- Ты мне говорил, когда мы сидели в "Оззи" и болтали о музыкальных автоматах.
Но буря кончилась, и никто меня не утащил. Вот она я - цела и невредима.
- В ту же ночь мне приснился страшный сон. Да так отчетливо, прямо как наяву.
Бобби рассказал Джулии про домик у океана, про музыкальный автомат на сыром
прибрежном песке, про громоподобный внутренний голос, твердивший:
"ИДЕТ БЕДА, ИДЕТ БЕДА!", про кислотное море, которое поглотило их обоих,
разъело плоть и утащило останки в пучину.
- У меня прямо сердце замерло. Ты себе не представляешь, до чего я все это
отчетливо видел. Это звучит глупо, но жизнь и то выглядит менее реальной, чем
этот сон. Проснулся, а сам дрожу как осиновый лист. Тебя я будить не стал. И
вообще, решил ничего тебе не рассказывать - зачем зря пугать? Кроме того..,
кроме того, бояться снов - это уж последнее дело: я же не дитя малое. Больше
этот кошмар не повторялся. Но с тех пор - и в пятницу, и в субботу, и вчера - на
меня нет-нет да и нападет тревога: а если с тобой и впрямь случится беда? И вот
сегодня Фрэнк сказал, что он попал в беду. И добавил: "Да еще в какую беду". Я
мигом вспомнил свой сон. Джулия, это дело наверняка грозит нам бедой, которую я
видел во сне. Ей-богу, не стоит нам за него браться, а?
Джулия не сводила глаз с Бобби в зеркале. Как бы его ободрить? Ну, поскольку
они поменялись ролями, ей надо действовать так, как стал бы действовать на ее
месте Бобби. Логика, доводы рассудка - это по ее части, а Бобби попытался бы
разогнать ее страх шутками и комплиментами.
Вместо прямого ответа Джулия сказала:
- Раз уж мы так разоткровенничались, позволь и мне поделиться своими
заботами. Знаешь, что у меня не идет из головы? Твоя привычка плюхаться на стол
на глазах у потенциальных клиентов. Если бы я садилась на стол - это еще куда ни
шло. Кое-кто из клиентов так бы и растаял. Особенно если я надену мини-юбку.
Ноги у меня красивые, это факт. Но ты-то юбок не носишь, ни мини, ни макси. И
потом, не с твоими конечностями обольщать клиентов.
- При чем тут стол?
- А при том, - Джулия отвернулась от зеркала и посмотрела на мужа в упор. -
Чтобы сэкономить средства, мы арендовали для агентства семь комнат вместо
восьми. Когда сотрудники разместились, оказалось, что нам с тобой достался один
кабинет на двоих. Ладно. Комната просторная, для двух столов места хватит. Но ты
объявляешь, что обойдешься без стола. Дескать, стол - это казенщина. Тебе нужна
только кушетка, чтобы было где растянуться, когда разговариваешь по телефону. Но
стоит в кабинете появиться клиенту - и ты вспрыгиваешь на мой стол.
- Джулия.. - Пластик на столе прочный, все выдержит. Но если ты и дальше
будешь его протирать, на столе рано или поздно появится вмятина от твоей
сиделки.
Не встретив в зеркале взгляда жены, Бобби, хочешь не хочешь, вынужден был
тоже повернуться к ней лицом.
- Ты слышала, что я тебе говорил про сон?
- Только ты пойми меня правильно, Бобби. Задница у тебя что надо, но иметь ее
отпечаток у себя на письменном столе мне, право же, не хочется. Туда будут
скатываться карандаши, забиваться пыль.
- Что ты несешь?!
- Поэтому ставлю тебя в известность, что я намерена подключить свой стол к
электросети и в случае необходимости врубать ток. Попробуй только еще раз
примоститься на моем столе - и узнаешь, каково приходится мухе, когда она
садится на оголенный провод.
- Вот шебутная! Чего это ты расходилась?
- Нервишки шалят. Давненько не наказывала всяких негодяев. Не на кого
выплеснуть злость.
- Эй, погоди, - догадался Бобби. - Да ты вовсе не шебутная.
- Разумеется.
- Это ты меня передразниваешь!
- Правильно, - Джулия поцеловала мужа в правую щеку и потрепала по левой. - А
теперь давай вернемся и скажем Фрэнку, что мы согласны.
Она распахнула дверь и вышла из туалета.
Бобби только рот раскрыл.
- Ну что ты будешь с ней делать? - пробормотал он и последовал за Джулией.
Тени жались по углам комнаты, как монахи по кельям, а янтарные отсветы трех
ламп чем-то напоминали Джулии таинственное мерцание выстроившихся рядком
церковных свечей.
На столе вокруг горстки красных камней по-прежнему разливалось багровое
сияние.
Дохлый жук, поджав лапки, по-прежнему лежал в своей банке.
- Клинт уже сообщил вам о порядке оплаты? - спросила Джулия Полларда.
- Да.
- Отлично. В качестве аванса нам понадобится десять тысяч на расходы.
За окном из разодранного брюха тучи сверкнула молния. Истерзанные небеса
наконец прорвало: по стеклу застучал холодный дождь.
Глава 26
Лилли проснулась три часа назад. Вот уже час, перенеся часть своего сознания
в тело ястреба, она летала в поднебесье, взмывала ввысь, подхваченная ветром,
камнем падала на добычу. Распахнутое небо было почти такой же реальностью для
нее, как и для ястреба, в тело которого вселился ее разум. Вместе с птицей она
скользила по воздушным потокам, с легкостью рассекала воздух между нависшими
серыми тучами и видневшейся далеко внизу землей.
Другая часть ее сознания пребывала вместе с телом в сумрачной спальне. Был
понедельник, день еще не погас, а днем сестры обычно спали, чтобы не тратить на
сон лучшее время суток - ночь. В их комнате на втором этаже стояла двухспальная
кровать. Сестры располагались на ней бок о бок, а чаще - обнявшись. Сейчас
Вербена лежала голая ничком, отвернувшись от сестры и прижавшись к ней
ягодицами, и сквозь сон что-то невнятно бормотала в подушку. Даже уносясь с
ястребом в небеса, Лилли чувствовала тепло, исходящее от сестры, и прикосновение
гладкой ее кожи, слышала ее мерное посапывание и сонное бормотание, вдыхала
явственный запах ее тела. Долетали до нее и другие запахи: запах пыли, затхлый
запах длинных, давно не стиранных простыней и, конечно, кошачий запах.
Но не только обонянием ощущала она присутствие кошек, которые разлеглись тут
же на кровати и на полу (одни спали, другие лениво вылизывали шерсть). Лилли
буквально жила их жизнью. Часть ее сознания обитала в бледном человеческом теле,
часть парила в небе с пернатым хищником, а часть переселилась в кошек. После
гибели бедняжки Саманты их осталось двадцать пять. В одно и то же время Лилли
воспринимала все вокруг посредством своего тела, чувствовала мир так, как
чувствует его ястреб, и вдобавок ей служили пятьдесят глаз, двадцать пять носов
и языков и сотня лап кошачьей стаи. Собственный запах она обоняла и своим носом,
и носами всех двадцати пяти кошек. Легкий душок мыла, оставшийся после вчерашней
ванны, слабый, щекочущий аромат лимонного шампуня, кисловатый залах, остающийся
после сна, доносящийся изо рта запах лука, сырых яиц и сырой печенки, которые
Лилли ела утром, прежде чем отправиться спать.
Нюх у кошек тоньше, чем у нее, и на них эти запахи действовали иначе, чем на
саму Лилли. Природное благоухание ее тела казалось им непривычным, но
небудоражащим, загадочным, но знакомым.
Кроме того, Лилли могла обонять, осязать, видеть и слышать через органы
чувств сестры. Она без труда перемещала свое сознание в тела животных и
возвращала в свое тело, но единственный человек, с которым у Лилли имелась такая
связь, это Вербена. Неразрывная связь установилась между близняшками с самого
рождения. Если из тела кошки или ястреба Лилли выбиралась запросто, то
освободиться от восприятия сестры ей не дано. К тому же, вселяясь в тела
животных, она подчиняла их своей воле. С Вербеной совсем не так. Это отношения
не кукольника и марионетки, но особая, неземная связь.
Лилли жила на слиянии разных потоков восприятия, через несметные органы
чувств других существ ее захлестывали звуки, запахи, цвета. Еще в раннем детстве
мощный наплыв ощущений так ошеломил ее, что, не совладав с ними, она замкнулась
в себе и некоторое время жила лишь в своем сокровенном мирке, богатом сочными,
многообразными впечатлениями. Позднее она все-таки научилась противостоять этому
напору и управлять им. Лишь тогда у нее возникло желание выглянуть за пределы
своего внутреннего мира и общаться с окружающими. Поэтому говорить Лилли начала
только в шесть лет. И все же окончательно выбраться из этого глубокого и бурного
потока невыразимых ощущений на сухой берег, где обитают обычные люди, Лилли так
и не удалось. Хорошо хоть, что она более или менее успешно овладела искусством
объясняться с матерью, Золтом и другими.
А вот Вербена так и не научилась общаться с людьми столь же свободно, да и
едва ли научится. Она предпочла навсегда остаться в мире чувств, не слишком
стремилась упражнять и развивать свой интеллект или же просто им пренебрегала.
Говорить она вовсе не умела, все люди, кроме сестры, вызывали у нее разве что
вялый интерес. Она радостно отдавалась буйству ощущений, которые взметала в ее
душе кипящая вокруг жизнь. Она скакала с белками, летала с ястребами и чайками,
томилась от похоти вместе с кошками, рыскала и охотилась с койотами, пила
студеную воду из ручья с енотами и полевыми мышами, переносилась в сознание суки
во время течки, когда на нее взбираются кобели, трепетала от ужаса вместе с
загнанным кроликом и проникалась хищным возбуждением преследующей кролика лисы.
Такого разнообразия впечатлений не знал больше ни один человек, кроме Лилли.
Вербена отказалась от будничного, сравнительно спокойного существования и с
головой ушла в мятежную, неизменно волнующую жизнь дикой природы.
Сейчас Вербена спала, однако и ее сознание вместе с сознанием Лилли отчасти
перенеслось в тело парящего ястреба: даже сон не обрывал связи сестер с живыми
существами. Неустанные потоки ощущений мелких тварей не только составляли саму
жизнь сестер, но и питали их сны.
Кружа под грозовыми тучами, которые делались все мрачнее и мрачнее, ястреб
пролетал над каньоном, проходившим по земельному участку Поллардов.
Далеко внизу, в завалах измятых высохших шаров перекати-поля, среди колючих
зарослей утесника из укрытия выскочила жирная мышь. Она припустилась по каньону,
осторожно следя, не подстерегает ли на земле враг. О смертельной опасности,
грозящей с неба, она не подозревала.
Ястреб инстинктивно догадался, что хлопанье крыльев, даже далекое, спугнет
мышь и она юркнет в первую попавшуюся щель. Он бесшумно закинул крылья назад,
почти совсем сложил их и ринулся вниз, на добычу. Лилли уже не раз случалось
падать вместе с птицей с огромной высоты на дно глубоких расселин, но у нее
опять захватило дух и, хотя на самом деле она преспокойно лежала на спине в
своей постели, внутри все перевернулось, душу захватил животный страх, и она
издала пронзительный ликующий вопль.
Лежавшая рядом Вербена тоже тихо вскрикнула. Мышь застыла, почуяв близкую
беду, но так и не поняла, откуда она надвигается. У самой земли ястреб резко
раскинул крылья, ощутив упругость воздуха и вовремя удержав падение. Тело его
качнулось вниз, он вытянул лапы, разжал когти. От резкого взмаха крыльев мышь
опомнилась, сорвалась с места, но поздно: ястреб уже закогтил ее.
За миг до нападения Лилли, не покидая тела ястреба, перенеслась в тело мыши.
Теперь она испытывала и ледяную радость охотника, и жгучий ужас жертвы. Вместе с
ястребом она чувствовала, как сильные, острые когти пронзают шкурку и впиваются
в пухлое тельце зверька; вместе с мышью она вздрогнула от колючей боли и
почувствовала, как цепкие когти разрывают ей внутренности. Птица взглянула на
зажатого в когтях зверька и затрепетала от своего необъятного могущества и силы.
Теперь она сможет снова утолить голод. Далеко по каньону разнесся победный
клекот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65