На носке темно-коричневого
туристского ботинка виднелось несколько белых линий. Приглядевшись, Бобби
обнаружил, что это грубые нитки - точь-в-точь из таких связаны спортивные носки
Фрэнка. Бобби поковырял их ногтем. Нитки были как бы впрессованы в кожу.
Итак, синие нитки из свитера оказались вотканы в брючину и носок, а нитки из
носка впаялись в кожу ботинка на другой ноге.
- Что-нибудь не так? - снова спросил Фрэнк уже с нескрываемой тревогой.
Бобби боялся поднять на него глаза. А ну как выяснится, что полоски кожи с
ботинка переместились на лицо Фрэнка, а кожа с лица, место которой они заняли,
как по волшебству, вплелась в вязаный свитер?
Бобби выпрямился и, сделав над собой усилие, взглянул на Фрэнка.
Нет, лицо не пострадало. Все те же темные мешки под глазами, та же
смертельная бледность - только на скулах играет румянец. Испуганный и
растерянный взгляд. Вид, что и говорить, изможденный, но лицо в полном порядке.
Никаких украшений из ботиночной кожи. Никаких вставок цвета хаки на губах, а
из-под век не торчат обрывки синих ниток, пластмассовые наконечники от шнурков
или обломки пуговиц.
Мысленно кляня свое необузданное воображение, Бобби похлопал Фрэнка по плечу.
- Не волнуйся. Ничего страшного. Потом разберемся. Пошли. Надо отсюда
сматываться.
Глава 38
Окутанный тьмой, завороженный ароматом материнских духов, укрытый тем же
одеялом, которое некогда согревало мать и с тех пор сохраняется как святыня,
Золт спал беспокойным сном, поминутно вздрагивая и просыпаясь, хотя никакие
кошмары его как будто не мучили. Мыслями он то и дело возвращался к нынешнему
происшествию в каньоне, когда во время охоты он ощутил прикосновение невидимой
руки. Ничего подобного с ним еще не случалось. Золт и сейчас никак не мог
успокоиться и, просыпаясь, снова и снова ломал голову: к худу это или к добру?
Уж не светлый ли призрак матери пролетел над ним? Нет-нет, если бы и впрямь
раздвинулась завеса, разделяющая два мира, и мать предстала перед Золтом, он
непременно узнал бы ее - узнал по тому неповторимому веянию любви, тепла и
сострадания, которое от нее исходило. Узнал бы, и рухнул на колени под тяжестью
призрачной руки, и зарыдал от восторга.
А может, это его непостижимые сестрички открыли в себе новые сверхчувственные
способности и зачем-то обратили их на Золта? Ведь подчиняют же они себе волю
кошек, да и прочие малые твари им повинуются.
Ничего удивительного, если они научились проникать и в человеческое сознание.
В таком случае дело плохо: эти бледные особы с холодными глазами заберут над ним
власть. Порой сестры напоминали Золту змей-альбиносов - гибкие, безмолвные,
всегда настороже, и разобраться, что ими движет, не легче, чем постичь повадки
пресмыкающихся. Пусть даже им не удастся превратить его в покорное орудие, но
как подумаешь, что кто-то может хозяйничать в твоем сознании, так мороз по коже.
Однако при следующем пробуждении Золт отогнал эту мысль. Если бы Лилли и
Вербена на самом деле умели управлять его сознанием, они бы уже давно помыкали
братом так же, как своими кошками. Какие унизительные, непристойные поступки они
заставили бы его совершать! Это Золт пренебрегает плотскими утехами, а сестры,
будь их воля, только и делали бы, что нарушали священнейшие заповеди Господни.
И зачем это мать так настаивала, чтобы он оберегал сестер и заботился о них?
Как она вообще могла их любить? Скорее всего в ней говорило сочувствие к своим
заблудшим чадам - лишнее свидетельство ее благочестия. Да, она умела понять и
простить, и это всепрощение изливалось на близких, как чистая прохладная вода из
артезианского колодца.
Золт уснул, но скоро опять пробудился и, повернувшись на бок, увидел, что
между гардинами пробивается слабый утренний свет.
А может, тогда, в каньоне, он ощутил присутствие Фрэнка? Сомнительно. Обладай
Фрэнк телепатическими способностями, он бы давным-давно пустил их в ход, чтобы
уничтожить Золта. В этом смысле Фрэнк уступает сестрам, не говоря уж о Золте.
Так кто же это дважды подступал к Золту в каньоне и упорно ломился в его
сознание? Кто произносил бессвязные слова, которые отдавались у него в мозгу?
"Кто.., где.., что.., зачем.., кто.., где.., что.., зачем?"
Когда это произошло, Золт попытался усилием воли удержать дерзкого чужака, но
тот отпрянул и, как ни старался Золт направить часть своего сознания за ним
вдогонку, мысленное преследование ему никак не давалось. Ничего, научится.
Пусть только незваный гость попробует снова появиться: Золт выпрядет из
своего сознания нить, набросит на него и проследит, куда она потянется. За
двадцать девять лет он встречал только двух человек, обладающих необычными
психическими способностями, - это его сестры. Если на свете есть еще один такой
человек, Золт обязательно должен узнать, кто это. Обладатель этого дара - не
отпрыск их благочестивой матери, а значит, он соперник, враг.
На улице еще не совсем рассвело, но Золт понял, что снова уснуть ему не
удастся. Он скинул одеяло, встал и, несмотря на темноту, запросто пересек
комнату, тесно уставленную мебелью, - как слепой, который без труда расхаживает
по знакомому дому. В ванной он запер дверь и, отвернувшись от зеркала, разделся.
Потом подошел к унитазу и помочился. При этом он даже не взглянул на ненавистный
орган. В душе, прежде чем намылить его, Золт натянул рукавицу, чтобы непорочная
рука не осквернилась прикосновением к отвратительной, презренной плоти внизу
живота.
Глава 39
Из больницы Дакоты, Хэл и Фрэнк отправились в Ньюпорт-Бич, прямиком в
агентство. Работы предстояло много, и, поскольку Фрэнку, возможно, грозила
опасность, дело не терпело отлагательства. Фрэнк ехал в одной машине с Хэлом,
Джулия пристроилась позади, чтобы прийти на помощь, если во время поездки
возникнут непредвиденные обстоятельства. Собственно, все дело Полларда - не что
иное, как цепь непредвиденных обстоятельств.
В агентстве не было ни души: до начала рабочего дня оставалось еще несколько
часов. Солнце уже поднялось, однако небо по-прежнему заволакивали тучи; лишь на
западе прорезалась узкая полоска, и синева небес брезжила в ней, как свет из-под
двери. Когда все четверо прошли через комнату для посетителей в святая святых
агентства - кабинет Бобби и Джулии, ливень неожиданно оборвался, словно десница
Божья повернула небесный рычаг. На стеклах широких окон стихла мельтешня
дождевых струй, и в пасмурном утреннем свете заблестели ртутным блеском сотни
капелек.
Бобби указал на туго набитую наволочку, которую тащил Хэл.
- Отведи Фрэнка в туалет и помоги переодеться. А потом неси его шмотки сюда.
Разглядим как следует.
В сущности, помогать Фрэнку уже не требовалось: силы к нему вернулись и он
твердо держался на ногах. Но Джулия понимала, что теперь Бобби не оставит
клиента без присмотра ни на минуту: вдруг паче чаяния произойдет что-то такое,
что поможет проникнуть в тайну неожиданных исчезновений.
Хэл достал из наволочки скомканную одежду, саму наволочку с прочим содержимым
оставил на столе и вместе с Фрэнком удалился в туалет.
- Кофе хочешь? - спросил Бобби.
- Еще как, - призналась Джулия.
Бобби вышел в комнату для посетителей, открыл кладовку, где стояли две
автоматические кофеварки, и включил одну.
Джулия тем временем присела за стол и вытряхнула из наволочки пачки денег.
Тридцать пачек стодолларовых купюр, перехваченных резинками. Джулия проверила
десяток пачек: не затесались ли где-нибудь купюры помельче? Нет, одни сотенные.
Тогда она наугад взяла две пачки и пересчитала. В каждой по сотне бумажек. То
есть по десять тысяч долларов. Когда Бобби вернулся в кабинет, ей было уже ясно,
что сегодняшний улов Фрэнка превзошел все предыдущие.
Бобби поставил на стол поднос с чашками, ложками, пакетом сливок, сахарницей
и кофейником.
- Триста тысяч долларов, - сообщила Джулия. Бобби присвистнул.
- Итого?
- Итого Фрэнк передал нам на хранение шестьсот тысяч.
- Скоро нам понадобится сейф повместительнее.
x x x
Хэл Яматака выложил одежду Фрэнка на журнальный столик.
- С "молнией" на брюках непорядок. Добро бы только не работала... Нет, она и
правда не работает, но это еще полбеды. Беда в том, что она какая-то не такая.
Усевшись за низким столиком со стеклянной крышкой, Хэл, Фрэнк и Джулия пили
крепкий черный кофе, а Бобби на кушетке внимательно осматривал одежду Фрэнка. К
тем несуразностям, которые он заметил в больнице, действительно добавилась
"молния" на брюках. Она, как и положено, была металлической, но кое-где среди
металлических зубцов чернели зубья из чего-то наподобие твердой резины - всего
их было штук сорок. На этих-то зубьях и заклинил замок.
Бобби уставился на бракованную "молнию". Он медленно провел пальцем по
рубчатой полоске, и вдруг его осенила догадка. Он схватил ботинок Фрэнка и
взглянул на подметку. Ничего особенного. Зато в подметке другого ботинка
поблескивали тридцать-сорок крохотных медных стерженьков. Металл словно
впечатался в резину.
- У кого-нибудь есть перочинный ножик? - спросил Бобби.
Хэл вынул из кармана ножик. Бобби выковырял пару кусочков меди - казалось,
они попали в резину, когда та еще не затвердела. Ну конечно: зубья "молнии". Они
тонко звякнули о стеклянную поверхность стола. А на подошве не хватало как раз
столько резины, сколько ушло на резиновые зубья в "молнии".
x x x
В кабинете Дакотов на Фрэнка Полларда внезапно накатила смертельная
усталость. Ощущение подобного предела знакомо разве что героям мультяшек,
портреты которых украшали стены кабинета: как раз от такой вот чудовищной
усталости Дональд Дак стекает со стула и расплывается на полу пернатой лужицей.
Эта усталость подспудно копилась у Фрэнка час за часом, день заднем с тех самых
пор, как он пришел в сознание и обнаружил, что лежит в темном переулке.
Копилась, копилась - и вдруг как прорвало: Фрэнк чувствовал, как потоки
усталости растекаются по всему телу. Да не легкие водяные потоки, а тяжелые, как
расплавленный свинец. Трудно даже рукой пошевелить, а чтобы голова не падала на
грудь, приходилось прикладывать неимоверные усилия. Каждый сустав налился тупой
болью, болели локти, запястья, пальцы, но особенно колени, бедра и плечи. Его
лихорадило, но не как при тяжелом недуге - скорее как если бы он был измотан
легким инфекционным заболеванием, которое будто преследовало его с детства.
Усталость не притупила восприятия - напротив, обострила, словно кто-то обработал
его нервы мелкозернистой наждачной бумагой. Он ежился от громкого шума, жмурился
от яркого света, его раздражал то жар, то холод, даже прикоснуться к шершавой
поверхности было выше его сил.
И дело тут не только в том, что из-за бессонницы Фрэнк совсем не высыпается.
По словам Хэла Яматаки и Дакотов - а сомневаться в правдивости их слов Фрэнку
нет причины, - ночью он по несколько раз исчезает и появляется, причем, снова
оказавшись в кровати, начисто забывает, что же с ним происходило. Трудно
сказать, отчего это случается, куда, как и зачем он пропадает. Главное - эти
исчезновения отнимают столько сил, будто он отмахал пешком порядочное
расстояние, долго бегал или выжимал тяжести. Не отсюда ли и эта общая слабость и
смертельная усталость?
Бобби Дакота выковырял из подметки башмака пару медных зубьев и внимательно
оглядел. Потом отложил нож, откинулся на спинку и устремил задумчивый взгляд в
хмурое, но уже не дождливое небо за широкими окнами. Все молча ожидали, что он
скажет насчет странных дефектов в одежде и башмаках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
туристского ботинка виднелось несколько белых линий. Приглядевшись, Бобби
обнаружил, что это грубые нитки - точь-в-точь из таких связаны спортивные носки
Фрэнка. Бобби поковырял их ногтем. Нитки были как бы впрессованы в кожу.
Итак, синие нитки из свитера оказались вотканы в брючину и носок, а нитки из
носка впаялись в кожу ботинка на другой ноге.
- Что-нибудь не так? - снова спросил Фрэнк уже с нескрываемой тревогой.
Бобби боялся поднять на него глаза. А ну как выяснится, что полоски кожи с
ботинка переместились на лицо Фрэнка, а кожа с лица, место которой они заняли,
как по волшебству, вплелась в вязаный свитер?
Бобби выпрямился и, сделав над собой усилие, взглянул на Фрэнка.
Нет, лицо не пострадало. Все те же темные мешки под глазами, та же
смертельная бледность - только на скулах играет румянец. Испуганный и
растерянный взгляд. Вид, что и говорить, изможденный, но лицо в полном порядке.
Никаких украшений из ботиночной кожи. Никаких вставок цвета хаки на губах, а
из-под век не торчат обрывки синих ниток, пластмассовые наконечники от шнурков
или обломки пуговиц.
Мысленно кляня свое необузданное воображение, Бобби похлопал Фрэнка по плечу.
- Не волнуйся. Ничего страшного. Потом разберемся. Пошли. Надо отсюда
сматываться.
Глава 38
Окутанный тьмой, завороженный ароматом материнских духов, укрытый тем же
одеялом, которое некогда согревало мать и с тех пор сохраняется как святыня,
Золт спал беспокойным сном, поминутно вздрагивая и просыпаясь, хотя никакие
кошмары его как будто не мучили. Мыслями он то и дело возвращался к нынешнему
происшествию в каньоне, когда во время охоты он ощутил прикосновение невидимой
руки. Ничего подобного с ним еще не случалось. Золт и сейчас никак не мог
успокоиться и, просыпаясь, снова и снова ломал голову: к худу это или к добру?
Уж не светлый ли призрак матери пролетел над ним? Нет-нет, если бы и впрямь
раздвинулась завеса, разделяющая два мира, и мать предстала перед Золтом, он
непременно узнал бы ее - узнал по тому неповторимому веянию любви, тепла и
сострадания, которое от нее исходило. Узнал бы, и рухнул на колени под тяжестью
призрачной руки, и зарыдал от восторга.
А может, это его непостижимые сестрички открыли в себе новые сверхчувственные
способности и зачем-то обратили их на Золта? Ведь подчиняют же они себе волю
кошек, да и прочие малые твари им повинуются.
Ничего удивительного, если они научились проникать и в человеческое сознание.
В таком случае дело плохо: эти бледные особы с холодными глазами заберут над ним
власть. Порой сестры напоминали Золту змей-альбиносов - гибкие, безмолвные,
всегда настороже, и разобраться, что ими движет, не легче, чем постичь повадки
пресмыкающихся. Пусть даже им не удастся превратить его в покорное орудие, но
как подумаешь, что кто-то может хозяйничать в твоем сознании, так мороз по коже.
Однако при следующем пробуждении Золт отогнал эту мысль. Если бы Лилли и
Вербена на самом деле умели управлять его сознанием, они бы уже давно помыкали
братом так же, как своими кошками. Какие унизительные, непристойные поступки они
заставили бы его совершать! Это Золт пренебрегает плотскими утехами, а сестры,
будь их воля, только и делали бы, что нарушали священнейшие заповеди Господни.
И зачем это мать так настаивала, чтобы он оберегал сестер и заботился о них?
Как она вообще могла их любить? Скорее всего в ней говорило сочувствие к своим
заблудшим чадам - лишнее свидетельство ее благочестия. Да, она умела понять и
простить, и это всепрощение изливалось на близких, как чистая прохладная вода из
артезианского колодца.
Золт уснул, но скоро опять пробудился и, повернувшись на бок, увидел, что
между гардинами пробивается слабый утренний свет.
А может, тогда, в каньоне, он ощутил присутствие Фрэнка? Сомнительно. Обладай
Фрэнк телепатическими способностями, он бы давным-давно пустил их в ход, чтобы
уничтожить Золта. В этом смысле Фрэнк уступает сестрам, не говоря уж о Золте.
Так кто же это дважды подступал к Золту в каньоне и упорно ломился в его
сознание? Кто произносил бессвязные слова, которые отдавались у него в мозгу?
"Кто.., где.., что.., зачем.., кто.., где.., что.., зачем?"
Когда это произошло, Золт попытался усилием воли удержать дерзкого чужака, но
тот отпрянул и, как ни старался Золт направить часть своего сознания за ним
вдогонку, мысленное преследование ему никак не давалось. Ничего, научится.
Пусть только незваный гость попробует снова появиться: Золт выпрядет из
своего сознания нить, набросит на него и проследит, куда она потянется. За
двадцать девять лет он встречал только двух человек, обладающих необычными
психическими способностями, - это его сестры. Если на свете есть еще один такой
человек, Золт обязательно должен узнать, кто это. Обладатель этого дара - не
отпрыск их благочестивой матери, а значит, он соперник, враг.
На улице еще не совсем рассвело, но Золт понял, что снова уснуть ему не
удастся. Он скинул одеяло, встал и, несмотря на темноту, запросто пересек
комнату, тесно уставленную мебелью, - как слепой, который без труда расхаживает
по знакомому дому. В ванной он запер дверь и, отвернувшись от зеркала, разделся.
Потом подошел к унитазу и помочился. При этом он даже не взглянул на ненавистный
орган. В душе, прежде чем намылить его, Золт натянул рукавицу, чтобы непорочная
рука не осквернилась прикосновением к отвратительной, презренной плоти внизу
живота.
Глава 39
Из больницы Дакоты, Хэл и Фрэнк отправились в Ньюпорт-Бич, прямиком в
агентство. Работы предстояло много, и, поскольку Фрэнку, возможно, грозила
опасность, дело не терпело отлагательства. Фрэнк ехал в одной машине с Хэлом,
Джулия пристроилась позади, чтобы прийти на помощь, если во время поездки
возникнут непредвиденные обстоятельства. Собственно, все дело Полларда - не что
иное, как цепь непредвиденных обстоятельств.
В агентстве не было ни души: до начала рабочего дня оставалось еще несколько
часов. Солнце уже поднялось, однако небо по-прежнему заволакивали тучи; лишь на
западе прорезалась узкая полоска, и синева небес брезжила в ней, как свет из-под
двери. Когда все четверо прошли через комнату для посетителей в святая святых
агентства - кабинет Бобби и Джулии, ливень неожиданно оборвался, словно десница
Божья повернула небесный рычаг. На стеклах широких окон стихла мельтешня
дождевых струй, и в пасмурном утреннем свете заблестели ртутным блеском сотни
капелек.
Бобби указал на туго набитую наволочку, которую тащил Хэл.
- Отведи Фрэнка в туалет и помоги переодеться. А потом неси его шмотки сюда.
Разглядим как следует.
В сущности, помогать Фрэнку уже не требовалось: силы к нему вернулись и он
твердо держался на ногах. Но Джулия понимала, что теперь Бобби не оставит
клиента без присмотра ни на минуту: вдруг паче чаяния произойдет что-то такое,
что поможет проникнуть в тайну неожиданных исчезновений.
Хэл достал из наволочки скомканную одежду, саму наволочку с прочим содержимым
оставил на столе и вместе с Фрэнком удалился в туалет.
- Кофе хочешь? - спросил Бобби.
- Еще как, - призналась Джулия.
Бобби вышел в комнату для посетителей, открыл кладовку, где стояли две
автоматические кофеварки, и включил одну.
Джулия тем временем присела за стол и вытряхнула из наволочки пачки денег.
Тридцать пачек стодолларовых купюр, перехваченных резинками. Джулия проверила
десяток пачек: не затесались ли где-нибудь купюры помельче? Нет, одни сотенные.
Тогда она наугад взяла две пачки и пересчитала. В каждой по сотне бумажек. То
есть по десять тысяч долларов. Когда Бобби вернулся в кабинет, ей было уже ясно,
что сегодняшний улов Фрэнка превзошел все предыдущие.
Бобби поставил на стол поднос с чашками, ложками, пакетом сливок, сахарницей
и кофейником.
- Триста тысяч долларов, - сообщила Джулия. Бобби присвистнул.
- Итого?
- Итого Фрэнк передал нам на хранение шестьсот тысяч.
- Скоро нам понадобится сейф повместительнее.
x x x
Хэл Яматака выложил одежду Фрэнка на журнальный столик.
- С "молнией" на брюках непорядок. Добро бы только не работала... Нет, она и
правда не работает, но это еще полбеды. Беда в том, что она какая-то не такая.
Усевшись за низким столиком со стеклянной крышкой, Хэл, Фрэнк и Джулия пили
крепкий черный кофе, а Бобби на кушетке внимательно осматривал одежду Фрэнка. К
тем несуразностям, которые он заметил в больнице, действительно добавилась
"молния" на брюках. Она, как и положено, была металлической, но кое-где среди
металлических зубцов чернели зубья из чего-то наподобие твердой резины - всего
их было штук сорок. На этих-то зубьях и заклинил замок.
Бобби уставился на бракованную "молнию". Он медленно провел пальцем по
рубчатой полоске, и вдруг его осенила догадка. Он схватил ботинок Фрэнка и
взглянул на подметку. Ничего особенного. Зато в подметке другого ботинка
поблескивали тридцать-сорок крохотных медных стерженьков. Металл словно
впечатался в резину.
- У кого-нибудь есть перочинный ножик? - спросил Бобби.
Хэл вынул из кармана ножик. Бобби выковырял пару кусочков меди - казалось,
они попали в резину, когда та еще не затвердела. Ну конечно: зубья "молнии". Они
тонко звякнули о стеклянную поверхность стола. А на подошве не хватало как раз
столько резины, сколько ушло на резиновые зубья в "молнии".
x x x
В кабинете Дакотов на Фрэнка Полларда внезапно накатила смертельная
усталость. Ощущение подобного предела знакомо разве что героям мультяшек,
портреты которых украшали стены кабинета: как раз от такой вот чудовищной
усталости Дональд Дак стекает со стула и расплывается на полу пернатой лужицей.
Эта усталость подспудно копилась у Фрэнка час за часом, день заднем с тех самых
пор, как он пришел в сознание и обнаружил, что лежит в темном переулке.
Копилась, копилась - и вдруг как прорвало: Фрэнк чувствовал, как потоки
усталости растекаются по всему телу. Да не легкие водяные потоки, а тяжелые, как
расплавленный свинец. Трудно даже рукой пошевелить, а чтобы голова не падала на
грудь, приходилось прикладывать неимоверные усилия. Каждый сустав налился тупой
болью, болели локти, запястья, пальцы, но особенно колени, бедра и плечи. Его
лихорадило, но не как при тяжелом недуге - скорее как если бы он был измотан
легким инфекционным заболеванием, которое будто преследовало его с детства.
Усталость не притупила восприятия - напротив, обострила, словно кто-то обработал
его нервы мелкозернистой наждачной бумагой. Он ежился от громкого шума, жмурился
от яркого света, его раздражал то жар, то холод, даже прикоснуться к шершавой
поверхности было выше его сил.
И дело тут не только в том, что из-за бессонницы Фрэнк совсем не высыпается.
По словам Хэла Яматаки и Дакотов - а сомневаться в правдивости их слов Фрэнку
нет причины, - ночью он по несколько раз исчезает и появляется, причем, снова
оказавшись в кровати, начисто забывает, что же с ним происходило. Трудно
сказать, отчего это случается, куда, как и зачем он пропадает. Главное - эти
исчезновения отнимают столько сил, будто он отмахал пешком порядочное
расстояние, долго бегал или выжимал тяжести. Не отсюда ли и эта общая слабость и
смертельная усталость?
Бобби Дакота выковырял из подметки башмака пару медных зубьев и внимательно
оглядел. Потом отложил нож, откинулся на спинку и устремил задумчивый взгляд в
хмурое, но уже не дождливое небо за широкими окнами. Все молча ожидали, что он
скажет насчет странных дефектов в одежде и башмаках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65