— Спасибо за приглашение.
— Алекс, — грустно проговорила Стефани, — почему ты делаешь мне так больно? Ты же знаешь, какой я врач.
Она шмыгнула носом и потерла глаза.
— С самого начала, с того самого часа, как ты пригласила меня, у меня было чувство, что я бегаю по лабиринту, — заметил я.
— У меня тоже. Ты думаешь, легко участвовать в совещаниях с этими мерзкими типами и притворяться, что ты их послушная марионетка? Пламб уверен, что рука дана ему, чтобы покоиться на моем колене. — Она скорчила гримасу и ниже натянула свое платье. — Ты думаешь, легко проходить в вестибюле с группой врачей мимо Билла и слушать, что они говорят о нем? Я понимаю, он не соответствует твоему представлению о приличном парне, но ты не знаешь его по-настоящему. Он очень хороший. Он помог мне. — Она посмотрела в боковое стекло. — У меня была проблема... Тебе не важно знать подробности. Черт возьми, а почему нет? У меня была проблема с пьянством, понимаешь?
— Понимаю.
Она быстро повернулась ко мне:
— Тебя это не удивляет? Разве по мне было заметно? Я вела себя патологически?
— Нет. Но это случается и с приличными людьми.
— По моему поведению это никогда не было видно?
— Ты ведь не выживший из ума пьяница.
— Нет. — Стефани рассмеялась. — Скорее, коматозный, как и моя мама, — вот она, старая добрая генетика. — Стефани вновь рассмеялась и сжала руль. — Вот папа, — продолжала она, — он был буйным пьяницей. А брат, Том, благовоспитанным. Остроумный, обаятельный — совсем как Ноэль Коуард. Всем очень нравилось, когда он хватал через край. Он был промышленным дизайнером, намного способней меня. Артистичный, творческий. Он умер два года назад от цирроза. Ему было тридцать восемь.
Она пожала плечами.
— Я стала алкоголиком несколько позже — всегда находилась в оппозиции семье. Но во время учебы в интернатуре в конце концов решила присоединиться к семейной традиции. Пьянки в выходные дни. Я хорошо умела это делать, Алекс. Знала, как во время обходов привести себя в порядок — такая умненькая и собранная. Но затем начала оступаться. Я стала путать время. Когда ты тайный алкоголик, время всегда очень мудреная штука... Несколько лет назад меня арестовали за вождение машины в нетрезвом виде. Стала причиной дорожного происшествия. Хорошенькая картина, а? Представь себе, если бы я кого-нибудь убила, Алекс. Убила бы ребенка. Педиатр превращает начинающего ходить малыша в дорожную пиццу — какой заголовок для газеты! — Она опять заплакала. Принялась вытирать глаза с таким остервенением, что казалось, будто бьет себя по лицу. — О черт, хватит жаловаться на свою судьбу — мои приятели из «Анонимных алкоголиков» все время критиковали меня за это. Я посещала группу в течение года. Потом бросила. Не было свободного времени, и у меня все шло как надо, ведь так? Затем, в прошлом году, после сильного стресса — некоторые дела личного характера не получились, я вновь начала пить. Знаешь, такие крошечные бутылочки, которые дают в самолетах? Во время одного полета, возвращаясь со встречи Американской медицинской ассоциации, я купила несколько. Всего глоток перед сном. Дальше — больше... а потом я начала носить эти «мерзавчики» на работу. Для приятного завершения дня. Но я была хладнокровной, всегда помнила, что нужно спрятать пустые бутылочки в сумку, не оставлять следов. Видишь, я способная притворщица. Ведь ты до сего времени не знал за мной этого, правда? Я обманула и тебя, да? О черт! — Она стукнула по рулю, положила на него голову.
— Все в порядке, — успокоил я. — Забудь об этом.
— Конечно, в порядке. Все о'кей, все великолепно, все изумительно, все чудесно... Однажды вечером — особенно поганым вечером — было жуткое количество больных, я прикончила целую кучу маленьких бутылочек и находилась в невменяемом состоянии, сидела за своим письменным столом. Билл делал обход и нашел меня в три часа утра. Меня вырвало на все медицинские карты, которые лежали на столе. Когда я увидела, что он стоит надо мной, я думала, что умру. Но он поднял меня, привел в порядок, отвез домой и позаботился обо мне, Алекс. Никто никогда не делал этого для меня. Я всегда заботилась о матери, потому что она всегда была... — Стефани поводила головой по рулю. — Это из-за него я стараюсь привести себя в порядок. Ты заметил, сколько веса я сбросила? А волосы?
— Ты выглядишь великолепно.
— Я научилась одеваться, Алекс. Потому что это наконец стало иметь значение. Билл купил мне кофеварку. Он понимал меня, потому что его семья тоже... Его отец был настоящим, мерзким пьяницей. По выходным он напивался. Проработал на одном заводе двадцать пять лет. Потом этот завод перекупили и ликвидировали, отец потерял работу, и стало известно, что пенсионный фонд разворован. До нитки. Отец Билла не смог найти работу и допился до смерти. Истек кровью прямо в собственной постели. Билл в то время учился в средней школе. Он пришел домой с футбольной тренировки и обнаружил отца. Теперь видишь, почему он меня понимает? Почему ему необходимо делать то, что он делает?
— Конечно, — согласился я, раздумывая, насколько правдива эта история. Вспоминая составленный по описанию портрет человека, которого видели уходящим в темноту с Дон Херберт.
— Он поднял и свою мать, — продолжала Стефани. — Он умеет разрешать проблемы. Поэтому он стал полицейским, поэтому нашел время вернуться к учебе и изучить финансы. У него степень доктора философии, Алекс. Он потратил на учебу десять лет, потому что не прекращал работать. — Она подняла голову, ее профиль преобразился улыбкой. — Но даже не пробуй назвать его доктором.
— Кто такой Пресли Хененгард?
Она помедлила с ответом.
— Еще одна государственная тайна? — спросил я.
— Это... Ладно, я расскажу тебе — я хочу, чтобы ты доверял мне. Это не такой уж секрет. Пресли был одним из детских друзей Билла. Маленький мальчик, в восьмилетнем возрасте умерший от опухоли мозга. Билл воспользовался его именем, потому что это было безопасно — кроме метрики, никаких данных нет, они были одного возраста, все подходило идеально.
Казалось, она задыхалась от возбуждения, и я понял, что «Билл» и его мир давали ей что-то большее, чем просто помощь в тяжелую минуту.
— Прошу тебя, Алекс, — предложила Стефани, — давай забудем все это и продолжим нашу совместную работу. Я знаю о капсулах с инсулином — твой друг рассказал Биллу. Видишь, он доверяет ему. Давай вместе подумаем и поймаем ее. Билл поможет нам.
— Как?
— Я не знаю, но он это сделает. Вот увидишь.
* * *
Она прицепила пейджер к поясу, и мы направились в дом. Майло все еще сидел на диване. Хененгард-Зимберг-Билл стоял на другом конце комнаты в углу и листал журнал.
— Привет, ребята, — неестественно весело прощебетала Стефани.
Хененгард закрыл журнал, взял ее под локоть и усадил в кресло. Придвинув другое кресло поближе к ней, тоже сел.
Она не сводила с него глаз. Он шевельнул рукой, как будто хотел прикоснуться к ней, но вместо этого расстегнул пиджак.
— Где сейчас диски Дон Херберт? — спросил я. — И не говорите мне, что они к делу не относятся, потому что могу поспорить — это не так. Херберт, возможно, поняла, а возможно, и нет, какую работу Эшмор выполнял для вас, но я уверен, у нее были подозрения по поводу детей Джонсов. Кстати сказать, вы нашли историю болезни Чэда?
— Пока нет.
— А как насчет дисков?
— Я только что отправил их на расшифровку.
— Понимают ли люди, которые расшифровывают ее диски, что именно они смотрят? Я говорю о таблице случайных чисел?
Он кивнул головой:
— Возможно, это подстановочный код — разобраться с ним не составит большого труда.
— Вы еще не расшифровали все числа Эшмора. Почему вы думаете, что с кодом Херберт дела пойдут быстрее?
Хененгард посмотрел на Стефани, у него вновь мелькнула полуулыбка:
— Мне нравится этот парень.
Ее ответная улыбка была нервной.
— Человек ставит правильный вопрос, — подал голос Майло.
— Эшмор — это особый случай, — ответил Хененгард. — Настоящий мастер загадок, высокий коэффициент умственного развития.
— С Херберт не так?
— Если судить по тому, что я слышал о ней, нет.
— Что именно вы слышали?
— Только то, что известно вам, — ответил Хененгард. — Достаточно сообразительная в математике, но в основном — клептоманка, опустившаяся дальше некуда... наркомания и проигранная жизнь.
С каждым новым определением Стефани вздрагивала. Он заметил это, повернулся к ней и быстро коснулся ее руки.
— Если на диске проявится что-то, что касается вас, будьте спокойны, я дам вам знать.
— Нам нужно знать сейчас. Информация Херберт могла бы дать нам какое-то направление. — Я повернулся к Майло: — Ты рассказал ему о нашем приятеле, бармене?
Майло кивнул.
— Все?
— Не трудитесь быть деликатным, — отозвался Хененгард. — Я видел шедевр, созданный вашим наркоманом-барменом, и могу заявить: нет, это не я. Я не режу женщин.
— О чем вы говорите? — спросила Стефани.
— О глупости, — объяснил ей Хененгард. — У них есть описание подозреваемого в убийстве — кого-то, кто, возможно, убил, а может быть, и не убил эту самую Херберт, и они думали, что этот портрет имеет сходство с вашим покорным слугой.
Она прикрыла рот рукой.
Он рассмеялся:
— Даже близкого ничего нет, Стеф. Последний раз я был таким тощим в средней школе. — И, обращаясь ко мне: — Можем мы теперь приступить к работе?
— Я ее и не прекращал, — произнес я. — Есть ли у вас какая-либо информация о Вики Боттомли?
Хененгард махнул рукой Майло:
— Расскажи ему.
— Мы проследили звонки из ее квартиры Джонсам на дом и в кабинет Чипа.
— Мы? — переспросил Хененгард.
— Ну, он, — ответил Майло, кивая на Хененгарда. — По федеральному ордеру. На следующей неделе у него вырастет пара крыльев.
— Обнаружили что-нибудь? — поинтересовался я.
Майло покачал головой:
— Никаких звонков. Никто из соседей Боттомли ни Синди, ни Чипа поблизости не видел. Так что, если связь и есть, она хорошо скрыта. Интуиция подсказывает мне, что Боттомли не имеет к этому никакого отношения. Во всяком случае, главный отравитель точно не она. Как только карты откроются, мы увидим, причастна ли вообще медсестра к этому делу.
— Итак, что мы будем делать теперь?
Майло посмотрел на Хененгарда. Тот в свою очередь взглянул на меня и указал рукой на диван.
— Сидел целый день, — отмахнулся я.
Он нахмурился, потрогал галстук и перевел взгляд на остальных.
— Если еще будут эти федеральные намеки, я убираюсь отсюда, — предупредил Майло.
— Хорошо, — согласился Хененгард. — Прежде всего я хочу повторить мое требование о соблюдении строжайшей секретности — полное ваше сотрудничество. Никаких импровизаций, я говорю серьезно.
— Все это в обмен на что? — спросил я.
— Возможно, на техническую помощь, достаточную, чтобы схватить Синди с поличным. У меня имеются федеральные ордера на Чака Джонса, и в двухминутной беседе по телефону я смогу включить в них и его самого, и все его имущество. Мы сейчас ведем разговор об аудио— и видеослежении за домом и кабинетом Чипа в колледже. Я могу сделать так, что некая маленькая штучка будет подсматривать за ними из-за булавки. Дайте мне два часа побыть одному в их доме, и я смогу установить следящие «игрушки», в существование которых вы даже не поверите. У меня есть камера, которая может быть установлена в их телевизоре так, что, когда они смотрят его, она смотрит за ними. Я могу обшарить весь дом в поисках инсулина или еще какой-нибудь дряни, которую вы хотите найти, и они никогда не узнают об этом. Все, что от вас требуется, это держать рты на замке.
— В первую очередь нужно установить оборудование в комнате Кэсси, — сказал я, — и в ванной комнате, которая соединяет ее со спальней родителей.
— В ванной комнате кафельные стены?
— Да, кафельные, и одно окно.
— Никаких проблем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72