Пацаны драг просили! Ну, вернут они долг!
-- Заткнись! Я сказал тебе, эту фамилию никогда не называть!
-- Все, Кошель! Могила! Больше не буду!
-- Ты покупателей на ЛСД нашел?
-- Обижаешь!
-- Чтоб к вечеру "бабки" были у меня. Иначе сам знаешь, что бывает...
-- Падлой буду!
Из конца коридора заставил Саньку вздрогнуть нервный голос Децибела:
-- Я тебя долго ждать буду?!
Стараясь не дышать, Санька отошел метров на пять от странных собеседников за дверью и только потом громко набрал воздуха в легкие. Сразу стало пусто в голове. Он молча взял из рук Децибела стакан с коричневым "пепси" на дне, в два глотка выпил его и совсем не ощутил облегчения.
-- А больше нету?
-- Нету! -- захлопнул Децибел холодильник.
Внутри белоснежного красавца озлобленно звякнули бутылки.
-- Пошли! Уже минута до стопа. А стопа быть не должно! Надо пафос давать под нон-стоп!
Закрыв комнату на ключ, он бегом бросился в сторону зала. Когда он свернул вправо, за угол, открылась уже знакомая Саньке дверь. Из нее вышли двое.
Один был худющим длинным парнем, очень похожим на пэтэушника. У второго на лице читались не меньше тридцати лет от роду и должность человека, привыкшего повелевать.
Когда Санька поравнялся с ними, то в старшем по вареной кожаной куртке сразу узнал клерка Серебровского, который занимался укрощением здоровяка в ночном клубе.
-- Здрасьти, -- не сдержался он.
По-зимнему холодные глаза парня даже не дрогнули. Он отвернулся к долговязому, посмотрел на его грязные кроссовки и властно произнес:
-- Чуть не забыл. Проскочи завтра до обеда по студиям. Надо нового барабанщика найти для "Мышьяка". Они через неделю уже по гастролям гонят...
Глава девятнадцатая
НОЧНОЙ МСТИТЕЛЬ
Павел сидел в темных холодных "жигулях" и думал о том, что Тимаков по характеру похож на женщину. С утра заявил в кабинете, что арестует Децибела, а к вечеру передумал. И вот теперь Павел ожидал ди-джея вместе с двумя офицерами из "наружки", а ждать и догонять, как известно, самое неприятное занятие на земле, хотя догонять Децибела они не собирались. Тимаков коротко приказал: "Следить!" -- и уехал домой на служебной "Волге".
-- На, -- протянул Павлу с заднего сиденья чашечку кофе один из "наружников". -- Согрейся.
В темноте кофе казался чернее смолы. От него струилось тепло и ощущение дома. Видно, парни из "наружки" так приспособились к своей нудной работенке, что даже ее превратили в нечто уютное.
Жадный глоток ожег горло и дернул, будто за нитку, зуб. Глаза болезненно закрылись, и в нахлынувшей темноте нерв медленно затих. В эту минуту Павел пожалел, что не родился акулой. У них, сволочей, оказывается, сколько раз зуб выпадет, столько раз и вырастет. Но Пашка родился человеком и такого редкого удовольствия был лишен раз и навсегда.
-- Лысый вышел, -- вырвал его из тьмы сиплый голос.
Со ступенек мячиком скатился Аркадий, впрыгнул в свою "Вольво" и с места газанул с резвостью матерого автогонщика.
-- Его не трогаем, -- тихо ответил Павел.
Зубу понравилась эта вкрадчивая негромкость, и он не стал огрызаться. А Павел не стал ощупывать языком левый верхний ряд, чтобы все-таки выяснить, какой же это гаденыш по номеру заныл.
-- Сегодня Серебровского не было, -- напомнил сидящий на водительском месте парень.
У него было усталое безразличное лицо. Казалось, что если бы Серебровский даже появился, он бы этого не заметил. Но Павел хорошо знал обманчивость этих безразличных лиц.
-- Курьер до сих пор не вышел, -- все так же глухо продолжил водитель.
-- Ты длинного имеешь в виду? -- принимая недопитую чашку от Павла, спросил парень на заднем сиденье.
-- Только он один пять раз входил и выходил из клуба.
Павел подсел в машину "наружки" пять минут назад, и весь этот диалог адресовался явно ему одному.
Музыка вытекала через узкие двери дома культуры на улицу и на издохе доползала даже до "жигулей", стоящих на противоположной стороне улицы. За пять минут она отыскала где-то внутри Павла ненависть и медленно, на странных дрожжах, поднимала ее все ближе и ближе к горлу.
-- Может, стекло поднимем? -- попросил он водителя.
-- Не положено по инструкции.
-- Ты про себя что-нибудь напевай, -- посоветовали с заднего сиденья. -- Тогда и уши эту отраву не проглотят.
-- Чего вы взбеленились? -- с хрустом потянулся в пояснице водитель. -- Раз молодежи нравится, значит, нормальная музыка. Мы тоже лет десять назад, когда такие же были, ламбаду танцевали, а по телику эти танцульки развратом считали. Ничего -- проехали.
-- В ламбаде хоть мелодия какая-то есть, -- пробурчал Павел. -- А тут одно и то же, одно и то же. По полчаса...
-- Они от этого и прикалываются, что по полчаса, -- защитил молодежь водитель. -- У них это хаус-культурой называется, то есть домашней культурой. Они здесь себя как дома ощущают. Техно и рейв -- их воздух...
-- Пусть бы дышали своим воздухом. Никто б их не трогал, если б они наркоту не глотали, -- не согласился парень с заднего сиденья.
-- Да-а, это плохо, -- на выдохе ответил водитель. -- У нас такого
не было. Ну, только если чуть-чуть, и то у единиц...
-- А у них всех наркота -- друг.
-- Ты имеешь в виду "drug"*?
___________
* "Drug" (англ.) -- наркотики. Созвучие со словом "друг".
-- Все на Америку равняемся! А у них, я сам читал, губернатор штата Флорида своим законом запретил ночные техно-вечеринки. У них теперь за рейв-пати сажают.
-- Да-а, -- протянул водитель. -- Грубо говоря, теперь в Америке по сравнению с нами -- тоталитаризм. Во всяком случае, свободы гораздо меньше...
-- Смотри, одного уже выворачивает, -- пальцем, всплывшим у левого уха Павла, показал парень с заднего сиденья на левый угол дома культуры.
Там скорчившись рвал на асфальт мальчишка с ярко-голубыми волосами, собранными над макушкой в подобие древнегреческого шлема. Слева и справа над ушами голова была обрита налысо.
-- Знаешь, как эта прическа называется? -- спросил тот же парень Павла.
-- Я у мамы -- дурачок?
-- Нет. Ирокез!
-- Индейцы, что ли, носили?
-- Не знаю. А называется ирокез.
Мальчишка с прической индейца прошлого века дергался, извергая из себя что-то вязкое и тягучее, и коричневый рюкзачок на его спине подпрыгивал и будто бы бил по спине своего глупого хозяина. Рядом стояли парни и девчонки с такими же рюкзачками и такими же по-петушиному крашеными гребнями волос и раскачивали их в безудержном смехе.
-- Уроды какие-то, -- обозвал их парень с заднего сиденья. -- Чего они смеются?
-- Это экстези в них смеется, -- ответил за водителя Павел. -Наглотались таблеток.
-- Длинный вышел с черного входа, -- первым заметил парень с заднего сиденья. -- С ним -- дружок Серебровского.
Человечек в кожаной куртке первым сошел со ступенек и направился через двор к своему "мерседесу", а к долговязому, сразу забыв о рыгающем товарище, бросилась группка с рюкзачками. Они обступили его как цыплята хозяйку, вошедшую в курятник. Их тонкие шейки вытягивались еще сильнее, чем у проголодавшихся цыплят. Руки долговязого разошлись в стороны от его грязной джинсовой куртки, и рюкзачки на спинах парней и девчонок прямо на глазах у Павла вроде бы стали тоньше и щуплее.
Парню в кожаной куртке осталось пройти метров десять до черного, трехсотого по модификации, "мерса", и тут Павел ощутил, что сейчас что-то должно произойти. Он уже не раз замечал, что если что-то должно пойти не так, то оно не так и пойдет. И когда из-за кустов у тротуара пробкой выскочил действительно похожий на пробку пухленький мужичок, во рту нудной струной заныл зуб.
-- Чего это он? -- только и успел спросить водитель.
-- Это Кравцов! -- узнал человека-пробку Павел и оттолкнул от себя дверцу.
-- Кто?! -- одновременно выкрикнули оба офицера "наружки".
Их вопрос Павел уже не слышал. Он понесся, на ходу расстегивая куртку, на Кравцова. Музыка, которая здесь, на улице, должна была ощущаться громче и напористее, вообще исчезла из ушей. В них свистело какое-то странное существо, издевающееся над Павлом. А в левой щеке в такт свисту иголкой колола боль. Она будто бы хотела пробить кожу и все-таки рассмотреть, куда бежит хозяин.
Без слов, с хыканьем, разорвавшим грудь, Павел бросил себя на Кравцова, когда тому оставалось метра три до парня в кожаной куртке, и сбил на асфальт. Из правой руки Кравцова вылетело что-то серебристое, похожее на птицу, перевернулось несколько раз в воздухе и со звоном ударилось о бордюрный камень.
-- Отдай нож! -- заорал Кравцов и, по-черепашьи выкарабкиваясь из-под Павла, потянулся в сторону, где упало его единственное оружие.
-- Что?! В чем дело?! -- только сейчас обернулся парень в вареной кожаной куртке, сорвал с коротко остриженной головы наушники и стал пятиться к "мерседесу", не в силах оторвать взгляд от барахтающихся людей.
-- Пу...пусти, гад... пу...пусти, -- хрипел Кравцов.
Он уже на метр протащил на себе врага, но самого врага как бы и не ощущал. Во всем мире для него существовали теперь только три вещи: он, нож и парень в вареной кожаной куртке.
-- Уб...бью, все равно уб...бью, -- обещал он этому парню.
А тот, уже поняв, что дерутся не пацаны-наркоманы, а два здоровых мужика, и при этом один обещает кого-то убить, спиной ткнулся в холодный металл машины, нащупал в кармане пульт, нажатием кнопки снял сигнализацию и под взвизг "мерседеса", освободившегося от своего электронного сторожа, рванул на себя дверцу.
-- Ты чего?! -- подбежали оба офицера наружки и, еле оторвав Павла от Кравцова, поставили его на ноги.
-- Он убил мою жену! -- с криком бросился в сторону "мерседеса" Кравцов и ударил с замаха по стеклу со стороны водителя.
Автомобиль беззвучно тронулся с места и, за пару секунд набрав нешуточную скорость, вошел под визг шин в левый поворот и вылетел со двора Дома культуры на шоссе.
-- Держите его! -- показал Павел на Кравцова.
Офицеры "наружки" ему вообще не подчинялись. У них и звания-то были повыше, чем у него. Но в голосе Павла звучала такая надрывность, что они с исполнительностью солдат первого года службы бросились к Кравцову.
А тот уже никуда не бежал и даже не сопротивлялся. Когда двое гирями повисли у него на плечах, он не стал вырывать руки. Он только стоял и отчаянно, одним горлом, рыдал. В свете уличных фонарей слезы на его щеках смотрелись шрамами. Их толстые линии тянулись от глаз к подбородку и вот-вот должны были распороть шею.
Подобрав нож, Павел прихромал к Кравцову и, неприятно ощущая, как дергается от каждого произнесенного слова зуб, укорил:
-- Зачем ты так?.. Ты знаешь, сколько за покушение дают?.. Знаешь?..
-- Ну и тесак! -- удивился водитель. -- Им только кабанов закалывать!
-- Он... он... в ку... куртке... супругу мою... когда она... сбил на ма...машине...
-- С чего ты взял, что он жену твою... -- так и не договорил вопрос Павел.
Ему за секунду вдруг стало жарко до боли в висках.
-- Ты откуда?.. Ты прочел? -- вдруг понял он, почему возле самого обычного Дома культуры появился Кравцов.
Горло у того под двумя складками жира все сотрясалось и сотрясалось в рыданиях, но рот упрямо не выпускал звуков, будто решил навеки оставить их внутри.
-- Потащили его в отделение! -- предложил водитель. -- Улика на месте. Там разберутся.
-- Не нужно никуда тащить, -- внятно и строго произнес Павел. -- Я отведу его домой.
-- Так ты его знаешь?
-- К сожалению, да.
-- А чего тут у вас? -- вместе с толпой малолеток подошел к Кравцову долговязый.
У него было наглое лицо и очень испуганные глаза. Он оглянулся на ночное шоссе, проглотившее "мерс", и спросил с видом человека, который теперь остался во дворе на правах хозяина:
-- Может, телохранителей из рейв-клуба вызвать?
-- Не нужно, -- зло ответил Павел и под руку повел Кравцова со двора.
Тот подчинился как ребенок, хотя и шел не лучше ребенка, только-только научившегося ходить.
Длинный нож в боковом кармане куртки Павла лежал неудобно. Казалось, что он и не в кармане вовсе, а уже у него внутри, в теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
-- Заткнись! Я сказал тебе, эту фамилию никогда не называть!
-- Все, Кошель! Могила! Больше не буду!
-- Ты покупателей на ЛСД нашел?
-- Обижаешь!
-- Чтоб к вечеру "бабки" были у меня. Иначе сам знаешь, что бывает...
-- Падлой буду!
Из конца коридора заставил Саньку вздрогнуть нервный голос Децибела:
-- Я тебя долго ждать буду?!
Стараясь не дышать, Санька отошел метров на пять от странных собеседников за дверью и только потом громко набрал воздуха в легкие. Сразу стало пусто в голове. Он молча взял из рук Децибела стакан с коричневым "пепси" на дне, в два глотка выпил его и совсем не ощутил облегчения.
-- А больше нету?
-- Нету! -- захлопнул Децибел холодильник.
Внутри белоснежного красавца озлобленно звякнули бутылки.
-- Пошли! Уже минута до стопа. А стопа быть не должно! Надо пафос давать под нон-стоп!
Закрыв комнату на ключ, он бегом бросился в сторону зала. Когда он свернул вправо, за угол, открылась уже знакомая Саньке дверь. Из нее вышли двое.
Один был худющим длинным парнем, очень похожим на пэтэушника. У второго на лице читались не меньше тридцати лет от роду и должность человека, привыкшего повелевать.
Когда Санька поравнялся с ними, то в старшем по вареной кожаной куртке сразу узнал клерка Серебровского, который занимался укрощением здоровяка в ночном клубе.
-- Здрасьти, -- не сдержался он.
По-зимнему холодные глаза парня даже не дрогнули. Он отвернулся к долговязому, посмотрел на его грязные кроссовки и властно произнес:
-- Чуть не забыл. Проскочи завтра до обеда по студиям. Надо нового барабанщика найти для "Мышьяка". Они через неделю уже по гастролям гонят...
Глава девятнадцатая
НОЧНОЙ МСТИТЕЛЬ
Павел сидел в темных холодных "жигулях" и думал о том, что Тимаков по характеру похож на женщину. С утра заявил в кабинете, что арестует Децибела, а к вечеру передумал. И вот теперь Павел ожидал ди-джея вместе с двумя офицерами из "наружки", а ждать и догонять, как известно, самое неприятное занятие на земле, хотя догонять Децибела они не собирались. Тимаков коротко приказал: "Следить!" -- и уехал домой на служебной "Волге".
-- На, -- протянул Павлу с заднего сиденья чашечку кофе один из "наружников". -- Согрейся.
В темноте кофе казался чернее смолы. От него струилось тепло и ощущение дома. Видно, парни из "наружки" так приспособились к своей нудной работенке, что даже ее превратили в нечто уютное.
Жадный глоток ожег горло и дернул, будто за нитку, зуб. Глаза болезненно закрылись, и в нахлынувшей темноте нерв медленно затих. В эту минуту Павел пожалел, что не родился акулой. У них, сволочей, оказывается, сколько раз зуб выпадет, столько раз и вырастет. Но Пашка родился человеком и такого редкого удовольствия был лишен раз и навсегда.
-- Лысый вышел, -- вырвал его из тьмы сиплый голос.
Со ступенек мячиком скатился Аркадий, впрыгнул в свою "Вольво" и с места газанул с резвостью матерого автогонщика.
-- Его не трогаем, -- тихо ответил Павел.
Зубу понравилась эта вкрадчивая негромкость, и он не стал огрызаться. А Павел не стал ощупывать языком левый верхний ряд, чтобы все-таки выяснить, какой же это гаденыш по номеру заныл.
-- Сегодня Серебровского не было, -- напомнил сидящий на водительском месте парень.
У него было усталое безразличное лицо. Казалось, что если бы Серебровский даже появился, он бы этого не заметил. Но Павел хорошо знал обманчивость этих безразличных лиц.
-- Курьер до сих пор не вышел, -- все так же глухо продолжил водитель.
-- Ты длинного имеешь в виду? -- принимая недопитую чашку от Павла, спросил парень на заднем сиденье.
-- Только он один пять раз входил и выходил из клуба.
Павел подсел в машину "наружки" пять минут назад, и весь этот диалог адресовался явно ему одному.
Музыка вытекала через узкие двери дома культуры на улицу и на издохе доползала даже до "жигулей", стоящих на противоположной стороне улицы. За пять минут она отыскала где-то внутри Павла ненависть и медленно, на странных дрожжах, поднимала ее все ближе и ближе к горлу.
-- Может, стекло поднимем? -- попросил он водителя.
-- Не положено по инструкции.
-- Ты про себя что-нибудь напевай, -- посоветовали с заднего сиденья. -- Тогда и уши эту отраву не проглотят.
-- Чего вы взбеленились? -- с хрустом потянулся в пояснице водитель. -- Раз молодежи нравится, значит, нормальная музыка. Мы тоже лет десять назад, когда такие же были, ламбаду танцевали, а по телику эти танцульки развратом считали. Ничего -- проехали.
-- В ламбаде хоть мелодия какая-то есть, -- пробурчал Павел. -- А тут одно и то же, одно и то же. По полчаса...
-- Они от этого и прикалываются, что по полчаса, -- защитил молодежь водитель. -- У них это хаус-культурой называется, то есть домашней культурой. Они здесь себя как дома ощущают. Техно и рейв -- их воздух...
-- Пусть бы дышали своим воздухом. Никто б их не трогал, если б они наркоту не глотали, -- не согласился парень с заднего сиденья.
-- Да-а, это плохо, -- на выдохе ответил водитель. -- У нас такого
не было. Ну, только если чуть-чуть, и то у единиц...
-- А у них всех наркота -- друг.
-- Ты имеешь в виду "drug"*?
___________
* "Drug" (англ.) -- наркотики. Созвучие со словом "друг".
-- Все на Америку равняемся! А у них, я сам читал, губернатор штата Флорида своим законом запретил ночные техно-вечеринки. У них теперь за рейв-пати сажают.
-- Да-а, -- протянул водитель. -- Грубо говоря, теперь в Америке по сравнению с нами -- тоталитаризм. Во всяком случае, свободы гораздо меньше...
-- Смотри, одного уже выворачивает, -- пальцем, всплывшим у левого уха Павла, показал парень с заднего сиденья на левый угол дома культуры.
Там скорчившись рвал на асфальт мальчишка с ярко-голубыми волосами, собранными над макушкой в подобие древнегреческого шлема. Слева и справа над ушами голова была обрита налысо.
-- Знаешь, как эта прическа называется? -- спросил тот же парень Павла.
-- Я у мамы -- дурачок?
-- Нет. Ирокез!
-- Индейцы, что ли, носили?
-- Не знаю. А называется ирокез.
Мальчишка с прической индейца прошлого века дергался, извергая из себя что-то вязкое и тягучее, и коричневый рюкзачок на его спине подпрыгивал и будто бы бил по спине своего глупого хозяина. Рядом стояли парни и девчонки с такими же рюкзачками и такими же по-петушиному крашеными гребнями волос и раскачивали их в безудержном смехе.
-- Уроды какие-то, -- обозвал их парень с заднего сиденья. -- Чего они смеются?
-- Это экстези в них смеется, -- ответил за водителя Павел. -Наглотались таблеток.
-- Длинный вышел с черного входа, -- первым заметил парень с заднего сиденья. -- С ним -- дружок Серебровского.
Человечек в кожаной куртке первым сошел со ступенек и направился через двор к своему "мерседесу", а к долговязому, сразу забыв о рыгающем товарище, бросилась группка с рюкзачками. Они обступили его как цыплята хозяйку, вошедшую в курятник. Их тонкие шейки вытягивались еще сильнее, чем у проголодавшихся цыплят. Руки долговязого разошлись в стороны от его грязной джинсовой куртки, и рюкзачки на спинах парней и девчонок прямо на глазах у Павла вроде бы стали тоньше и щуплее.
Парню в кожаной куртке осталось пройти метров десять до черного, трехсотого по модификации, "мерса", и тут Павел ощутил, что сейчас что-то должно произойти. Он уже не раз замечал, что если что-то должно пойти не так, то оно не так и пойдет. И когда из-за кустов у тротуара пробкой выскочил действительно похожий на пробку пухленький мужичок, во рту нудной струной заныл зуб.
-- Чего это он? -- только и успел спросить водитель.
-- Это Кравцов! -- узнал человека-пробку Павел и оттолкнул от себя дверцу.
-- Кто?! -- одновременно выкрикнули оба офицера "наружки".
Их вопрос Павел уже не слышал. Он понесся, на ходу расстегивая куртку, на Кравцова. Музыка, которая здесь, на улице, должна была ощущаться громче и напористее, вообще исчезла из ушей. В них свистело какое-то странное существо, издевающееся над Павлом. А в левой щеке в такт свисту иголкой колола боль. Она будто бы хотела пробить кожу и все-таки рассмотреть, куда бежит хозяин.
Без слов, с хыканьем, разорвавшим грудь, Павел бросил себя на Кравцова, когда тому оставалось метра три до парня в кожаной куртке, и сбил на асфальт. Из правой руки Кравцова вылетело что-то серебристое, похожее на птицу, перевернулось несколько раз в воздухе и со звоном ударилось о бордюрный камень.
-- Отдай нож! -- заорал Кравцов и, по-черепашьи выкарабкиваясь из-под Павла, потянулся в сторону, где упало его единственное оружие.
-- Что?! В чем дело?! -- только сейчас обернулся парень в вареной кожаной куртке, сорвал с коротко остриженной головы наушники и стал пятиться к "мерседесу", не в силах оторвать взгляд от барахтающихся людей.
-- Пу...пусти, гад... пу...пусти, -- хрипел Кравцов.
Он уже на метр протащил на себе врага, но самого врага как бы и не ощущал. Во всем мире для него существовали теперь только три вещи: он, нож и парень в вареной кожаной куртке.
-- Уб...бью, все равно уб...бью, -- обещал он этому парню.
А тот, уже поняв, что дерутся не пацаны-наркоманы, а два здоровых мужика, и при этом один обещает кого-то убить, спиной ткнулся в холодный металл машины, нащупал в кармане пульт, нажатием кнопки снял сигнализацию и под взвизг "мерседеса", освободившегося от своего электронного сторожа, рванул на себя дверцу.
-- Ты чего?! -- подбежали оба офицера наружки и, еле оторвав Павла от Кравцова, поставили его на ноги.
-- Он убил мою жену! -- с криком бросился в сторону "мерседеса" Кравцов и ударил с замаха по стеклу со стороны водителя.
Автомобиль беззвучно тронулся с места и, за пару секунд набрав нешуточную скорость, вошел под визг шин в левый поворот и вылетел со двора Дома культуры на шоссе.
-- Держите его! -- показал Павел на Кравцова.
Офицеры "наружки" ему вообще не подчинялись. У них и звания-то были повыше, чем у него. Но в голосе Павла звучала такая надрывность, что они с исполнительностью солдат первого года службы бросились к Кравцову.
А тот уже никуда не бежал и даже не сопротивлялся. Когда двое гирями повисли у него на плечах, он не стал вырывать руки. Он только стоял и отчаянно, одним горлом, рыдал. В свете уличных фонарей слезы на его щеках смотрелись шрамами. Их толстые линии тянулись от глаз к подбородку и вот-вот должны были распороть шею.
Подобрав нож, Павел прихромал к Кравцову и, неприятно ощущая, как дергается от каждого произнесенного слова зуб, укорил:
-- Зачем ты так?.. Ты знаешь, сколько за покушение дают?.. Знаешь?..
-- Ну и тесак! -- удивился водитель. -- Им только кабанов закалывать!
-- Он... он... в ку... куртке... супругу мою... когда она... сбил на ма...машине...
-- С чего ты взял, что он жену твою... -- так и не договорил вопрос Павел.
Ему за секунду вдруг стало жарко до боли в висках.
-- Ты откуда?.. Ты прочел? -- вдруг понял он, почему возле самого обычного Дома культуры появился Кравцов.
Горло у того под двумя складками жира все сотрясалось и сотрясалось в рыданиях, но рот упрямо не выпускал звуков, будто решил навеки оставить их внутри.
-- Потащили его в отделение! -- предложил водитель. -- Улика на месте. Там разберутся.
-- Не нужно никуда тащить, -- внятно и строго произнес Павел. -- Я отведу его домой.
-- Так ты его знаешь?
-- К сожалению, да.
-- А чего тут у вас? -- вместе с толпой малолеток подошел к Кравцову долговязый.
У него было наглое лицо и очень испуганные глаза. Он оглянулся на ночное шоссе, проглотившее "мерс", и спросил с видом человека, который теперь остался во дворе на правах хозяина:
-- Может, телохранителей из рейв-клуба вызвать?
-- Не нужно, -- зло ответил Павел и под руку повел Кравцова со двора.
Тот подчинился как ребенок, хотя и шел не лучше ребенка, только-только научившегося ходить.
Длинный нож в боковом кармане куртки Павла лежал неудобно. Казалось, что он и не в кармане вовсе, а уже у него внутри, в теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66