- Ну и что? - повторно дернув щекой, спросил он.
- А то, что мне надоело служить милиционером. Я подаю в отставку!
- Так мы ж это... Еле-еле отработали покупку формы...
- Фуражку они, гад, отвоевали. Какой я теперь мент без фуражки?
- Украдем, - подмигнул Топор.
- Красть грешно, - голосом телепроповедника пояснил Жора Прокудин. Статья сто пятьдесят восьмая Уголовного кодекса Российской Федерации. Надо, чтоб сами люди нам отдавали. И радовались. Как мы когда-то...
- Это когда же?
- А как эмэмэму за их цветные бумажки наши кровные отстегивали...
- Ну ты вспомнил! Это ж сто лет назад было!
- Правда, есть статья следующая, сто пятьдесят девятая, - сокрушенно сплюнул на цементный пол Жора Прокудин.
- А что это? - напрягся, но все же подмигнул Топор.
- Короче, твоя задача: добыть халат этого мужика.
- Какого?
Топор до того запутался, что умудрился теперь подмигнуть обеими глазами. Вышло похоже на испуг.
- Не бойся. Это не воровство, - обнял его за плечо Жора. - Мы возьмем в долг. Потом вернем.
- А-а!.. Ты про сборщика дани?! - догадался Топор.
- Про него, родного!.. А что? Симпатичный малый. Одна прическа чего стоит! Его бы в Париж отвезти, на конкурс парикмахеров! Гран-при и пожизненная слава обеспечены! Может, отвезем?
Топор вообще перестал подмигивать. В голове было еще хуже, чем в те редкие минуты, когда мячик на подиуме все-таки пробивал пластиковую маску.
- Куда повезем? - насупился он.
Жора Прокудин тяжко вздохнул, только теперь вспомнив, что город Париж не входит в список городов, известных Топору. Вспомнил он и недовольное лицо Жанетки, узнавшей, что после ее модницких растрат он все деньги забирает в свое распоряжение.
- Завтра утречком налог на торговое место буду собирать я, - открыл замысел Жора.
- А не заловят?
- Ты же сам слышал, это дитя колхозного рынка с завтрашнего дня - в отпуске. Кому-то же надо дань собирать...
- А эти... квитанции?
- Надо украсть из его комнаты вместе с халатом. Если не получится, то... то пойдут гаишные...
- А схавают?
- Братан, ты даже не представляешь, какой хороший народ живет в данной стране! Не только отдадут, но еще и угостят дарами садов и огородов! Ты учти, у нас денег - кот наплакал. А этого хрена Гвидонова еще пять дней ждать! Я не могу так бесцеремонно тратить драгоценное время! И вообще... Не делай из меня электорат, а то я пойду к урне...
- А тот мент... ну, с пистолетом... Вдруг он сюда заявится...
- Ты имеешь в виду товарища майора милиции? - с отеческой
нежностью ведя Топора за плечо, спросил Жора Прокудин.
- Однозначно... Он же нас запомнил... Мы его тоже запомнили.
Правильно?
- Ну, это... однозначно...
- Значит, если что, тоже опознаем. Ноги у нас, сам знаешь, получше, чем у него развиты. Про твои кулаки я и не говорю. Мне б хоть один такой, я бы всю жизнь не работал...
- Жор, - остановил общее движение к выходу с рынка Топор, - а может, не будем эту... ну, дань собирать? Может, мы на пляже аттракцион с мячиками соорудим? Как в Москве?
- А вот это как раз и не нужно!
- Почему?
- Пляж - людное место. Там нас заложить могут. Сексотов на земле хватает. Тогда уж точно товарищ майор обнимет нас своей мозолистой рукой и...
- Ладно. Не надо мячики, - сдался Топор.
- Вот и хороший мальчик! Пойди возьми пирожок на полочке...
- Страшно мне, Жор, - с какой-то неожиданной грустью сказал Топор. Бзик у меня, что этого банкира нам впарили. Не может сходу обломиться два арбуза, да еще и "зеленых". Мне - так точно...
- А ты считай, что не тебе, а мне.
- Серьезно?
- Век воли не видать!
- Чего ты гонишь? Ты ж ни одного дня не сидел. Даже в сизушке...
- Топор, я тебе уже говорил, я своим временем дорожу. А дни в колонии, в армии, в больнице и любом другом казенном учреждении - это навеки потерянные дни. Они лишают меня творчества. Я ведь в душе поэт. Типа Пушкина. Все, что я делаю, - это чистое творчество. Вот спорим, что мне поставят памятник? При жизни...
Задрав подбородок, Жора Прокудин устремил вдаль, на мясников в окровавленных передниках, свой орлиный взор и по-вождистски вскинул правую руку. Знойный ветер шевелил его перепутавшиеся чернявые волосы, губы с усилием сдавливали невысказанную великую мысль, а на подгоревшем за вчерашнюю милицейскую службу пятнистом лице совсем не к месту для гения сидел нос-картошка.
- Впечатляет? - спросил он Топора.
- Жора, у меня такое чувство, что Босс где-то рядом...
Он уже не просто подмигнул, а сузил левый глаз дернувшейся и замершей в верхней точке щекой, и указующая светлый путь рука Жоры Прокудина поневоле опустилась.
- Ты что-то знаешь? - с неприятным холодком в душе спросил он.
- Ничего я не знаю! Я чувствую...
- Чувствуют бабы! А ты - мужик! Ты соображать должен!
- А у меня такое чув... ну, такой бзик, что он за нами сечет. Босс голова. Он все равно врубится, куда мы срыгнули...
- Ты ему ничего не говорил?
- Зачем ты так?! - натурально обиделся Топор.
Даже щека оплыла вниз, освободив глаз от тисков.
- Ты же знаешь, за мной - могила... Хотя я и не хотел в эти разборки ввязываться.
- А Жанетка не могла?
- Она с ним последние дни вообще не базарила.
- Так чего же ты волнуешься?
- Босс - это сатана...
Они стояли лицом друг к другу, стояли так близко, что Жора Прокудин до рези в зрачках видел испуганные серые глаза друга. Обычную свирепость в выражении лица Топора не спасала даже двухсуточная щетина. Он выглядел мальчиком, которому вот только что, вот минуту назад лихим ударом свернули нос. Его хотелось пожалеть. Но Жора Прокудин не помнил, чтобы он на кого-то, кроме себя, тратил это драгоценное чувство.
- Может, вернемся в Москву? - попросил Топор. - Купим билеты в Нью-Йорк и...
- Ты про халат понял?
- Что?
- В двадцать два ноль-ноль по московскому времени дерюга этого монаха-схимника с колхозного рынка города-героя Приморска должна лежать на твоих вытянутых руках. Как боевое знамя крестоносцев...
- Кого? - не успел мигнуть Топор.
- А сверху - книжка с квитанциями. Как фолиант с песнями Нибелунгов...
- Ко... кого?.. Гобеленов?
- Ганнибалов!
- Кого-кого?
Новая острота застыла на обгоревших губах Жоры Прокудина. Справа от уха Топора, в дальнем, фруктовом ряду, он зацепился взглядом за ровненько подстриженный чернявый затылок. Так чистенько, так безупречно мог содержать затылок только Босс.
Никогда прежде не испытанная Жорой сила заставила его по-детски приподняться на цыпочки. Фигура незнакомца теперь стала видна вся: от бугристых пяток, вдавивших в бетон кожаные шлепки, до округлой макушки. Рост, ширина плеч, волосатость ног, открытых шортами, северная белизна кожи - все это было боссовским. Даже уши с провисшими сосульками мочек.
- Ты чего? - обернулся Топор и тоже онемел.
От пистолета они смогли убежать. От Босса не получилось бы. Даже если бы у него не было оружия.
Ровненький затылок качнулся, мужчина повернулся к ним лицом, и оба парня одновременно выдохнули:
- Не он...
- Знаешь что? - первым очнулся Жора Прокудин. - Будешь и дальше Боссом бредить, выгоню из фирмы!
- Какой фирмы? - радостно подмигнул Топор.
- Нашей. "Два арбуза" называется...
- А почему два? А Жанетка?
- Знаешь, Топор, не делай из меня неврастеника. Я тебе на вечер задание Родины дал. А ты уж соображай, как его выполнить. И про Босса не думай. А то его призраки на каждом углу будут мерещиться. Пошли отсюда!
- Жор, а мы ж это... за жрачкой сюда приходили... Скупиться на день, значит... Мы ж ничего не купили...
- Знаешь, Топор, тебя точно лечить надо, - сделал злое лицо Жора Прокудин. - Ты как себе ситуацию представляешь? Сегодня я, значит, у торгашей покупаю жрачку, а завтра с них же дань собирать буду? Думаешь, меня хоть один да не запомнит?
- Однозначно запомнит...
- Я уже точно знаю, что к кореянкам не пойду, а ты - покупки...
- Ну, извини, - надулся Топор. - Жанетка же сказала, что надо еды купить...
- Купим, братан, купим, но на другом рынке. Этот должен остаться стерильным.
Глава двадцать первая
ПЕЙТЕ ПИВО ПЕННОЕ...
Рыков не очень жаловал пиво. Он мог выхлестать бочку и ничего, кроме изжоги, не почувствовать. Он не знал, любит ли пиво сыщик, но когда тот попросил его о свидании, а Рыков сказал, что дома он его принять не может, на что Дегтярь тут же отреагировал встречным предложением о пивбаре, он вяло согласился.
Швейцар оказался жаднее, чем сто швейцарских банкиров, вместе взятых. Сначала он попросил всего сто долларов за молчание, а утром, отыскав каким-то образом его по телефону, попросил еще тысячу. После того, как Рыков, переборов себя, все-таки согласился, швейцар вдруг тут же изменил мнение и сказал, что угон "мерса" видел еще один официант, и ему, чтобы молчал, тоже неплохо бы заткнуть пасть тысячедолларовой пачкой. Рыков ответил: "Хорошо. Получишь и ты, и он", швырнул сотовый "Эрикссон" в свое новое кожаное кресло, и оно в ответ выплюнуло телефонную трубку к его ногам. Эта брезгливость кресла не понравилась Рыкову, хотя в целом Барташевский ему угодил. Ручки уже не сдавливали бока, как обручи на бочке, кожа почти не скрипела, а высота спинки позволяла даже прижаться к ней затылком...
- Хорошее пиво, - оценил "Гиннесс" Дегтярь. - Хотя, я думаю, наш темный "Афанасий" не хуже.
- Зачем позвал? - не в силах забыть "Эрикссон" и своенравное кресло спросил Рыков.
- Мне необходимы средства для трехдневной командировки в Красноярск.
- Я же дал тебе аванс!
- Аванс - это часть платы за раскрытие преступления. Командировочные в него не входят.
- Тому - тысячу, этому - тысячу, тебе...
Дегтярь пропустил мимо ушей размышления Рыкова вслух. Он не знал да и не мог ничего знать об угоне и о швейцаре-свидетеле. Он просто ощущал душевные муки по лицу собеседника. Сегодня бойцовские усы Рыкова висели будто намокшие, а на подглазьях стыла зимняя синева.
- Через три дня дам, - вспомнив об отъехавшем в тот же Красноярск Барташевском, решил Рыков. - На дорогу дам...
- А суточные?
- Что суточные?
- Двадцать долларов в сутки.
- Да ты что!.. Такие деньги платят только за поездки в страны этого... как его... эсэнгэ! Красноярск - это Россия.
- И еще за гостиницу, - добавил Дегтярь. - Люкс мне не нужен, да его в Красноярске, скорее всего, и нет. Это не Париж и не Мюнхен. Но приличный номер в бывшей крайкомовской гостинице - это обязательное условие.
- А не много ли условий?!
- Я - профессионал. И вы - профессионал. В своей области. И вы знаете, что контракт подписан. Вы можете отказаться от услуг нашего сыскного агентства, и я в ту же секунду перестану копаться в этом дерьме. Но аванс обратно вы уже не получите, а, кроме того, вам придется выплатить неустойку. Ведь вы отвлекли меня от других дел. Думаете, у нас больше нет заказов?
- А что, есть? - напрягся Рыков.
- Выше крыши. Особенно по розыску должников. Как правило от банкиров...
В судорожном, еще не выпарившем из себя алкоголь мозгу Рыкова туманным пятном мелькнули лица банкиров. Вчера у них были такие выражения, будто они уже предварительно заказали какой-то шерлокхолмсовской конторе его розыск на случай бегства от долгов.
- Ладно. Дам я тебе эти вонючие "баксы", - сдался Рыков. - А ты скоро мои "бабки" разыщешь?
- Через неделю.
- Без "бэ"?! - выпрямившись на стуле, набычился Рыков.
Рыжие усы сотнями антенн взмыли вверх, будто мощнейшая радиостанция приготовилась принять важный сигнал.
- И без "бэ", и без "хэ", - вяло ответил Дегтярь и с наслаждением отхлебнул темного, как кофе "Гиннесса".
- Неужели через неделю?! Ты что-то знаешь?
- Преступники всегда оставляют следы. Еще не было ни одного, кто бы не оставил. Просто не все оперативники умеют выстраивать эти следы в логическую цепочку...
- Так знаешь или нет?!
- Это тайна следствия.
- Даже от меня?
- Вы можете проговориться...
- Да кому!.. Я ни с кем, даже с женой...
Как назло вспомнился мрачный милицейский подполковник с его намеками на Лялечку. Ну не могла она украсть эту клятую карточку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67