В милиции он отводил душу в спортзале на "груше". В квартире "груши" не было.
Пока ехал в парном метро до магазина, злость вышла вместе с потом. И вместе с парами спирта. Зато появилась трезвость. В голове чисто-чисто, будто ее изнутри вымыли. И когда он ступил в кабинет директора, то уже знал, какие вопросы задаст. И задал. И попал в "яблочко". Выяснилось, что через день после отгрузки техники из магазина уволились двое сотрудниц: продавец отдела телевизоров и кассирша. Тщательно выписав в книжечку их фамилии, адреса и телефоны, Дегтярь прямо в кабинете директора пролистал и другие странички этого же блокнотика, исписанные, впрочем, уже не его рукой, а рукой Рыкова, и чуть не подпрыгнул на стуле. В списке фирмачей, возможно знавших номера его кредитных карточек, значился некий Марченко. Фамилия у продавца отдела телевизоров была такой же.
- Марченко Лидия Феофановна, - вслух еще раз прочел Дегтярь и спросил директора, нервно крутящего карандаш в пальцах. - Опишите ее...
- У меня нет времени. У меня...
- В общих чертах... Возраст, характер, привычки...
- ...нет времени... Ладно!.. Возраст? Ну, там же есть в документации вот, девятнадцать... Хотя выглядела она помоложе. Прыщавенькая такая, знаете ли, тихенькая, неразговорчивая. Три месяца отработала и уволилась. Это только в газетах пишут, что в коммерции выгодно работать. Сейчас уже невыгодно. Мы продавцам больше пятисот тысяч заплатить не можем. Текучесть большая...
- Знакомые у нее были?
- Нет, никого... Я же сказал, такая, неразговорчивая...
Директор надоел Дегтярю не меньше, чем он сам надоел директору. Из магазина сыщик уехал с тревожным настроением. После явного провала или, как теперь говорим, облома в Красноярске, неожиданная удача с продавщицей взбудоражила его.
Он съездил в домоуправление на краю Москвы, на краю микрорайона-гиганта под славным именем Орехово-Борисово, выпросил у толстых теток, грозно именовавшихся техниками-смотрителями, все об этой скромненькой Марченко, и в тот момент, когда самая толстая из теток вспомнила: "Ваш Павел Марченко - это ее двоюродный брат. Он до этого в соседнем с нею подъезде жил, а на днях прикупил себе квартирку в центре и съехал", - Дегтярь остро ощутил желание увидеться с Лялечкой. Это было еще не желание женщины, это была жажда информации. А потом, уже в шейпинг-клубе, когда оказалось, что в нем существует маленький кабинетик на пару тренажеров и он к тому же закрывается на ключ, одно желание сменилось другим, а когда тело насытилось, попросил своей очереди мозг.
- Ляля, - попытался Дегтярь перекричать шум воды, - ты всех из фирмы Рыкова знаешь?
- Что? - высунула она из кабины мокрую головенку.
Так она смотрелась даже красивее, чем в соплях химической завивки.
- Кто такой Павел Марченко?
- Как кто? - удивилась она. - Мужчина!
- Ну, это понятно, - согласился он с ее логикой. - А кем он в фирме Рыкова работает?
- Коммерческий директор.
- Но у него же Барташевский - коммерческий директор!
- И этот... Марченко - тоже... И еще два коммерческих директора есть. А что тут такого? Фирма же частная! Можно как угодно должности называть. Уборщицу, к примеру, старшим научным сотрудником перекрестить. От этого дело не меняется...
- А что он за парень? Сколько ему лет?
- На вид - тридцать. А так... не пробовала. Может, и помоложе...
Дегтярь неспешно оделся, прожужжал замком-молнией брюк, подождал, пока Лялечка перекроет кран и только после этого спросил:
- Он, что же, квартиру себе в центре купил?
- Да, совсем недавно. Можно сказать, последним из директоров Рыкова.
- Хорошая квартира?
- Я не была у него в гостях. Голова болела. Рыков сам ездил. А что тебе дался этот Марченко?!
- Я должен обладать всей информацией об окружении Рыкова. Иначе я не найду его деньги...
- А что, найдешь?
Она вышла из кабины и через секунду превратилась из Венеры во вполне респектабельную даму конца двадцатого века. Оказывается, для этого достаточно всего лишь нырнуть в красное мини-платье из египетского хлопка и защелкнуть на шее золотую цепочку.
- Ты на машине? - радостно спросила она.
- Мой "жигуль" не на ходу.
- Но я тебя подбросить не могу. Сам понимаешь глаз...
- Понимаю.
Она оставила ему на память поцелуй в бороду и семилетней девочкой, легко и задорно, выбежала из комнаты, где все так же стояли всего два тренажера. Впрочем, второго Рыков не замечал. В его мозгу осталось ощущение от всего лишь одного - "мощного наездника".
Глава сороковая
ВОЛЧИЙ СЛЕД
Как только спали дожди, и солнце вспомнило о Сибири, и люди заулыбались и сбросили осенние куртки, что все-таки стоит жить и при этом жить долго и счастливо, к берегу Енисея прибило труп лысеющего мужчины примерно тридцати лет от роду, без ботинок, но в очень дорогом костюме. В нагрудном кармане пиджака лежал насквозь промокший паспорт на имя Кузнецова, а к страничкам паспорта приклеилась визитка Михасевича Ивана Ивановича, коммерсанта, проживающего в поселке Березовка.
Невыспавшийся майор милиции Селиверстов изучил визитку сквозь стенку полиэтиленового пакета, горько вздохнул и поехал с берега Енисея в камеру предварительного заключения городского УВД.
Через глазок он понаблюдал с минуту за березовским авторитетом Миханом, но поскольку тот спал и ничего подозрительного вроде бы не делал, Селиверстов повторно горько вздохнул и потребовал от контролера привести задержанного в его кабинет.
Там они посидели пару минут напротив друг дружки, и в какой-то момент Селиверстову почудилось, что он не на Михана смотрит, а на свое отражение в зеркале. До того одинаково заспанными и небритыми были их лица. Потом, впрочем, майор привстал и, разглядев в настенном зеркале свое настоящее, штатное лицо, понял, что только от усталости мог додуматься до того, чтобы посчитать Михана своим близнецом. Между ними лежало десять лет жизни и заборы, заборы, заборы - колоний, изоляторов, пересылок.
- Так и будешь молчать? - беззлобно спросил Селиверстов.
- Я все а... уже раскоцал, гражданин а-а... начальник, - тоже беззлобно, с привычным заиканием, ответил Михан. - Не надо меня а-а... масовать. Я фуфло не двигаю...
- Михан, давай без переводчика. Я феню не хуже тебя знаю. Короче, играем вчистую... Дело такое, что подставили тебя вторично. Понимаешь?
- Не клепай! - выпрямился на стульчике Михан и, вспомнив просьбу майора, тут же перевел феню на русский язык: - Не ври! Нет у Михана а-а... такого врага, чтоб подставил...
- Значит, есть... Трупик один нашли. С дыркой в башке. а в кармане у трупика - твоя визитка. Вот так-то. Погибший, кстати, тот, чьи ботинки мы нашли у деда, пришедшего к тебе в ресторан... Погибший - это Кузнецов...
Зав пару секунд лицо Михана стало чернее шахтерского, каким оно бывает после смены в забое. Он просрежетал зубами, явно истончив их на миллиметр, не меньше, и все-таки ответил. Но только вопросом:
- Визитка, а-а... говоришь?
- Да. Ты что, коммерсантом заделался?.. Давно?
- А что, а-а... нельзя?.. Это ворам в законе а-а... западло, а мене никто а-а... не короновал. Хочу - торгую, хочу - а-а... банкую...
- Капитал-то есть? - ухмыльнулся Селиверстов.
- Не бедные.
- Ну, ладно. Про бизнес разговаривать не будем. Мне это неинтересно. Мне другое интересно: ты давно эти визитки отпечатал?
- С месяц а-а... назад.
- Много раздал?
- Чего они, номерные, что ли?!
- А все-таки.
- Ну, штук а-а... тридцать роздал... Братве там, барышам, кошелкам а-а... новым...
- Кузнецову не давал?
Хитро, ох как хитро подкинул Селиверстов алиби. Если бы уцепился в него Михан, перестал бы он видеть в нем свое отражение.
- Не знаю я никакого а-а... Кузнецова! - огрызнулся Михан, и на душе у майора отлегло. - Я даже тому Кузнецову, что из братвы, а-а... еще не дал... Точно помню... А ты про какого а-а... лоха...
- Ну, на лоху он, предположим не тянул. Все-таки папа - миллионер. И вообще, Михан, ты запомни: об умерших или хорошо, или ничего...
- Это у вас а-а... так. А у братвы свои а-а... законы... Мы после кабака в сауну а-а... к девкам должны были а-а... катить. А ты всю а-а... малину испортил... Я спать хочу. Отпусти, а-а... начальник.
- Значит, кому раздавал, не помнишь?
- Я уже а-а... сказал, - отвернулся Михан.
- А если по месту?.. Березовским раздавал или в Красноярске тоже?
- Да чего ты пристал!.. Дай лучше закурить!
- Я не курю.
- Оно и видно.
В очередной раз горько вздохнув, Селиверстов наклонился на стуле вправо, открыл верхний ящик стола у соседа, выскреб оттуда пачку "Кэмел" и шлепнул ее на стол перед Миханом.
- Угощайся. Твои любимые.
- А огонек? - обрадовался задержанный. - Твои псы у меня даже а-а... зажигалку, отобрали. Между прочим, а-а... "Крикет". По ящику из Москвы а-а... показывали, что лучше ее на свете а-а... нету...
- Меньше рекламе верь, - положил Селиверстов рядом с пачкой спичечный коробок. - У меня во-он по тебе сразу три рекламы: ботинки, окурок и визитка. Хочешь, чтоб я поверил?
Зажженная сигарета опустилась в ослабевшей руке Михана. То ли он только что проснулся, то ли дошло до него, что визитка - это уже серьезно, но только в глазах появилась осмысленность. Их будто бы осветили изнутри.
- Значит, мокруху, а-а... мне шьете?.. Без понта?
- Без него самого... Въехал, родной?
- И никакой а-а... отмазки?
- Никакой.
- Неужели это а-а... они? - вслух подумал Михан.
- Кто? - так же лениво, словно о совсем ненужной вещи, спросил Селиверстов.
Наполовину выкуренная сигарета зависла над спичечным коробком, и Михан тут же раздавил ее об него. Так не докуривают даже новые русские.
- Не-е, на-ачальник... Западло а-а... будет... Я - не шестерка...
- Тогда загремишь, милый, на пятнашку... Или на "смерть в рассрочку"...
Так звали пожизненное. Михан замер, минуты три, долгих-предолгих три минуты подумал о чем-то своем, ему одному известном, повернулся к свету, режущему глаза через грязные стекла кабинета, и удивленно спросил:
- Дождь, что ли, а-а... кончился?
- Еще вчера.
- Надо же... А я думал а-а... все, кранты, до первого снежку а-а... лить будет...
Селивестров молчал, сверля взглядом дырку на столе. С год назад он дал перьевую ручку одному такому михану расписаться в протоколе допроса. Так тот с замаху врезал острием прямо по руке Селиверстову. Как он успел развести пальцы, майор даже не помнил. Ручка ножом раскачивалась между мизинцем и безымянным, и только шрам на перепонке, небольшой, на пару миллиметров, шрам остался на память о психопате. С тех пор Селиверстов начинал ведение протокола только после полной раскрутки. Лист бумаги - это тот же микрофон. Когда интервьюируемый его видит, он забывает половину слов.
- Можно еще одну? - показал на оранжевого верблюда Михан..
- Кури. Все равно не мои...
- Га-га, - показал он в улыбке гнилые зубы. - Вот это а-а... по-нашему!.. Раскурился?
На середине сигареты глаза Михана стали еще прозрачнее. Его будто бы кто изменял по ходу встречи, но изменял так медленно, что у Селиверстова могло не хватить терпения.
- А-а, ладно! - отогнал он дым от лица. - Беспредел - он и есть а-а... беспредел... Не по-нашему это... Ты суд над нашими а-а... березовскими мокрушниками помнишь? - спросил он Селиверстова.
- Это пацаны, что из-за копейки могли убить?
- Да-а!.. Пацаны!.. Там всякие были!.. Судили их, судили да не всех а-а... и не тех а-а... посадили...
- Не верю. Там хорошие оперативники работали, - защитил соседа, сигареты которого курил Михан, Селиверстов. - Все чисто. Кто орудовал, всех посадили...
- А главного-то и не взяли! - огрызнулся Михан. - Так-то!
- Хочешь сказать, что его убийства кто-то из сопливых на себя взял?
А это вы сами а-а... ковыряйтесь. А только я знаю, что а-а... самый крутой беспредельщик а-а... земельку на волюшке а-а... топчет. Он и ко мне а-а... нос совал, в контору а-а... на хлебное место а-а... просился. Не взял я в братву его... Мне волки а-а... не нужны...
- И ты считаешь, что вашей ссоры достаточно, чтобы тебя подставить? А дед, а ботинки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67