-- Мое?
-- Да, твое. Ты же все-таки бывший милиционер. Знаешь про такие штучки.
-- Слышать-то слышал, но вот так, вживую... впервые. Где-то в сводках читал о подобных методах...
-- Сводки лучше читать, чем в них попадать, -- философски изрек Эразм и, с грохотом упав спиной на кровать, застонал: -- Еханый бабай! Чо у них внутри матрасов? Надгробные плиты, что ли? Я почки, мля, отбил...
Санька еще раз прочел протянутую ему Виталием записку, посмотрел на присевшего наконец-то Игорька и почему-то ему одному пояснил:
-- В любом следствии всегда есть самая очевидная версия и самая невероятная. В итоге выясняется, что верна либо та, либо другая. Серединка-наполовинку -- не в счет. А если по статистике, то в девяти случаях из десяти побеждает самая очевидная версия. Это у Агаты Кристи наоборот. А в жизни ни один ее сюжет невозможен.
-- И какая самая очевидная версия?
-- Да чего тут судить! -- снова вскочил Игорек. -- Это наезд! Думаете, в Приморске своих бандюг нет?
-- Они везде есть, -- сонно выдохнул Виталий. -- Даже в Антарктиде...
-- Не гони! -- чавкая арахисом, встрял Эразм. -- Я в годы трудовой молодости с одной группой на Южный полюс летал. Туда бортом из Питера смену везли. А нас взяли для культурной программы. Не было там бандитов. Они б там все свои конечности поотморозили...
-- Я думаю, дело не в этом, -- вернул Санька записку Андрею. -
Скорее всего, нас хотят устранить как конкурентов на этом...
-- "Голос моря", -- напомнил Эразм. -- В море ежели потонешь, то
никакого голоса не издашь.
-- Конкуренты? -- опять покомкал лоб морщинами Андрей. -- Значит, нас считают вероятными претендентами на победу?
-- Там, где я, там всегда победа! -- объявил Эразм.
-- Помолчи... Но я просматривал списки. Там приличные ребята. Без уголовного прошлого.
-- А где списки? -- сел на кровати Эразм. -- Наверно, на асфальте легче спать, чем на этом дерьме. Я ж не йог!
Защелкали замки чемодана под пальцами Андрея. Когда крышка все-таки открылась, он схватил лежащую поверху пестрого артистического тряпья папку с веревочными тесемками, развязал их и достал сжатые скрепкой три листка бумаги. Он держал их так трепетно, будто на них было записано его будущее.
-- Дай сюда! -- хапнул бумаги Эразм и встряхнул их, словно только что выстиранный платок. -- Какой у нас номер?
-- Тринадцатый.
-- Хуже нельзя.
-- Да при чем здесь номер! Участников записывали по мере поступления заявок...
Освободившиеся от очков глаза Эразма, упиваясь светлым и ярким миром, пробежали по строчкам и ни за одну фамилию не зацепились.
-- Сопледоны какие-то. Никого не знаю.
-- Зато я знаю, -- отрубил Андрей.
Его небритое лицо за время разговора прямо на глазах стало еще небритее. А может, просто резче легли тени в морщины после включения люстры.
За окном как-то резко, враз, потемнело. Видимо, на юге солнце отключают быстрее, чем в Москве. Щелк -- и уже полночь. А вечера вроде как и не было.
-- Ну, вот номер первый, -- объявил Эразм. -- Группа "Ася и Бася". Санкт-Петербург. Что это за звери такие?
-- А-а, это я знаю, -- подпрыгнул на кровати Игорек. -- Это
попсушники. Лам-цам-дри-ца! Они в Питере по ночным клубам поют.
-- А то мы не пели, -- укоротил его Виталий.
Укоротил и сразу опал лицом. В это время суток в Москве, если не было концерта, он бы спал и видел десятый сон. А здесь наяву шел фильм ужасов. Причем ужаса еще никто не ощутил. На него просто намекали.
-- Нумер увторой, -- корявя слова, выговорил Эразм. -- Гражданин кавказской национальности Леня Джиоев. Почему-то из Ставрополя. Может, это его люди наехали?
-- Это бард, -- задумчиво ответил Андрей. -- Хороший парень. Фальшивит здорово. Его, конечно, кто-то деньгами подпитал. Иначе б его даже по записи песни не пропустили.
-- А ты наши записи тоже давал? -- удивился Санька.
-- А как же! "Воробышка".
Саньке почему-то стало стыдно. С тех пор, как Андрей заменеджерил, он многое делал не спросясь. На конкурс послал заявку сам. Странного Эразма, больше похожего на хиппи в отставке, чем на классного, как он уверял, гитариста привел в группу тоже сам. И теперь, оказывается, заявил на исполнение песню "Воробышек", от которой Саньку уже тошнило. А если они провалят конкурс, что более реально и более приземленно, чем море цветов и звуки бравурного марша в честь победы? И что тогда? Тогда получится, что виновата его песня.
-- Может, какую другую споем? -- попросил он.
-- Конечно споем. -- Покачал Андрей лысой головой, и ее тень на истертых обоях комнаты тоже покачалась. Только с гораздо меньшей амплитудой. Тени явно не хотелось, чтобы прозвучало что-нибудь еще, кроме "Воробышка".
-- Номер третий, -- уже без выпендрежа объявил Эразм. -- Группа "Молчать". Хор-рошее название! Они что, немые?
-- Панки, -- объяснил немытому полу Андрей.
Он сидел, уперев локти в колени и обжав ладонями виски. Можно было подумать, что он собирался заплакать.
-- Панк-музыка -- это немодно, -- пошевелил плоскими ушами Эразм.
Они просвечивались насквозь. Как бумажные.
-- А они играют, -- все тому же полу пытался доказать свою правоту Андрей. -- Может, потому, что с Украины родом. Теперь, правда, как бы москвичи. Снимают квартиру, как и мы.
-- Хохлы -- это не конкуренты. Они "гэ" правильно произносить не умеют, -- объявил Эразм.
-- Я тоже хохол, хотя ни разу на Украине не был. Ну, и что?
-- Да. Мы в Кургане родились, -- напомнил об уже известном Игорек.
-- Ты тоже хохол? -- загадочно спросил Эразм.
-- Нет. Русский.
-- А я -- полуприбалт, -- зачем-то сказал он и поправил на голове шапочку с чудовищным рисунком. -- Но по духу -- шаман. Я даже как-то в трансритуальной группе играл. На Алтай выезжали. Вызывали духов гор своим бренчанием.
-- Вызвали? -- спросил Санька.
-- Не-а. Дождь шел. У духов, видно, с зонтами напряженка, -- Эразм громко выдохнул, прогоняя от себя прошлое, и без всякой связи с предыдущим продолжил: -- Группа "Вест-севенти". Калининград. Судя по лейблу, рэп?
-- Ы-гы, -- не поднимая головы и не открывая рта, одним только мычанием выразил согласие Андрей.
-- Следующая -- Жозефина. Рига. Что за цаца?
-- Не знаю, -- вскинул голову Андрей.
Покрасневшие виски отчеркивали измятый мыслями лоб. Чувствовалось, что он хотел сказать что-нибудь успокаивающее, но вместо этого потянулся к Эразму, вырвал у него список участников, сложил его вдвое и швырнул в чемодан, который до сих пор стоял с откинутой крышкой. Чемодан напоминал широко распахнутый рот, забитый кляпом из тряпья. А ему очень хотелось что-то сказать. Что-то очень важное.
Быстрым движением Андрей захлопнул крышку и по-военному сухо приказал:
-- Хватит болтать! Мы сюда приехали не для того, чтобы сразу уезжать. Завтра в восемь ноль-ноль -- репетиция. А сейчас -- спать!
Глава четвертая
ХОДЯЧАЯ КРОССОВКА
Раскладушка досталась Саньке. Короткую спичку из пучка, зажатого в кулаке Андрея, он вытянул первым. Остальным играть с судьбой уже не требовалось.
Эразм в пульке не участвовал. Его рост оказался первой льготой, которую он получил в жизни. Ощутив свою исключительность, он внаглую первым влез в ванную и первым смыл с себя дорожную пыль. Потом бережно уложил свое костистое тело на бетонную кровать, подтащил к подбородку одеяло, спрятанное в белый конверт пододеяльника и, несмотря на духоту, уже через пять минут наполнил комнату храпом.
-- Закон подлости, -- пояснил специалист по снам Виталий. -- Храпящий засыпает первым.
-- А бутерброд падает вниз маслом, -- добавил Игорек. -- И если начался грипп, то обязательно им заболеешь.
-- А когда стоишь на остановке, то первым всегда приходит не твой автобус, -- зевнув, присовокупил Санька.
-- Давайте спать, -- повторно скомандовал Андрей. -- И без ваших законов ясно, что если ждешь подляны, то она обязательно наступит...
Утром Саньку разбудил крик. Сначала почудилось, что кто-то заорал во сне, и он даже не открыл глаза, но голос повторился. В нем уже было больше удивления, чем страха, и Санька все-таки разлепил веки.
Комнату по диагонали рассекал солнечный луч. Его лезвие прошлось по кровати у окна и вонзилось в шкаф без дверей. Вонзилось точно в черную майку Эразма, с которой взирало на мир клыкастое чудовище -- порождение какой-то хэви-металлической группы.
-- Смотри, Андрюха, -- показывал пальцем на рассеченную лучом кровать Игорек. -- Кровь.
У него было такое лицо, будто он только теперь узнал, что внутри людей течет кровь.
-- Может, это краска? -- нагнулся над кроватью Андрей, и Саньке сразу захотелось встать.
Ничего не поделаешь. Человек -- самое любопытное существо на планете. До того любопытное, что вот-вот угробит себя и всех себе подобных в угаре любопытства.
-- Чего орете? -- еле вбив одеревеневшие ступни в кроссовки, прошаркал он к озадаченной парочке.
Только белоснежный холм, под которым замаскировался Виталий, мирно посапывал в стенку. Точно в розетку. От этого по комнате толчками пульсировал свист. Комната будто бы тоже спала и не хотела обращать внимания на людей, рассматривающих ее спящую часть, а именно -- кровать Эразма.
-- Надо же. Как тщательно застелена, -- провел взглядом по краю пододеяльника Андрей.
Он ровно надвое разрезал подушку. К нему можно было прикладывать портняжную линейку, и линейка оказалась бы более кривой, чем край пододеяльника.
Зевота выжала слезу из глаз Саньки. Он смахнул ее углом большого пальца, посмотрел туда, куда сейчас смотрели Андрей и Игорек, и второй зевок застрял у него в скулах.
На белоснежном пододеяльнике, почти посередине его красовался грязный отпечаток кроссовки. Точненько на том месте, где внутри кроссовки обычно находится мизинец, на отпечатке лежала бурая капля крови. Она уже засохла и почему-то напоминала ноготь, покрытый лаком.
Такая же подошва, но только менее четко, была отпечатана на подоконнике. И там место мизинца занимала бурая капля крови.
Самым интересным было то, что следы вели не из комнаты, а в комнату. Их тупые, размытые носы указывали строго по направлению между стоящими у кровати Андреем и Игорьком.
-- Правая нога, -- оценил оба отпечатка Санька. -- И там, и там.
-- Смотрите, -- первым заметил забившуюся под кровать кроссовку Игорек.
Белый нос кроссовки выглядел испуганным. Она будто бы сама спряталась от кого-то под кровать.
-- Ле-евая, -- достав ее оттуда, покачал на весу Андрей. -- Сколько же она весит? Полпуда?
-- А что ты хотел! -- удивился Игорек. -- Сорок седьмой размер.
Он как покраснел от удивления, так и хранил на лице один и тот же цвет. И теперь почему-то уже не ощущался рыжим. У него будто бы испугались и волосы тоже.
-- А где правая? -- заглянул под кровать Санька.
Здесь еще пряталась в углу ночь. Ничего, кроме пыли, которую не убирали, наверное, с момента постройки гостиницы, он не обнаружил.
-- Подошва кроссовки и отпечатка похожи, -- первым заметил Андрей. -Такой же рисунок. Смотрите. Вот квадратик и вот. Вот и вот.
-- И размер вроде тот же, -- пошевелил губками Игорек.
-- Не трогай простыню руками, -- не дал ему приложить кроссовку к отпечатку Санька. -- Ничего вообще больше не трогайте. Вдруг милицию придется вызывать.
-- Может, он хохмит, -- предположил Андрей и обернулся к двери.
Она не открылась и взаимностью не ответила. Долговязый хиппи Эразм упорно не хотел входить. Может, считал, что сцена не достигла апогея?
-- Вот это уже хуже, -- пробурчал Санька.
По-молитвенному сложив руки на груди, он протиснулся между кроватью и стеной, выглянул в распахнутое окно и с удивлением, которое, наверно, испытывал индеец от огня, впервые рожденного зажигалкой, увидел, что этажом ниже на подоконнике сереет точно такой же отпечаток кроссовки. Глаза сами дорисовали капельку крови на месте мизинца и скользнули ниже. Там тоже подоконник разрезал продолговатый след. Еще ниже, на первом этаже, кажется, еще раз осталось прикосновение правой кроссовки. На асфальте его уже не было. Там стояла урна, по кругу обсыпанная окурками, пустыми жестяными банками и цветными пактами от чипсов, арахиса и фисташков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66