врачи не могут ничего обнаружить?
Ее ладонь задержалась на ручке двери.
— Врачи многое не могут обнаружить. Если бы пациенты знали, какую роль играет догадка, они бы... — Тут Вики умолкла. — Я никак не угомонюсь. Опять наживу неприятности, — проговорила она.
— Почему вы так уверены, что это что-то органическое?
— А что же еще? Они не могут жестоко обращаться с ребенком. Синди одна из лучших матерей, каких я когда-либо видела, а доктор Джонс настоящий джентльмен. И если бы вы не знали, кто они, вы никогда бы об этом не догадались, потому что они не дают вам это почувствовать, ведь так? По-моему, это и есть подлинное благородство. Сами посмотрите — они любят свою крошку. А остальное — вопрос времени.
— И до каких пор придется ждать?
— До тех пор, пока кто-нибудь не обнаружит причину. Мне приходилось сталкиваться с подобными случаями множество раз. Врачи не могут разобраться, в чем дело, поэтому называют состояние пациента психосоматическим. Затем вдруг — совершенно внезапно — кто-то находит то, что с самого начала и не искали, и нате вам — новая болезнь. Это у них называется прогрессом медицины.
— А вы как это называете?
Она уставилась на меня.
— Я это тоже называю прогрессом.
Вики ушла, а я задержался в комнате, обдумывая ситуацию. Я заставил ее высказаться, но узнал ли я что-нибудь? Я вспомнил о жестоком подарке ее сына. Что это было? Чистейшей воды злоба? Или он что-то хотел сказать?
Этот ее рассказ был элементом какой-то игры со мной? Она поведала мне только то, что хотела?
Я обдумывал все это довольно долго, но так ни к чему и не пришел. В конце концов прочистил мозги и направился в комнату 505W.
* * *
Кэсси сидела в постели в пижаме с цветочным рисунком, белым воротничком и манжетами, под спину ей были подложены подушки. Ее щечки рдели малиновым цветом, волосы были собраны на макушке и завязаны белым бантом. Отключенная капельница стояла в углу наподобие металлического пугала. Пустые мешочки из-под глюкозы свисали с крючков. Небольшая полоска лейкопластыря у локтя и желтое пятно бетадина под ней оставались единственными свидетельствами того, что девочке делали внутривенное вливание.
Блестящие глаза наблюдали за мной.
Синди сидела на кроватке подле дочери и кормила ее с ложечки кашей. На женщине была тенниска с надписью «СПАСАЙТЕ ОКЕАН», выпущенная поверх юбки, а на ногах — сандалии. По груди кувыркались нарисованные на майке дельфины. Мать и дочь казались сегодня похожими друг на друга больше, чем когда-либо.
Я подошел ближе, и Кэсси открыла рот, полный жидкой каши. Случайный кусочек прилип к верхней губе.
Синди сняла его.
— Проглоти, милая. Здравствуйте, доктор Делавэр. Мы не ждали вас сегодня.
Я положил папку и присел в ногах кровати. Кэсси выглядела смущенной, но не испуганной.
— Почему? — поинтересовался я.
— Но ведь выходные...
— Вы здесь, поэтому и я здесь.
— Очень мило с вашей стороны. Видишь, дорогая, доктор Делавэр приехал сюда в субботу, в выходной, чтобы встретиться с тобой.
Кэсси взглянула на мать, потом на меня. Все еще смущается.
Думая о том, как припадок отразился на мыслительных способностях девочки, я спросил:
— Как дела в целом?
— О, прекрасно.
Я прикоснулся к ладошке девочки. В течение секунды никакого движения, а потом ручка медленно отстранилась. Я потрепал малышку по подбородку, и она посмотрела вниз, на мою ладонь.
— Привет, Кэсси, — поздоровался я.
Она все еще смотрела на меня. Капля молока просочилась в уголке губ. Синди стерла ручеек и прикрыла ротик дочери. Кэсси начала жевать. Затем приоткрыла губы и сквозь набитый рот проговорила:
— Вет!
— Правильно, Кэсс, — ободрила ее Синди. — Привет!
— Вет!
— Сегодня мы очень хорошо справились с завтраком, доктор Делавэр. Сок, фрукты и крекеры на завтрак. А потом мы съели ленч.
— Прекрасно.
— В самом деле, прекрасно. — Голос Синди показался мне напряженным.
Вспомнив краткий миг натянутости в разговоре при нашей последней встрече — как будто она готова была сообщить мне нечто важное, — я спросил:
— Вы хотели что-то обсудить со мной?
Женщина коснулась волос дочери. Кэсси начала играть с рисунком.
— Нет, не думаю.
— Доктор Ивз сказала, что вы скоро отправитесь домой.
— Да. — Она поправила бант на макушке у Кэсси. — Конечно же, мы ждем не дождемся этого.
— Ну еще бы, — согласился я. — В течение некоторого времени никаких врачей.
Она взглянула на меня:
— Врачи просто превосходны. Я знаю, они делают все от них зависящее.
— Вам пришлось иметь дело с самыми лучшими, — подтвердил я. — Богнер, Торгесон, Маколей, Дон Херберт.
Никакой реакции.
— Наверное, уже появились какие-нибудь планы по возвращении домой?
— Просто хочется войти в нормальный ритм.
Раздумывая над тем, что она подразумевает под «нормальным ритмом», я сообщил:
— Я бы хотел вскоре нанести вам визит.
— О... конечно. Вы можете рисовать с Кэсси на ее столике для игр. Уверена, мы сможем подобрать вам стул, правда, Кэсси?
— Рать.
— Правильно! Подобрать.
— Рать.
— Отлично, Кэсс. Хочешь, чтобы доктор Делавэр рисовал с тобой за твоим маленьким столиком? — Девочка не ответила, и Синди продолжала: — Рисовать? Рисовать картинки? — И рукой изобразила, как дочка будет рисовать.
— Исовать.
— Да, рисовать. С доктором Делавэром.
Кэсси посмотрела на мать, потом на меня. Кивнула. Улыбнулась.
* * *
Я пробыл с ними еще некоторое время, развлекая девочку и стараясь обнаружить последствия припадка. Казалось, что все обстоит нормально, но я знал, что первичное расстройство умственных способностей может быть трудноразличимо. В тысячный раз я думал о том, что происходит в этом крошечном тельце.
Синди вела себя дружелюбно, но я не мог отделаться от чувства, что ее энтузиазм по поводу моей помощи ослабел. Она сидела на диване, расчесывала волосы и просматривала «ТВ-гид». Воздух в клинике был сухим и прохладным, и каждый раз, когда женщина проводила щеткой по волосам, они трещали от статического электричества. Свет проникал в комнату через единственное окно, выходящее на северную сторону, — полосы соломенного оттенка, пробившиеся сквозь смог и разливавшиеся по обоям со сказочным рисунком. Нижний край полоски света задевал длинные темные пряди волос женщины, придавая им металлический отлив.
Создавался удивительный эффект, который делал Синди еще красивее. Я никогда не думал о том, что она соблазнительна, — слишком был занят размышлениями, не чудовище ли она. Но сейчас, увидев ее в этом золотом сиянии, я понял, как мало она использовала свою внешность.
Прежде чем я смог как следует подумать над этим, дверь раскрылась и вошел Чип, неся в руке стаканчик кофе. На нем был темно-синий спортивный костюм и кроссовки. Волосы казались только что вымытыми. В ухе сверкал бриллиант.
Он приветствовал меня так, будто мы с ним были завсегдатаями одного кабачка, но любезность пронизывала стальная лента — нечто похожее на натянутость в разговоре с Синди. Этот факт заставил меня задуматься, не обсуждали ли супруги мою персону. Когда Чип уселся между мной и Кэсси, я поднялся и проговорил:
— До скорого.
Никто не возразил против моего ухода, хотя Кэсси все еще не отрывала от меня взгляда. Я улыбнулся девочке. Она еще немного посмотрела на меня, a потом занялась рисунком. Я взял папку и направился к двери.
— Счастливо, доктор Делавэр, — сказала Синди.
— Счастливо, — проговорил Чип. — Спасибо за все.
Я еще раз взглянул через его плечо на Кэсси. Помахал ей рукой. Она подняла кисть и сжала пальчики. Бант на макушке вновь растрепался. Мне хотелось подхватить девочку на руки и забрать с собой.
— Пока, крошка.
— Ка.
19
Мне было просто необходимо выбраться из больницы.
Словно щенок, у которого прорезаются зубы и которому непременно нужно что-нибудь погрызть, я выехал с автостоянки и направился вверх по Хиллхерст в сторону ресторана в конце улицы, о котором узнал от Майло, но еще ни разу там не был. Европейская кухня старой школы, фотографии второразрядных знаменитостей с автографами, стены, отделанные темными панелями и пропитанные никотиновой горечью.
В вестибюле висело объявление, что ресторан будет закрыт еще полчаса, но бар принимает заказы на сандвичи. За стойкой бара стояла одетая в смокинг дама среднего возраста с неправдоподобно рыжими волосами. Несколько заядлых выпивох сидели на мягком полукруглом диване, посасывая кубики льда, нюхая бесплатные приправы и отдавая остатки своего внимания автогонкам, транслируемым по телевизору. Телевизор был подвешен на скобе к потолку и напоминал тот, что я только что видел в комнате Кэсси.
Больница... она не отпускала меня, как и несколько лет назад. Я ослабил узел галстука, сел и заказал клубный сандвич и пиво. Пока барменша готовила заказ, я направился к платному телефону в конце салона и позвонил в Центр Паркера.
— Записываю, — услышал я голос Майло.
— Доктор Стерджис?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72