Только берега уходят не вниз, как у обычной реки, а вверх, к потолку павильона. Все, что наспех пошито на частных фабриках, фабричках, а то и просто в кустарных мастерских захолустных турецких городков, шпалерами висит вдоль стен.
-- Девушка, у нас есть плащ именно для вас! -- одновременно слышится от трех продавщиц в разных углах павильона. -- Настоящая "Италия"! Вот посмотрите выделку с изнанки!
Некоторые упрямо верят, что это "Италия", хотя ни один торгаш не привезет сюда из Италии "кожу", от цены которой даже у нового русского округлятся глаза.
-- Молодой человек, купите даме шубку!
-- Зима кончилась, -- лениво бросает молодой человек с лицом пенсионера.
-- А вы заранее, заранее!
-- Посмотрите, какая кожа у моего плаща! Чистый ягненочек!
-- Так с него уже краска, извините, на попе обсыпалась!
-- Ничего подобного! Это же крэк! Он весь -- пятнами! Так положено!
Но самое поразительное в павильоне -- это не тысячи плащей, курток, жилеток или песцовых шуб, а стульчики продавцов. Вы нигде не найдете на земном шаре таких маленьких стульчиков. Такое впечатление, что они когда-то были большими, точнее, нормальными по размерам, но потом, все сжимаясь и сжимаясь от жуткого вида людского потока, стали крохотными-крохотными. Машенька из сказки про трех медведей очень обрадовалась бы подобному стульчику.
Такое же миниатюрное создание стояло и под плотными рядами мужских курток. Его хиленькие металлические ножки еле выдерживали центнер веса Кравцовой.
С утра она продала уже четыре куртки: три "бобочки" и одну "три четверти". Место, говоря тушинским жаргоном, было "отбито", то есть двести тысяч дневной арендной платы добыты, а сверх этого грели карман еще и полмиллиона прибыли. С этих денег еще, правда, требовалось отстегнуть камере хранения и охранникам рынка. Камере хранения -- официально, охранникам -- чтоб любили. Но даже с учетом будущих трат день получался неплохим, и можно было выкроить из него пять минут на обед.
Не успела она откусить полбутерброда с сыром и запить его мутным какао из термоса, как от людского потока отделилось нечто огромное, серое, небритое и заслонило собою свет. Профессиональное чутье подбросило Кравцову со стульчика. Он облегченно вздохнул, тоненько скрипнув всеми своими металлическими сочленениями, и тут же принял на свою узенькую спину недоеденный бутерброд и термос.
-- Что вас интересует? -- расширив лицо сладкой улыбкой, снизу вверх спросила Кравцова.
Любезность продавца -- один из самых сильных способов выражения ненависти к покупателю. Но большинство пришедших на рынок об этом даже не догадываются.
-- Вам нужна длинная куртка? -- не убирала улыбку со щек Кравцова. -Есть криспи. Потрясающая кожа! И есть ваш размер. У вас же -- два икс эль?
Огромное, серое и небритое наконец-то перестало жевать и ткнуло в самую большую куртку, висящую на центральной цепи.
-- Эта, што ль?
-- Ну что вы! -- всплеснула пухлыми ручками Кравцова. -- Это же только икс элечка! Примерно пятьдесят второй размер. И это не криспи, а нубук. Вашу куртку я сейчас достану.
Она с цирковой ловкостью развернулась на крохотном пятачке между торговыми рядами и покупателем, согнулась и по пояс нырнула в кожаные куртки. В огромной сумке за ними лежали неходовые размеры: эски -- самые маленькие и два икс эльки -- самые крупные.
Заработавшая в прежнем ударном темпе челюсть здоровяка снова замерла. Его маленькие серые глазенки завороженно смотрели на зад Кравцовой. Она совершала загадочные движения руками за рядами курток, а рыхлые ягодицы, отзываясь на эти движения, выписывали нечто похожее на ламбаду. Черная юбка готова была лопнуть по шву, и здоровяк помимо своей воли потянулся к танцующему заду, но Кравцова с резвостью пингвина, вылетающего из воды на айсберг, выбросила себя из кожаной проруби и протянула гостю нечто похожее на двухместную палатку.
-- Вот пожалуйста! Ваш размер. Два икс эль. Настоящий криспи.
На сером лице покупателя не дрогнул ни единый мускул. Он уже не
мог воспринимать Кравцову целиком. Перед глазами все еще плясали
ламбаду две округлые черные подушки, и он даже посмотрел на то
место, куда еще недавно ныряла продавщица. Казалось, что ее
подменили, а настоящая, с бедрами, спряталась за куртки.
-- Снимите пальто. Примерьте, -- предложила Кравцова.
Мужик молча сбросил с себя темно-серое, почти до пола длиной, пальто, с сопением всунул по очереди руки в рукава и не успел опомниться, как быстрые пальцы Кравцовой забегали по куртке. Они расправили воротник, подобрали изнутри кулиски, прожужжали "молнией" и резко, но не настолько резко, чтобы обидеть покупателя, одернули кожу.
-- Как на вас шили! Отлично сидит! Скажите, девочки!
Последнее обращение адресовалось всем соседкам-продавщицам сразу, и те, как бы ни были они заняты сами, почти одновременно взвизгнули:
-- Отлично сидит!
-- Вы сразу стали солидней, -- продолжала атаку Кравцова.
На поясе у покупателя, когда он снял пальто, она заметила пухлый поясной кошелек. Такому герою можно было грузить с ходу двойную цену, и он бы даже не вякнул.
-- Вот видите эти крупные пупырышки, -- провела по коже Кравцова.
-- Эта выделка называется криспи. Она создает очень прочную и
вместе с тем очень мягкую кожу...
Она хотела сказать что-нибудь про Италию, но передумала. Наверное,
потому, что покупатель впервые подал голос.
-- А как он того... на улице смотрится?
-- Еще лучше, чем здесь! -- отработанным ответом парировала Кравцова его вопрос.
-- Тогда это... пошли того... посмотрим...
-- С удовольствием.
Она обернулась, посмотрела на кашемировое пальто, которое лежало залогом на трех стульчиках сразу, ее и соседок, крикнула этим же соседкам: "Присмотрите, девочки!" -- и пошла сквозь толпу за кожаной спиной метровой ширины.
На улице здоровяк не стал останавливаться, как это обычно делали покупатели, а ходко пошел вдоль стены эллинга. Кравцова, хорошо помня, что сегодня -- суббота, а значит, все выходы с рынка перекрыты охранниками, сразу не ощутила беспокойства. И только лишь когда покупатель дошел до угла эллинга, нервно вскрикнула:
-- Здесь уже хорошо видно! Куда вы?!
Куртка исчезла за поворотом, и Кравцова ощутила в душе смесь тревоги и ярости. Она побежала, скользя подошвами по сочной весенней грязи, завернула за угол, и тут же что-то большое и сильное швырнуло ее на стену эллинга. От гула стало больно в ушах. Кравцова оттолкнулась спиной от холодной рифленой стены, но все то же большое и сильное вновь припечатало ее к металлу.
-- У нас к тебе, сучка, один вопрос, -- совсем не голосом здоровяка спросила вдавливающая ее в эллинг сила, и Кравцова скорее удивленно, чем испуганно, вскинула голову.
Только теперь по свежему запаху кожаной куртки она поняла, что на нее давит своей тушей все-таки здоровяк-покупатель, а говорит невысокий, видимый из-под мышки амбала парень.
-- Что ты насиксотила ментам? А? -- спросил он красивым, чуть вибрирующим голосом.
-- Я не... не могу ды... дышать... От...пусти...
-- Отлипни, Лось, -- скомандовал парень.
Черное, пахнущее кожей, плитой отъехало в сторону. Рот Кравцовой
стал жадно хватать воздух, а голова сразу начала думать, думать,
думать. Голова искала спасения и пока что его не находила. С этой
стороны павильона не было торговых рядов, а единственные видимые
отсюда продавцы-вьетнамцы вряд ли могли помочь. Они бы сами со страху разбежались. Нужно было склеить в одно целое не меньше семи вьетнамцев, чтобы получить одного... как его?.. Быка?.. нет, Лося...
-- Так что ты рассказала ментам? -- покручивая на пальце ключи от машины, мягко спросил маленький.
В его голосе совсем не было злобной жилки. Но это страшило сильнее всего.
-- Я ничего... Я только видела, как кто-то шел... Ну, шел к тому певцу... Но это я так, ребята... Ничего толком... Я же ничего не видела...
-- А чего ж тогда ты к ним еще раз ходила?
-- Я не сама. Они приказали... Он ко мне один приходил, а потом вызвал на допрос...
-- Как его фамилия?
-- Я не запомнила... Имя только... Павел имя его...
Здоровяк и малыш переглянулись. И оттого, что ничего после этого не произошло, Кравцовой стало страшно до боли в коленках. Если бы не гигант, стоящий слева и мощно, по-пылесосному дышащий ей в щеку, она бы одним ударом сшибла коротышку и била бы по затылку, пока он не потерял бы сознание. С мужем у нее так уже получалось. И не раз.
-- Короче, слушай, -- после паузы продолжил маленький. -- Позвонишь своему Павлу...
-- Он не мой...
-- Позвонишь своему Павлу и скажешь, что ты отказываешься от предыдущих показаний. Врубилась? Въехала?
-- Он... он не поверит.
-- Почему?
-- Они уже ищут людей в тех куртках... Они...
Кравцова онемела. Полумрак смурного апрельского дня, еще сильнее сгущенный тенью с этой стороны эллинга, дрогнул, точно грязная вода в бутылке, и стал светлеть. Солнце, пробившись из-за облаков, разбавило его, и Кравцова наконец-то разглядела покрой куртки у маленького. Он был точно таким, как на левом мужичке из той пары, что поднималась по лестнице к Волобуеву. Кравцова чуть не вскрикнула: "А-ну повернись-ка спиной!"
-- Дай нам телефон Павла, -- потребовал маленький.
Она торопливо продиктовала его, но никто не стал записывать.
-- А теперь вали к своей "коже" и не высовывайся. Въехала? -- уже злее произнес малыш и, резко развернувшись, ходко пошел вдоль стены эллинга.
На его рукаве-реглане со стороны спины лежало грязное пятно. Только сейчас Кравцова вспомнила его. В описании, которое она дала милиционерам, пятно отсутствовало. Но сейчас оно появилось и остро напомнило о том, что она все-таки видела его в день гибели Волобуева.
За малышом двинулся и здоровяк. Правда, Кравцова его самого уже как бы и не видела. Перед глазами раскачивалась ее куртка из кожи сорта криспи. Куртка удалялась, и убыток от ее пропажи оказывался столь огромен, что ее не могла покрыть никакая субботняя прибыль.
-- Стой...те! А куртка?! -- бросилась она вдогонку, но куртка понеслась еще быстрее.
-- Сто-о-ой! -- взвизгнула Кравцова и с ужасом увидела, как здоровяк прошел через турникет мимо охранника, а тот лишь почтительно отступил в сторону.
-- Он... куртка... он... куртка...
Беспрестанно повторяя эти два слова, она добежала до турникета. Горло отказывалось издавать крик. Горло было заодно с ворами.
-- Там... он... куртка... -- еле прохрипела она охраннику.
Тот безразлично посмотрел на нее. Специальной формы у торговцев не существовало, и охранник не мог понять, как воспринимать эту толстую тетку с малиновым лицом: как своего или как чужого?
-- Чего у тебя? -- недовольно спросил он.
А с той стороны Волоколамского шоссе, из подземного перехода выплыла наверх, в людской поток, ее куртка. Она совершенно не затерялась в толпе. Она была вся на виду. Она будто звала к себе хозяйку.
И Кравцова бросилась за ней прямо через шоссе. Она не видела
ничего, кроме куртки. И когда справа ударило что-то твердое и
жесткое, она еще успела подумать, что сдуру засунула в карман
именно этой куртки пояс от другой...
Через минуту на шоссе уже стояла пробка, а прибежавший от станции метро милиционер пытался разыскать свидетелей. Одни говорили, что сбил ее "москвич", другие -- что "жигули". Так всегда бывает, когда ни один свидетель-пешеход не разбирается в марках.
А в это же самое время в одном из соседних дворов остановилась среди скопища других машин, плотно забивших землю, подержанная "Тойота". С водительского места выбрался красивый парень в коричневой куртке из крэка, дрожащей рукой захлопнул дверцу и хрипло посоветовал еле выползшему с места пассажира маленькому человечку в черной куртке из вареной кожи:
-- Сгоняй за пальтишком Лося.
-- А если...
-- Да не менжуйся ты! Пока в павильоне про эту тетку узнают...
Они завернули за угол дома, и красавчик прощально посмотрел на иномарку с помятым бампером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66