Проходящие по потолку какие-то трубопроводы, арматура, прикрепленные к нему механизмы и трубки местами были вырваны, будто в припадке неистовства.
Слева располагался бар — деревянные двери, положенные на козлы, за ними металлические полки, уставленные бутылками. Рядом с полками — полдюжины белых сосудов со льдом.
Сверкающие фарфоровые сосуды. Крышки подняты.
Настоящие унитазы.
Двое мужчин работали без передышки, чтобы удовлетворить томимых жаждой подростков, наполняя стаканы содержимым бутылок и выкалывая лед из унитазов. Никаких водопроводных кранов; вода и содовая наливались из бутылок.
Остальное пространство комнаты было танцевальным залом. Никакой барьер не отделял толпу у бара от набившихся как сельди в бочке тел, извивающихся и дергающихся подобно вытащенному из воды груниону. Вблизи музыка казалась еще более аморфной. Но достаточно громкой, чтобы задать работу сейсмографам в Калифорнийском технологической центре.
Гении, творящие ее, стояли у задней стены на кое-как устроенной сцене. Пять облаченных в трико существ с ввалившимися щеками могли бы сойти за наркоманов, если бы выглядели чуть поздоровее. За их спинами можно было разглядеть черную войлочную обивку стены. На большом барабане было написано «ОТБРОСЫ».
Высоко на стене за усилителями виднелась вывеска «УДОБРЕНИЯ БЕЙКЕРА», частично загороженная написанным от руки лозунгом, прикрепленным по диагонали: «РАДЫ ВИДЕТЬ ВАС В ДЕРЬМОВОМ ДОМЕ».
Сопровождающие этот лозунг творения живописи были еще более очаровательны.
— Творческий подход к делу, — заявил я так громко, что почувствовал, как мое нёбо завибрировало, но слов слышно не было.
Вероятно, Майло понял, что я сказал, по губам, потому что усмехнулся и согласно кивнул. Затем он наклонил голову и бросился сквозь толпу танцующих на прорыв к бару.
Я нырнул за ним.
Мы, изрядно помятые, но все же целые, добрались до толпы утоляющих жажду. Блюда с неочищенным арахисом были расставлены рядом с квадратиками туалетной бумаги, используемой вместо салфеток. Поверхность стойки бара была мокрой. Мокрый и скользкий пол покрывала скорлупа от орехов.
Майло ухитрился пробиться за стойку бара. Оба бармена, худые, смуглые и бородатые, были в серых нижних рубахах без рукавов и мешковатых белых пижамных брюках. Тот, что стоял ближе к Майло, был лысым.
Именно к нему Майло и направился. Бармен поднял одну руку, чтобы дать отпор гостю, в то время как второй наливал кока-колу в стакан, на четверть наполненный ромом. Майло схватил лысого за запястье, слегка, но достаточно резко повернул его — не так, чтобы повредить, — но тем не менее глаза и рот бармена широко открылись, он поставил банку колы на стол и попытался выдернуть руку.
Майло, продолжая крепко сжимать запястье лысого, вновь проделал фокус с полицейским жетоном, но на этот раз действовал более осмотрительно. Он держал жетон так, чтобы удостоверение не было видно пьющим. Из толпы протянулась рука и подхватила стакан с ромом и колой. Другие руки начали стучать по стойке бара. Несколько ртов раскрылись в неслышных криках.
Лысый испуганно посмотрел на Майло.
Майло что-то прокричал ему в ухо.
Лысый что-то ответил.
Майло продолжал говорить.
Лысый указал ему на другого мастера по смесям. Майло отпустил руку бармена. Лысый подошел к напарнику, они посовещались. Напарник кивнул, и лысый вернулся к Майло, весь его вид выказывал смирение.
Я последовал за ними сквозь потную, толкающуюся толпу, в обход танцевального зала. Медленное продвижение отчасти напоминает балет, отчасти расчистку джунглей. Наконец мы добрались до дальнего конца комнаты, прошли за усилители и клубок электропроводов и оказались перед деревянной дверью с надписью «ТУАЛЕТЫ».
За дверью тянулся длинный холодный коридор с цементным полом, разбросанными клочками бумаги и мерзко выглядевшими лужами. Несколько пар тискали друг друга в темных углах. Несколько одиночек сидели на полу, опустив головы на колени. Запах марихуаны и вонь рвоты сражались за превосходство в органах обоняния. Уровень звука понизился до рева взлетающего реактивного самолета.
Мы миновали двери с надписями «ДЛЯ СТОЯЩИХ» и «ДЛЯ ПРИСАЖИВАЮЩИХСЯ», перешагивали через чьи-то ноги и пытались обойти какие-то отбросы. Лысый делал это ловко, его походка была легкой и проворной, пижамные брюки раздувались на ходу. В конце коридора оказалась еще одна дверь из проржавевшего металла, похожая на ту, которую охранял вышибала.
— На свежем воздухе, хорошо? — предложил лысый писклявым голосом.
— А что там снаружи, Роберт?
Бармен пожал плечами и почесал подбородок:
— Зады.
Ему можно было дать от тридцати пяти до сорока пяти лет. Борода оказалась всего-навсего легким пушком, который не особенно скрывал лицо. А это лицо следовало бы прятать: мелкая крысиная морда, хмурая и злобная.
Майло толкнул дверь, выглянул наружу и взял бармена за руку.
Мы вышли на небольшую огороженную автостоянку. Там стояли двухтонный грузовик и три легковые машины. Земля была завалена мусором, кучи которого в некоторых местах доходили до трех футов высотой; ветер ворошил его. Над забором висела жирная луна.
Майло отвел лысого на сравнительно чистое место почти на середину участка, подальше от машин.
— Это Роберт Гэбрей, — сказал он мне. — Чрезвычайный и полномочный знаток смесей. — И, обращаясь к бармену: — У тебя быстрые руки, Роберт.
Бармен повертел пальцами:
— Надо же работать.
— Старая протестантская мораль?
Ничего не выражающий взгляд.
— Тебе нравится работать, Роберт?
— Надо. Они всё учитывают.
— Кто они?
— Хозяева.
— Они что, там, внутри, следят за тобой?
— Нет. Но у них есть глаза.
— Это смахивает на ЦРУ, Роберт.
Бармен промолчал.
— Кто тебе платит, Роберт?
— Есть парни.
— Какие такие парни?
— Они хозяева этого здания.
— Какое имя стоит на твоем платежном чеке?
— Нет никаких чеков.
— Значит, платят наличными, Роберт?
В ответ кивок.
— Значит, ты скрываешь свои доходы от Налоговой службы?
Гэбрей скрестил руки и потер плечи.
— Выкладывайте, что я такого сделал?
— Ты это знаешь лучше меня. Правда, Роберт?
— Арабы, они хозяева.
— Как зовут?
— Фаризад, Наризад, Наришит, выбирайте сами.
— Похоже на иранцев, а не на арабов.
— Как вам нравится.
— Сколько времени ты работаешь здесь?
— Пару месяцев.
Майло покачал головой:
— Нет, я так не думаю, Роберт. Хочешь попробовать еще раз?
— Что? — Гэбрей казался удивленным.
— Вспомни, где ты был на самом деле два месяца назад, Роберт.
Гэбрей опять потер плечи.
— Замерз, Роберт?
— Нет, это так... О'кей, да, правильнее сказать, пару недель.
— Ага, — кивнул Майло. — Это уже лучше.
— Как хотите.
— Недели, месяцы — для тебя что, все равно?
Гэбрей не ответил.
— Это просто показалось месяцами?
— Как хотите.
— Время летит быстро, когда тебе весело?
— Как хотите.
— Две недели, — продолжал Майло. — Это уже больше похоже на правду, Роберт. Наверное, ты это хотел сказать. Зачем доставлять неприятности — ты просто ошибся, правильно?
— Да-а.
— Ты забыл, что два месяца тому назад ты вообще нигде не работал, потому что сидел в окружной тюрьме из-за ерундового случая с мари-ху-аной.
Бармен пожал плечами.
— Умнее не придумаешь, Роберт, работать под этими красными фонарями, когда у тебя в багажнике лежит такой кирпичик.
— Это было не мое добро.
— А-а.
— Правда, парень.
— Значит, ты повесил на себя чью-то вину?
— Ага.
— А ты, оказывается, просто добрый малый, а? Настоящий герой.
Гэбрей опять пожал плечами. Потер их. Поднял руку и почесал макушку.
— У тебя что, зуд, Роберт?
— Все в порядке, парень.
— Уверен, что это не от наркотиков?
— У меня все в порядке, парень.
Майло посмотрел на меня:
— Роберт умеет смешивать не только жидкости. С порошками у него тоже неплохо получается. Настоящий химик-любитель. Не так ли, Роберт?
Очередное пожатие плечами.
— Ты работаешь днем, Роберт?
Отрицательное движение головой.
— Твой офицер знает, что ты работаешь здесь?
— А почему я не могу этого делать?
Майло нагнулся к лысому и терпеливо улыбнулся.
— Потому что предполагается, что ты, как рецидивист, хотя и мелкий, должен держаться подальше от вредного влияния, а этот народец там, внутри, не выглядит очень уж благонадежным.
Гэбрей втянул воздух сквозь сжатые зубы и уставился в землю.
— Кто сказал вам, что я здесь?
— Избавь меня от своих вопросов, Роберт.
— Это та самая сука, да?
— Какую суку ты имеешь в виду?
— Сами знаете.
— Разве?
— Знаете — вы же нашли меня здесь.
— Злишься на нее, Роберт?
— Не-а.
— Совсем нет?
— Не даю себе взбеситься.
— А каким ты становишься?
— Никаким.
— Спокойным?
Вместо ответа Гэбрей спросил:
— Можно мне закурить?
— Она оплатила твой выпуск на поруки, Роберт. По моим понятиям, это делает ее героиней.
— Я женюсь на ней. Можно мне закурить?
— Конечно, Роберт, ты свободный человек. По крайней мере, до суда. Все потому, что эта сука внесла за тебя залог.
Гэбрей вынул из своих пижамных брюк пачку «Кулз». Майло зажег для него спичку.
— Давай поговорим о том, где ты был три месяца назад, Роберт.
Гэбрей затянулся и снова сделал вид, что не понимает, о чем разговор.
— За месяц до ареста, Роберт. Поговорим о марте.
— Ну и что о нем?
— О «Майян Мортгей».
Гэбрей курил и смотрел в небо.
— Помнишь о нем, Роберт?
— А что о нем?
— Вот это.
Майло вытащил что-то из кармана рубашки, фонарик с тонким лучом и цветной фотоснимок. Он держал снимок перед глазами Гэбрея и освещал его фонариком. Я встал позади бармена и заглянул через его плечо.
То же лицо, что и на снимке, отданном мне Мертафами. То есть ниже линии волос. Но над этой линией череп был расплющен так, что мозг выступал наружу. От волос остался спутанный красно-черный клубок. Кожа цвета яичной скорлупы. Черно-красное ожерелье охватывало шею. Глаза напоминали два пурпурных баклажана.
Гэбрей посмотрел на снимок, затянулся и спросил:
— Так что?
— Помнишь ее, Роберт?
— А почему я должен ее помнить?
— Ее имя — Дон Херберт. Ее убили около «Майян», ты сказал детективам, что видел ее с каким-то типом.
Гэбрей стряхнул пепел и улыбнулся.
— Значит, Вот в чем дело? Ага, наверное, я им так сказал.
— Наверное?
— Это было давно, парень.
— Три месяца назад.
— Это большой срок, парень.
Майло приблизился к Гэбрею и уставился на низенького бармена.
— Ты намерен помочь мне? Да или нет?
При этом он размахивал снимком отдела по убийствам.
— А что случилось с теми полицейскими? Один из них, сдается мне, был наркоманом.
— Они пораньше удалились от дел.
Гэбрей рассмеялся:
— Куда? В Тиа-Ванна?
— Ну-ка, расскажи мне, Роберт.
— Я ничего не знаю.
— Ты видел ее с каким-то типом.
Пожатие плечами.
— Ты наврал этим бедным, перегруженным работой сыщикам, Роберт?
— Я? Ни за что. — Улыбка. — Провалиться мне на этом месте.
— Расскажи мне то, что ты сказал им.
— Они что, не записали разговор?
— Тем не менее расскажи мне.
— Это было давно.
— Три месяца назад.
— Это большой срок, парень.
— Конечно, Роберт. Целых девяносто дней. Но подумай вот о чем: при твоем прошлом даже маленькая щепотка травки может упечь тебя на срок в два или три раза больше. Подумай о трехстах холодных днях — а в твоем багажнике было намного больше травки.
Гэбрей посмотрел на снимок, отвернулся, затянулся сигаретой.
— Она была не моя. Травка, я имею в виду.
Наступила очередь посмеяться Майло:
— Это и будет твоим оправданием на суде.
Гэбрей нахмурился, сжал сигарету, затянулся.
— Вы говорите, что можете помочь мне?
— Зависит от того, что ты мне скажешь.
— Я видел ее.
— С парнем?
Кивок.
— Расскажи мне все, что знаешь, Роберт.
— Это и есть все.
— Передай это как рассказ. Однажды, давным-давно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Слева располагался бар — деревянные двери, положенные на козлы, за ними металлические полки, уставленные бутылками. Рядом с полками — полдюжины белых сосудов со льдом.
Сверкающие фарфоровые сосуды. Крышки подняты.
Настоящие унитазы.
Двое мужчин работали без передышки, чтобы удовлетворить томимых жаждой подростков, наполняя стаканы содержимым бутылок и выкалывая лед из унитазов. Никаких водопроводных кранов; вода и содовая наливались из бутылок.
Остальное пространство комнаты было танцевальным залом. Никакой барьер не отделял толпу у бара от набившихся как сельди в бочке тел, извивающихся и дергающихся подобно вытащенному из воды груниону. Вблизи музыка казалась еще более аморфной. Но достаточно громкой, чтобы задать работу сейсмографам в Калифорнийском технологической центре.
Гении, творящие ее, стояли у задней стены на кое-как устроенной сцене. Пять облаченных в трико существ с ввалившимися щеками могли бы сойти за наркоманов, если бы выглядели чуть поздоровее. За их спинами можно было разглядеть черную войлочную обивку стены. На большом барабане было написано «ОТБРОСЫ».
Высоко на стене за усилителями виднелась вывеска «УДОБРЕНИЯ БЕЙКЕРА», частично загороженная написанным от руки лозунгом, прикрепленным по диагонали: «РАДЫ ВИДЕТЬ ВАС В ДЕРЬМОВОМ ДОМЕ».
Сопровождающие этот лозунг творения живописи были еще более очаровательны.
— Творческий подход к делу, — заявил я так громко, что почувствовал, как мое нёбо завибрировало, но слов слышно не было.
Вероятно, Майло понял, что я сказал, по губам, потому что усмехнулся и согласно кивнул. Затем он наклонил голову и бросился сквозь толпу танцующих на прорыв к бару.
Я нырнул за ним.
Мы, изрядно помятые, но все же целые, добрались до толпы утоляющих жажду. Блюда с неочищенным арахисом были расставлены рядом с квадратиками туалетной бумаги, используемой вместо салфеток. Поверхность стойки бара была мокрой. Мокрый и скользкий пол покрывала скорлупа от орехов.
Майло ухитрился пробиться за стойку бара. Оба бармена, худые, смуглые и бородатые, были в серых нижних рубахах без рукавов и мешковатых белых пижамных брюках. Тот, что стоял ближе к Майло, был лысым.
Именно к нему Майло и направился. Бармен поднял одну руку, чтобы дать отпор гостю, в то время как второй наливал кока-колу в стакан, на четверть наполненный ромом. Майло схватил лысого за запястье, слегка, но достаточно резко повернул его — не так, чтобы повредить, — но тем не менее глаза и рот бармена широко открылись, он поставил банку колы на стол и попытался выдернуть руку.
Майло, продолжая крепко сжимать запястье лысого, вновь проделал фокус с полицейским жетоном, но на этот раз действовал более осмотрительно. Он держал жетон так, чтобы удостоверение не было видно пьющим. Из толпы протянулась рука и подхватила стакан с ромом и колой. Другие руки начали стучать по стойке бара. Несколько ртов раскрылись в неслышных криках.
Лысый испуганно посмотрел на Майло.
Майло что-то прокричал ему в ухо.
Лысый что-то ответил.
Майло продолжал говорить.
Лысый указал ему на другого мастера по смесям. Майло отпустил руку бармена. Лысый подошел к напарнику, они посовещались. Напарник кивнул, и лысый вернулся к Майло, весь его вид выказывал смирение.
Я последовал за ними сквозь потную, толкающуюся толпу, в обход танцевального зала. Медленное продвижение отчасти напоминает балет, отчасти расчистку джунглей. Наконец мы добрались до дальнего конца комнаты, прошли за усилители и клубок электропроводов и оказались перед деревянной дверью с надписью «ТУАЛЕТЫ».
За дверью тянулся длинный холодный коридор с цементным полом, разбросанными клочками бумаги и мерзко выглядевшими лужами. Несколько пар тискали друг друга в темных углах. Несколько одиночек сидели на полу, опустив головы на колени. Запах марихуаны и вонь рвоты сражались за превосходство в органах обоняния. Уровень звука понизился до рева взлетающего реактивного самолета.
Мы миновали двери с надписями «ДЛЯ СТОЯЩИХ» и «ДЛЯ ПРИСАЖИВАЮЩИХСЯ», перешагивали через чьи-то ноги и пытались обойти какие-то отбросы. Лысый делал это ловко, его походка была легкой и проворной, пижамные брюки раздувались на ходу. В конце коридора оказалась еще одна дверь из проржавевшего металла, похожая на ту, которую охранял вышибала.
— На свежем воздухе, хорошо? — предложил лысый писклявым голосом.
— А что там снаружи, Роберт?
Бармен пожал плечами и почесал подбородок:
— Зады.
Ему можно было дать от тридцати пяти до сорока пяти лет. Борода оказалась всего-навсего легким пушком, который не особенно скрывал лицо. А это лицо следовало бы прятать: мелкая крысиная морда, хмурая и злобная.
Майло толкнул дверь, выглянул наружу и взял бармена за руку.
Мы вышли на небольшую огороженную автостоянку. Там стояли двухтонный грузовик и три легковые машины. Земля была завалена мусором, кучи которого в некоторых местах доходили до трех футов высотой; ветер ворошил его. Над забором висела жирная луна.
Майло отвел лысого на сравнительно чистое место почти на середину участка, подальше от машин.
— Это Роберт Гэбрей, — сказал он мне. — Чрезвычайный и полномочный знаток смесей. — И, обращаясь к бармену: — У тебя быстрые руки, Роберт.
Бармен повертел пальцами:
— Надо же работать.
— Старая протестантская мораль?
Ничего не выражающий взгляд.
— Тебе нравится работать, Роберт?
— Надо. Они всё учитывают.
— Кто они?
— Хозяева.
— Они что, там, внутри, следят за тобой?
— Нет. Но у них есть глаза.
— Это смахивает на ЦРУ, Роберт.
Бармен промолчал.
— Кто тебе платит, Роберт?
— Есть парни.
— Какие такие парни?
— Они хозяева этого здания.
— Какое имя стоит на твоем платежном чеке?
— Нет никаких чеков.
— Значит, платят наличными, Роберт?
В ответ кивок.
— Значит, ты скрываешь свои доходы от Налоговой службы?
Гэбрей скрестил руки и потер плечи.
— Выкладывайте, что я такого сделал?
— Ты это знаешь лучше меня. Правда, Роберт?
— Арабы, они хозяева.
— Как зовут?
— Фаризад, Наризад, Наришит, выбирайте сами.
— Похоже на иранцев, а не на арабов.
— Как вам нравится.
— Сколько времени ты работаешь здесь?
— Пару месяцев.
Майло покачал головой:
— Нет, я так не думаю, Роберт. Хочешь попробовать еще раз?
— Что? — Гэбрей казался удивленным.
— Вспомни, где ты был на самом деле два месяца назад, Роберт.
Гэбрей опять потер плечи.
— Замерз, Роберт?
— Нет, это так... О'кей, да, правильнее сказать, пару недель.
— Ага, — кивнул Майло. — Это уже лучше.
— Как хотите.
— Недели, месяцы — для тебя что, все равно?
Гэбрей не ответил.
— Это просто показалось месяцами?
— Как хотите.
— Время летит быстро, когда тебе весело?
— Как хотите.
— Две недели, — продолжал Майло. — Это уже больше похоже на правду, Роберт. Наверное, ты это хотел сказать. Зачем доставлять неприятности — ты просто ошибся, правильно?
— Да-а.
— Ты забыл, что два месяца тому назад ты вообще нигде не работал, потому что сидел в окружной тюрьме из-за ерундового случая с мари-ху-аной.
Бармен пожал плечами.
— Умнее не придумаешь, Роберт, работать под этими красными фонарями, когда у тебя в багажнике лежит такой кирпичик.
— Это было не мое добро.
— А-а.
— Правда, парень.
— Значит, ты повесил на себя чью-то вину?
— Ага.
— А ты, оказывается, просто добрый малый, а? Настоящий герой.
Гэбрей опять пожал плечами. Потер их. Поднял руку и почесал макушку.
— У тебя что, зуд, Роберт?
— Все в порядке, парень.
— Уверен, что это не от наркотиков?
— У меня все в порядке, парень.
Майло посмотрел на меня:
— Роберт умеет смешивать не только жидкости. С порошками у него тоже неплохо получается. Настоящий химик-любитель. Не так ли, Роберт?
Очередное пожатие плечами.
— Ты работаешь днем, Роберт?
Отрицательное движение головой.
— Твой офицер знает, что ты работаешь здесь?
— А почему я не могу этого делать?
Майло нагнулся к лысому и терпеливо улыбнулся.
— Потому что предполагается, что ты, как рецидивист, хотя и мелкий, должен держаться подальше от вредного влияния, а этот народец там, внутри, не выглядит очень уж благонадежным.
Гэбрей втянул воздух сквозь сжатые зубы и уставился в землю.
— Кто сказал вам, что я здесь?
— Избавь меня от своих вопросов, Роберт.
— Это та самая сука, да?
— Какую суку ты имеешь в виду?
— Сами знаете.
— Разве?
— Знаете — вы же нашли меня здесь.
— Злишься на нее, Роберт?
— Не-а.
— Совсем нет?
— Не даю себе взбеситься.
— А каким ты становишься?
— Никаким.
— Спокойным?
Вместо ответа Гэбрей спросил:
— Можно мне закурить?
— Она оплатила твой выпуск на поруки, Роберт. По моим понятиям, это делает ее героиней.
— Я женюсь на ней. Можно мне закурить?
— Конечно, Роберт, ты свободный человек. По крайней мере, до суда. Все потому, что эта сука внесла за тебя залог.
Гэбрей вынул из своих пижамных брюк пачку «Кулз». Майло зажег для него спичку.
— Давай поговорим о том, где ты был три месяца назад, Роберт.
Гэбрей затянулся и снова сделал вид, что не понимает, о чем разговор.
— За месяц до ареста, Роберт. Поговорим о марте.
— Ну и что о нем?
— О «Майян Мортгей».
Гэбрей курил и смотрел в небо.
— Помнишь о нем, Роберт?
— А что о нем?
— Вот это.
Майло вытащил что-то из кармана рубашки, фонарик с тонким лучом и цветной фотоснимок. Он держал снимок перед глазами Гэбрея и освещал его фонариком. Я встал позади бармена и заглянул через его плечо.
То же лицо, что и на снимке, отданном мне Мертафами. То есть ниже линии волос. Но над этой линией череп был расплющен так, что мозг выступал наружу. От волос остался спутанный красно-черный клубок. Кожа цвета яичной скорлупы. Черно-красное ожерелье охватывало шею. Глаза напоминали два пурпурных баклажана.
Гэбрей посмотрел на снимок, затянулся и спросил:
— Так что?
— Помнишь ее, Роберт?
— А почему я должен ее помнить?
— Ее имя — Дон Херберт. Ее убили около «Майян», ты сказал детективам, что видел ее с каким-то типом.
Гэбрей стряхнул пепел и улыбнулся.
— Значит, Вот в чем дело? Ага, наверное, я им так сказал.
— Наверное?
— Это было давно, парень.
— Три месяца назад.
— Это большой срок, парень.
Майло приблизился к Гэбрею и уставился на низенького бармена.
— Ты намерен помочь мне? Да или нет?
При этом он размахивал снимком отдела по убийствам.
— А что случилось с теми полицейскими? Один из них, сдается мне, был наркоманом.
— Они пораньше удалились от дел.
Гэбрей рассмеялся:
— Куда? В Тиа-Ванна?
— Ну-ка, расскажи мне, Роберт.
— Я ничего не знаю.
— Ты видел ее с каким-то типом.
Пожатие плечами.
— Ты наврал этим бедным, перегруженным работой сыщикам, Роберт?
— Я? Ни за что. — Улыбка. — Провалиться мне на этом месте.
— Расскажи мне то, что ты сказал им.
— Они что, не записали разговор?
— Тем не менее расскажи мне.
— Это было давно.
— Три месяца назад.
— Это большой срок, парень.
— Конечно, Роберт. Целых девяносто дней. Но подумай вот о чем: при твоем прошлом даже маленькая щепотка травки может упечь тебя на срок в два или три раза больше. Подумай о трехстах холодных днях — а в твоем багажнике было намного больше травки.
Гэбрей посмотрел на снимок, отвернулся, затянулся сигаретой.
— Она была не моя. Травка, я имею в виду.
Наступила очередь посмеяться Майло:
— Это и будет твоим оправданием на суде.
Гэбрей нахмурился, сжал сигарету, затянулся.
— Вы говорите, что можете помочь мне?
— Зависит от того, что ты мне скажешь.
— Я видел ее.
— С парнем?
Кивок.
— Расскажи мне все, что знаешь, Роберт.
— Это и есть все.
— Передай это как рассказ. Однажды, давным-давно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72