- Это ваш багаж, мистер Барташевский? - голосом робота спросил негр, который потолще. Первый вопрос тоже задавал, кажется, он.
- Да. Вы правы. Два чемодана и спортивная сумка.
Сумка, произнесенная им как "бэг-г", лежала поверх чемоданов. Ее черные бока лопались от натуги и делали ее похожей на голову негра, раздувшего щеки. Во всяком случае, Жора Прокудин по телеку видел такую дынеобразную голову у одного из негров, играющих в баскетбол.
- Мы хотели бы в вашем присутствии осмотреть ваши вещи, - нехотя произнес все тот же полицейский.
Второй упрямо жевал то ли жвачку, то ли собственные губы. Он выглядел человеком, который меньше всего в жизни любит досматривать чужие вещи.
- Досмотреть? - заволновался Барташевский.
Ничего недозволенно для ввоза в блаженную Америку у него не было. Это он помнил точно. Но он только сейчас заметил, что оба негра - лысые, а, точнее, налысо обриты, и ощутил к ним легкую ненависть. Во всяком случае, безразличия, испытанного в самом начале их знакомства уже не было.
- У вас есть санкция на обыск? - поинтересовался он.
- Досмотр в нашем присутствии сделает представитель таможни, переложил отвественность на чужие плечи толстый полицейский.
- Ну хорошо... Смотрите, раз положено, - сдался Барташевский.
Вместо таможенника к сумке подошел жвачный полицейский. Он легко сорвал ее с горы чемоданов, прожужжал замком-молнией и ловким движением, словно фокусник, выхватил из нутра пакетик с белым порошком. На глаз он весил не больше пятидесяти граммов.
"Босс совсем шизанулся, - вяло подумал Жора Прокудин. - Зачем
он повез в Штаты зубной порошок?"
Полицейские обменялись торжествующими взглядами. Худенький таможенник стоял с безразличным лицом. К нему от соседней стойки подошла девица в такой же форме со смешными погончиками на плечах. Слов произнесено не было. И от этого у Жора Прокудина похолодело внутри. Он понял, что это за порошок.
- Йе-эс! - громче обычного сказал толстяк.
- Йе-е-а! - по-спортивному громко ответил ему жвачный коллега.
Это было единственное слово, которое услышал от него Жора Прокудин. Вполне возможно, что он не услышал бы и второго, останься рядом с негром еще на сутки. У жвачного полицейского был чуть кривоватый нос, и он напоминал Топора именно этим носом. Хотя, возможно, не только носом, но и губищами. Но не настоящего Топора, а с фоторобота приморской милиции.
Щелкнув перочинным ножичком, толстяк на глазах у всех осторожно воткнул лезвие в пакетик, вынул его оттуда, понюхал острие ножа и, все так же рыкая, произнес любимую фразу полицейских всего мира:
- Вы арестованы, мистер Барташевский!
- В чем дело? - ошалелыми глазами смотрел на кончик ножа бывший коммерческий директор. - Это не мое! У меня не было в сумке этого пакетика!
- Вам предъявлено обвинение в перевозке наркотиков в Соединенные Штаты Америки. Вы можете не отвечать на наши вопросы. Это ваше право. Кроме того, вы имеете право нанять адвоката. Если вы стеснены в средствах, полиция предоставит вам бесплатного адвоката...
- Какие наркотики?.. Какой адвокат?.. Что происходит?.. Это съемки скрытой камерой?
Барташевский таял на глазах. От его величия осталась лишь
прическа. Но кожа под нею, судя по всему, так взмокла, что и
причесочка вполне могла сползти с нее на пол. Жора Прокудин был
единственным из присутствующих, кто знал тайну Барташевского. Его
красивая прическа была не более чем париком. Великолепным,
добротно сделанным париком.
- Я требую объективного расследования! Я требую консула Российской Федерации! - и вдруг замер.
Жанетка сделала шаг от него и прижалась к Жоре Прокудину. Без шиньона ее волосики выглядели куце и беспомощно. Если в самолете Барташевский воспринимал ее с иронией, даже с презрением, то теперь он ей позавидовал. У полицейских почему-то не было ни малейшего желания копаться в вещах его спутников.
- Дегтярь! - уже по-русски выкрикнул он и под щелчки наручников на запястьях заорал Жоре Прокудину, заорал несмотря на то, что стоял всего в трех шагах от него: - Это - Дегтярь! Это козел без пальца! Он подставил меня!.. Он!.. Он!.. Он!.. Жаирзиньо, сделай все, чтобы вырвать меня из полиции! Спаси меня! Ты слышишь! Спа-аси!
- А как? - развел тот руками.
- Это - Америка! У них можно оставить залог за задержанного! Тогда меня выпустят! Оставь!
- У меня сущие копейки, - вроде бы случайно коснулся он кармана брюк.
В них объемно и приятно ощущался кошелек с семью тысячами долларов.
- Получи по моей кредитке! Там - все наработанные по Рыкову деньги! Там - и мои деньги!
- Следуйте за нами! - дернул за наручники толстый полицейский.
Ему уже порядком надоел белый здоровяк, кричащий на непонятном, совсем не рыкающем языке.
- Мистеры полисмены! - взмолился Барташевский. - Разрешите мне передать господину его пластиковую карту! Она оказалась у меня совершенно случайно!
Жвачный посмотрел на толстяка. Тот лениво кивнул, и Барташевский не стал ждать слов. Он потянул руку негра своими двумя руками к боковому карману пиджака, достал оттуда бумажник, а Жоре Прокудину показалось, что его достали оттуда пухлые ручки негра.
- Возьми вот здесь, в отсеке для кредиток! - протянул Барташевский к Жорику развернутый бумажник. - Вот эта, пестренькая!
Других кредиток в портмоне не было.
Двумя пальчиками, как горящую бумажку, Жора Прокудин вытянул из щели пластиковую карточку и опять вздрогнул от истеричного крика Барташевского:
- Запиши код! Без его набора банкомат не выдаст наличные!
Жвачный полицейский, уставший от крикливого русского и от неизвестного ему языка, больно дернул пленника за наручники, и Барташевский взвился:
- Ой, ма-амоньки! Бо-ольно!.. Жорик, я тебя умоляю! Запомни код! Запомни!
Он выпалил его под толчки в спину и, закончив, тут же начал повторять сначала. Полицейские волокли его за руки, и Барташевский не мог даже обернуться. Его медальный профиль в глазах Жоры Прокудина все сужался и сужался. Барташевский будто бы исчезал из его жизни. Исчезал навсегда. И когда окончательно исчез за дверью, Жора, не сдержавшись, произнес:
- Пора линять.
- Жора, что произошло? - прошептала на ушко Жанетка. - Неужели он вез наркотики?
- Он назвал фамилию. Какую он назвал фамилию? Пушкарь? Скобкарь?
- Кажется, Дегтярь... Да - Дегтярь...
- Ты такого знаешь?
- Нет. Первый раз слышу.
- Без пальца, - повторил Жора Прокудин и осмотрел свою целую пятерню. - Он уже как-то говорил по телефону про сыщика без пальца. Он шел по нашему следу. Значит...
- Бежим отсюда, милый, - взмолилась она. - Бежим...
Жора знал совсем немного английских слов. Не больше тридцати-сорока. Половину из них он сказал таможеннику. Скорее всего, получилась абракадабра, но негр-таможенник улыбнулся, посмотрел на подошедшую к нему девицу-таможенника и шлепнул какой-то важный штамп на его бумаги. Путь к свободе был открыт. Америка впустила их на свои необъятные просторы.
- Бежим, - вцепилась в руку Жанетка.
- Мы пойдем. Сейчас, - успокоил он ее.
Таможенник отрыжкой произнес что-то, и Жорик в ответ по-дурацки, по-барташевски улыбнулся всеми своими зубами. Они у него были неважнецкими. С детства.
- Что он сказал? - дохнула испугом на ушко Жанетка.
- Он восхищен твоей красотой. Говорит, что в Америке нет ни одной актрисы, даже в Голливуде, с таким личиком. У них бабы, говорит, сплошные крокодилы.
- Серьезно? Он же всего два слова брякнул...
- Иногда для выражения восхищения хватает и одного.
Забросив на плечо свою единственную поклажу - черную кожаную сумку, купелнную еще в Приморске, сумку, пахнущую почему-то общагой военного университета, то есть пахнущую украинским борщом и жареной картошкой, Жора Прокудин понес отечественные запахи сквозь ледяной импортный воздух аэропорта, нагнетаемый мощными кондиционерами и у него возникло чувство, что он попал на другую планету.
Первый же банкомат они нашли в здании аэропорта. В Москве Жора пользовался им не больше трех раз и уже ничего толком не помнил. Кнопок на нем было больше, чем на аккордеоне.
- Тяжелый случай, - вздохнул он над молчаливым электронным чудовищем.
- Извините, вы не с Додиком вместе летели? - навис над ним худющий джинсовый парень с влажными глазами.
- Не-ет, - совсем не чувствуя расположения к незнакомцу, ответил Жора Прокудин.
- Но вы только что прилетели из Москвы? - не унимался худющий.
Его нижняя губа висела почти до края подбородка. На секунду было впечатление, что в эту губу вшит кусок свинца. Еще в детстве. Просто парень не знает об этом и до сих пор мучается.
- Да, из Москвы, - ответила Жанетка. - А что?
- А вы не заметили в салоне такого курчавенького человечка? Невысокенького?
- Нет, - одновременно ответили они оба.
Впервые в жизни Жора говорил одновремнно с кем-то правду. И этим человеком оказалась Жанетка.
- Ну что? - из гулкой глубины аэропорта приблизился к ним среднего роста мужичок.
Он был весь какой0то серый. И лицо, и рубашка, и джинсы на нем были серые. Только взгляд непонятно какого цвета глаз удивлял своим странным блеском. Глаза будто бы пытались осветить фигуру, но никак не могли перебороть общий фон.
- Эти господа не видели Додика, - всплеснул руками долговязый.
Его нижняя губа при этом дважды дернулась. Жоре опять стало жалко парня.
- Это просто трагедия! - с необычной для серого человечка страстностью произнес он. - Это просто-таки "Гамлет"! Тетя Соня не выдержит такого удара! Неужели его не выпустили из Москвы?! Сейчас есть невыездные из страны? - обратился он к Жорику.
- Вроде нету. Сейчас демократия.
- В Латинской Америке тоже демократия, - не согласился серый человечек. - А правят генералы. И сплошные перевороты!
- Ты все перепутал, - влез худющий. - Перевороты сейчас - в Африке.
- И у них тоже есть! Слушайте, - встрепенулся серенький. - Я вижу, вы никак не осилите банкомат. Вам помочь?
- А вашего Додика не прозеваете? - обернулся к залу Жора Прокудин.
По нему ходило немало коротышек с курчавыми волосенками на головах. Они все выглядели додиками.
- Я почему-то думаю, что он перепутал рейс, - уверенно решил худющий. - Он всегда, еще как мы жили в Одессе, путал номера рейсов. Подождем следующий самолет...
- Давайте вашу карточку. Я покажу, как снять сумму, - протянул холенуб ладонь серенький.
- Я сам, - медленно воткнул ее в щель Жора Прокудин, и банкомат беззвучно всосал карточку в себя. - Вы только покажите, что нажимать...
- Вот здесь, - заслоняя от Жоры пульт, всунул свое перекрученное тело худой. - Вот эту кнопочку сначала.
- А потом вот ту! - сунул и свое тело между Прокудиным и худым серый человечек.
- Ай! - вскрикнул Жора. - Вы мне на ногу наступили!
- Извините, мистер... Извините, - по-рабски залепетал серенький.
Он вырвал свое тело, вбитое клином между Жорой и худым, но вырвал как-то так неудачно, неуклюже, вновь наступив Прокудину на ту же самую ногу и на те же самые пальца.
- Больно же, ко-озел! - вскрикнул пострадавший и поневоле приподнял ступню над полом.
Сначала полегчало, а потом боль вернулась еще более сильной.
- Я там ногу натер, а ты...
- Ради Бога, извините, - спиной вперед отступал от него серенький, по молитвенному прижимая сразу обе ладони к груди.
- А теперь набирайте код, - напомнил со спины худой. - Не бойтесь. Мы не будем его смотреть... Боже! Это же Додик! Саша, смотри, вон там идет Додик! С чемоданом! Он все-таки приехал!
- Где? - обернулся серенький и вдруг вскинул левую руку над головой в приветствии. - До-одик, мы зде-есь!
Правую он почему-то упрямо держал у груди. Может, боялся, что от воления на пол вылетит сердце.
Серенький понесся в глубину зала, смешно выворачивая ноги в стоптанных кроссовках. Жора смотрел на их подошвы и ненавидел именно эти кроссовки. Его натертые пальцы до сих пор обиженно ныли, вспоминая боль. Худой бросился чуть правее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67