- Его нужно показать, как говорится, на весь город крупно. Это грабитель. Мы думаем, на его счету не одна обворованная квартира. Рожа исключительно страшная. Не человек, а вепрь...
- Кто? - остановилась девушка.
- Вепрь... Дикий кабан то есть...
- Неужели такой страшный?
- Мало того, что у него образина - ужас. Так он еще при задержании оказал сопротивление, пытался скрыться путем побега, но, как говорится, был задержан. Естественно, при задержании повторно оказал сопротивление...
- Его избили? - как-то уж слишком сочувственно спросила девушка.
- А что делать?.. Служба!
Под жуткий скрип двери, похожий на вой собаки и на треск раскалываемых орехов одновременно, открылся вид на обитателей камеры. Их было семеро. Сумасшедшего поэта отпустили вчера вечером. Остался Топор и двое бомжей, но зато добавились три кавказца и мальчишка.
- Пацан пытался угнать иномарку, - сразу отрубил лишние вопросы капитан. - А отснять нужно, как говорится, вот того...
В направлении его пальца лежал в углу камеры Топор. Трудно было представить, что человек способен свернуться в подобный калачик. Топор смог. Он будто бы каждую минуту ждал, что в камеру ворвется двухметровый бугай и продолжит дело, начатое в комнате с занавешенными окнами.
- Разбуди его! - приказал сосед ближайшему к Топору кавказцу.
- Давайте лучше с мальчика начнем, - дрогнувшим голосом предложила корреспондентка.
- Здесь не получится, - простуженным горлом прохрипел видеооператор. Темно.
- Можно по одному во двор выводить, - нашелся капитан. - На
моем дежурстве, как говорится, уже раз так снимали. Только не
наши, местные, а москвичи, из НТВ. Кстати, мы с вами в городе
нигде не встречались? - елозя глазами сквозь шифон по телу девушки, спросил капитан.
- Вряд ли. Я до этого работала в редакции культуры...
- Самодеятельность, значит, театры?
- Скорее, цирк...
- А разве в Приморске есть цирк?
- Круглый год.
- А-а, точно!! - хлопнул себя по лбу капитан. - Шапито, как говорится, возле набережной...
- У нас мало времени, - прохрипел видеооператор.
- Ну, чего стоишь?! - прикрикнул капитан на мальчишку. - Иди во двор, как говорится, юный рецидивист! Будешь знать, как "мерсы" угонять! - И уже корреспондентке: - Вы с ним не церемоньтесь.
Ему пятнадцатый год пошел. Уголовная ответственность уже наступила. Впереди у парня - колония...
Через минуту журналисты и второй помощник дежурного, маленький, до негритянской черноты загоревший младший сержант, привели пацана. Тот как ушел безразличным ко всему, таким и вернулся. Чувствовалось, что в его положении он теперь со спокойствием воспримет не только видеосъемку, но и посылку его космонавтом на Луну.
Шум все-таки разбудил Топора. Стиснув зубы, он сумел выпрямиться и сесть спиной к стене. Впрочем, стену он не чувствовал. Просто что-то мешало ему упасть, но ему было все равно, отчего это происходит.
Открылся только левый глаз. С правой стороны лица казалось, что щека срослась с бровью. Единственным глазом Топор обвел уже опостылевший карцер. Он пытался отыскать место в камере, откуда струился знакомый сладкий запах духов. Аромат ощущался частью сна, из которого он только что с трудом выбрался, и если бы он его нашел в камере, он бы впервые в жизни увидел, как выглядит сон со стороны.
- Фа... Фа... Фа... - не сдержался он при виде прозрачного
платья из шифона.
Видеооператор громко прокашлялся, примял усы и старательно прохрипел:
- Заткнись, бандюга!
Гелиевая ручка в пальчиках девушки тыкалась в блокнот, оставляя на белой страничке что-то похожее на азбуку Морзе. Улыбкой капитан успокоил ее, а на словах добавил:
- Да вы не бойтесь его! Он сейчас даже, как говорится, руки поднять не сможет. Одна видимость. Снимайте его.
- Темно, - напомнил видеооператор. - Надо во двор.
Двое милиционеров из дежурной патрульно-постовой группы помогли Топору добрести до залитого солнцем двора отделения.
- Во-он туда, - показал на дощатый забор видеооператор. - На темном фон снимем...
- Может, лучше здесь, у порога, - робко предложил капитан.
- Солнце бъет в объектив. Блики.
- Ну, тогда, как говорится, снимайте у забора. Тащите его туда!
Милиционерам, прислонившим Топора к горячим зеленым доскам, корреспондентка канареечным голоском предложила:
- Отойдите, пожалуйста, на несколько метров. А то вы в кадр попадете.
Одному милиционеру хотелось попасть в кадр, а второму нет, и он утащил своего более честолюбивого коллегу на означенные несколько метров, а поскольку "несколько" по счету идет сразу после цифры "два", то ровно на три метра.
- Я прицеплю ему микрофончик, - громко сказала корреспондентка видеооператору, - а ты пока выбери точку.
- Хорошо.
Хрипел он как алкаш с навеки спаленой глоткой. Или болельщик, сорвавший горло на важном матче.
Капитан смотрел на него снисходительно. Он все профессии делил на мужские и хлипкие. Журналистику, а тем более тележурналистику он относил ко второму разряду. Себя, естественно, к первому. Впрочем на усатого парня он взглянул мельком. Ему не хотелось терять драгоценные секунды. Солнце угодливо лило свои наглые лучи на девушку, шифон как бы испарился, исчез, и капитан с внимательностью художника, готовящегося рисовать натурщицу, изучал каждый изгиб, каждую черточку в безупречной фигурке. Особенно оценил он ноги. Загар лишь слегка коснулся их, но сделал это так умело, что капитан ощутил густой комок слюны во рту от вида скульптурного совершенства икр и бедер. А когда девушка привстала на цыпочки, прикрепляя микрофон к воротнику майки Топора, и розовая пяточка посветлела, он уж точно решил, что с корреспонденткой нужно познакомиться поближе.
А девушка именно в тот момент, когда ее пяточки посветлели, защелкнула микрофончик и прошептала на ухо Топору:
- Сзади тебя три доски висят на верхних гвоздях. Уходить будем после того, как Жора крикнет: "Внимание, съемка!" Понял?
- Фа... Фа...
- Молчи... Понял?
Медленно закрывший и открывшийся левый глаз ответил за Топора.
- Ты можешь идти сам? - сделал она вид, что микрофончик отцепился.
Глаз повторил свой ответ. Казалось, что во всей фигуре Топора только и остался от живого этот глаз.
- Поехали! - обернувшись, крикнула Жанетка. - Он готов!
Капитан с порога заботливо напомнил:
- Ты спроси, как его звать! Может, как говорится, хоть тебе признается...
- Вни-и-имание! - некрасиво и почему-то совсем не хрипло выкрикнул видеооператор. - Съе-о-омка!
Ладони Жанетки слиплись и, превратившись в нечто острое и целеустремленное, вонзились в щель между досками, и те безмолвно, будто они сильнее милиционеров удивлены странным поведением корреспондентки, разошлись в стороны.
- Сюда! Согнись! - крикнула она Топору.
Боль на мгновение ушла из его тела, словно там, за забором, она уже не имела над ним такой власти, как во дворе отделения милиции. Топор сумел согнуться, сумел перешагнуть брус, скрепляющий понизу доски забора, и тут же ощутил, как руки Жанетки подхватили его под мышку, заставили пробежать пять метров и втолкнули в "жигули", стоящие в тени под деревом с распахнутыми дверцами.
А в эти же секунды во дворе Жора Прокудин, не сбрасывая с плеча видеокамеру, развернулся к двум милиционерам, оказавшимся ближе всех к беглецам, и надавил пальцем на спусковой крючок. Мощный газовый баллончик, вмонтированный в камеру чуть ниже объектива, с шипением готовой вот-вот взорваться бутылки шампанского выхлестнул в лица милиционеров широкую струю.
- Ты что, ид-диот! - запнувшись на букве "д", вскочил со ступенек капитан.
Струя, по-змеиному изогнувшись в раскаленном воздухе, метнулась к нему, но не достала. Пальцами капитан нашарил на боку кобуру и, больно сломав ноготь, отщелкнул кнопку.
- Кино закончено! - на прощание крикнул плачущим милиционерам Жора Прокудин. - Кинщик заболел, - и вышиб плечом еле висящие на гвоздях доски.
- Быстрее! - взвизгнула из машины Жанетка. - Жо-орик!
А пистолет все-таки выпростался из тесной кобуры капитана. Щелкнул предохранитель, и пуля, выброшенная в воздух торопливым нажатием на спусковой крючок, проткнула желтое приморское небо.
- Тр-ревога! - не собираясь никуда бежать, прокричал капитан. - Всем постам - тр-ревога! Догнать их! Быстро! Вишневые "жигули", ноль семь шестнадцать!
Номер - это последнее, что он успел заметить через щель, образовавшуюся в заборе после Жоры Прокудина.
- Идиот, - совсем тихо произнес он и как-то сразу непонятно зачем вспомнил, что есть у писателя Достоевского роман с именно таким названием. - Ид-диот.
Глава двадцать пятая
ДАВИ НА ГАЗ!
В зеркало заднего вида всплыл капот милицейского "уазика". Жора Прокудин испуганно обернулся. Он не хотел верить зеркалу. Машина была чужой, угнанной часа полтора назад со стоянки у пляжа, зеркало, соответственно, тоже чужое. А от чужого хорошего не жди.
- Не может быть, - теперь уже не поверил он глазам.
Но глаза были свои, родные. Врать они еще не научились. Ни
близорукостью, ни дальнозоркостью они не страдали.
- Мусора, - заметила "уазик" и Жанетка. - Жорик, рви!
- Не может быть, - повторил он. - У них не было во дворе "уазика"...
Откуда было знать Жоре, что водитель патрульно-постовой машины просто-напросто отъехал на десять минут за куревом. А под выстрел капитана въехал во двор и чуть не забыл про тормоза. Пострадавшие от газовой атаки, на ходу подхватив автоматы, впрыгнули в машину, и милицейский "уазик", больше известный в народе по кличке "козел", рванул за беглецами. Через пять кварталов от двора отделения он их почти настиг.
- Фа... Фа... - попытались выдавить что-то похожее на слово губы-сливы Топора.
Его голова лежала на коленях у Жанетки, а Топору чудилось - на пилораме. Каждый поворот "жигулей", каждый рывок ощущались движениями пилы, перерезающей шею. Он хотел сказать именно об этом, хорошо понимая, что сейчас его стоны никого не интересуют, и чем больше он хотел, тем чаще и чаще пила хрустела по позвоночнику и мышцам.
- Вправо будет переулок! - крикнула глазастая Жанетка. - Давай туда!
- Вижу! - не отрывая ноги от педали газа, ответил Жора. - Там "кирпич"!
- Фа... Фа...
- Гони на "кирпич"! - взвизгнула она.
- Давай, родная, не подведи, - налег грудью на баранку Жора Прокудин и на ходу бросил "жигуль" вправо.
Перепуганный автомобиль встал на левые колеса и по-цирковому описал дугу. Колдобина встряхнула "жигуль", он на секунду вообще оторвался от асфальта, и у Жоры Прокудина потемнело в глазах. Рассвет вернулся в них только после удара о землю всеми четырьмя колесами. На Жору с сумасшедшей скоростью несся "КАМАЗ". Ощущение собственного движения исчезло, и только вскрик Жанетки: "Тормози-и!" вернул его к реальности. Не отрывая прилипшую к педали газа подошву, он бросил машину влево, и огромная серая скала "КАМАЗа" с грохотом горного обвала пронеслась в паре сантиметров от багажника.
Секунда показалась Жоре Прокудину вечностью. Он никогда не думал, что время на земле может течь настолько по-разному. Теория относительности учила, что такой фокус способен произойти только в дальних глубинах космоса, в "черных дырах". Проскочив "черную дыру" на земле, Жора по инерции еще пронесся метров двести по двору детского садика, умудрившись не сшибить ни одной качельки и избушки, и только после этого затормозил.
Руки трусило на баранке, будто у алкаша с двадцатилетним стажем. Он хотел что-то сказать, но не был уверен в том, что помнит хоть одно слово на русском языке. Впрочем, других языков он вообще не знал.
- Что? Бензин? - как-то совершенно спокойно спросила Жанетка, и руки у водителя перестали дрожать.
Жора Прокудин обернулся и с ненавистью, сменившей в душе страх, разглядел между деревьями выбирающийся с шоссе на тротуар "уазик". Его синева почему-то вызывала брезгливость и ожидание боли. "Уазик" не должен был коснуться "жигулей".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67