На столе перед ним снова раскладывают те же самые снимки. Снова со стороны кажется, что он самым внимательным образом их разглядывает. Теперь я уже на сто процентов убежден, что он их запомнил как свои пять пальцев.
– Это те же фотографии, которые вам показывали в прошлый раз? – на всякий случай спрашиваю я.
– Да.
– Хорошо.
Копии этих же снимков розданы остальным участникам суда. Они есть у всех – у Мартинеса, Робертсона, Мэри-Лу с рокерами, и все они их сейчас рассматривают. Кончиком шариковой ручки я указываю на несколько точек, которые сейчас рассматривает Грэйд.
– Это ножевые ранения.
– Да.
– Вот... и вот... и вот еще... – Я показываю эти места так, чтобы было видно Мартинесу, представителям обвинения за их столом. Я указываю эти места на черно-белых снимках, и все видят их на своих фотографиях одновременно со мной.
– Да.
– Их нанесли ножами, нагретыми до такой температуры, что кровь начала свертываться.
– Об этом я говорил в своих показаниях.
– А впервые вы узнали об этой теории из медицинского журнала, название которого до сих пор, к сожалению, вспомнить так и не смогли.
– К сожалению, не смог.
Передав ему свои фотографии, я подхожу к столу, где Мэри-Лу, достав журнал из большого манильского конверта, вручает его мне. Снова подойдя к месту для дачи свидетельских показаний, я показываю журнал Грэйду: «Случаи патологии в современной медицине», мартовский номер 1983 года.
– Не этот ли журнал вы имели в виду?
Раскрыв его и пробежав взглядом оглавление, он находит нужное место и, листая страницы, находит нужную статью.
– Да, вот она. – Он поворачивается к Мартинесу, на лице у него облегчение, смешанное с высокомерием. – Теперь уже не может быть никаких сомнений в моей правдивости, Ваша честь, – говорит он и, повернувшись на стуле лицом ко мне, добавляет: – Да и в последовательности моих слов тоже. – Тут он снова улыбается: – Я рад, что эту статью удалось найти. Где же, позвольте спросить, ее нашли?
– В медицинской библиотеке, – роняю я.
Статью нашла Эллен, моя незаменимая помощница. Она искала эту чертову публикацию со времени первого суда. Чтобы найти ее, семь пудов соли съела – статья не привлекла к себе большого внимания, сам Грэйд наткнулся-то на нее лишь по счастливой случайности, особенно если учесть, что через несколько номеров после публикации этой статьи журнал прекратил существование. Эллен наткнулась на статью всего несколько дней назад в библиотеке медицинского факультета университета штата Айдахо. Это был двести сорок третий по счету источник информации, который она проверяла.
Хотя Мартинес с виду держится, я вижу, что он в сильном замешательстве. Он не может взять в толк, почему у меня такой вид. Ведь обнаружена улика, которая подрывает мою аргументацию, я наживаю лишние неприятности, приобщая ее к делу, несмотря на то что совершенно не обязан этого делать. Он думал, что мы отведем на Грэйде душу, утверждая, что такой статьи и в помине не было, что она, как плод досужего воображения, понадобилась для того, чтобы пришить дело моим подзащитным. Теперь я фактически узаконил выдвинутую Грэйдом теорию, чем сильно навредил себе.
Робертсон глядит на меня в упор с таким видом, в котором безграничная радость смешивается с удивлением. Болван, говорит его взгляд, ты что, совсем спятил, мне и делать ничего не нужно, ты сам все за меня сделал!
Мартинес объявляет перерыв в заседании суда, чтобы прочитать статью.
– Ваша честь, мы тоже хотели бы с ней ознакомиться, – говорит Робертсон.
– Сделайте ему копию, – требует Мартинес, обращаясь к судебному приставу. – Сделайте побольше копий, они нам понадобятся. – Он озирается. – Если больше нет добавлений, в заседании суда объявляется часовой перерыв.
Я беру слово, прежде чем он ударяет молотком по столу.
– Ваша честь, у меня еще один вопрос к доктору Грэйду.
– Давайте, – недовольным тоном разрешает он.
– Доктор Грэйд, известно ли вам о существовании каких-либо других статей с изложением теории так называемых «раскаленных ножей»?
– Нет, мне об этом ничего не известно.
– Вы стараетесь быть в курсе этих вещей, я имею в виду последние нововведения в области судебной медицины.
– Стараюсь быть в курсе, как и любой другой коронер в нашей стране, – ледяным тоном отвечает Грэйд. – Любой мало-мальски известный коронер или судебно-медицинский эксперт вам это подтвердит.
– Зная это, сегодня я буду спать спокойнее, – презрительно, под стать ему, отвечаю я, поворачиваясь спиной к этому ублюдку, из которого напыщенность так и прет.
Я, Мэри-Лу и рокеры маемся без дела во внезапно опустевшем зале суда, дожидаясь, когда представители всех заинтересованных сторон закончат читать статью.
– Они, наверное, считают, что мы рехнулись, – бросает Мэри-Лу.
– Ясное дело, рехнулись, раз связались с такими подонками, как мы! – отвечает ей Таракан. – Все о'кей... мы по-прежнему в тебе души не чаем.
– Вы уверены, что хотите приобщить эту улику к делу, Уилл? – спрашивает Мартинес у нас с Мэри-Лу. Он вызвал нас к себе в кабинет.
– Да, Ваша честь.
– Но это же идет в ущерб вашей аргументации по делу, которое, должен сказать, пока складывается для вас на редкость успешно. – Вид у него расстроенный, такое впечатление, что это мы его подставляем. – Вы можете изъять из протокола упоминание о журнале, – добавляет он. – Мы же не на суде.
– Мы хотим, чтобы это было внесено в протокол. Мы хотим играть в открытую! – с жаром отвечает ему Мэри-Лу.
Мартинес тяжело вздыхает.
– Вы вправе поступать так, как вам заблагорассудится. Надеюсь, вы знаете, что делаете. И ваши подзащитные тоже.
6
Фрэнк Шугармэн, доктор медицины, доктор философии, коронер Сент-Луиса в штате Миссури, известный своими статьями и лекциями, в которых рассматриваются вопросы причинно-следственных связей в убийствах, связанных с применением насилия, не торопясь занимает место для дачи свидетельских показаний. Судебный пристав зачитывает текст присяги, и его «да» гулким эхом разносится под сводами притихшего зала.
Шугармэну на вид около пятидесяти, это высокий, пышущий здоровьем, крепкого телосложения мужчина, самый настоящий возмутитель спокойствия, смахивающий на Джерри Спенса, только в области судебной медицины. Один из ведущих судебно-медицинских экспертов в стране, он часто выступает с показаниями при рассмотрении дел об убийствах, и с его мнением считаются. Это важная персона, к его словам принято прислушиваться.
Он прилетел вчера вечером, Мэри-Лу, Эллен и я провели несколько часов над тем, что просматривали стенограмму предыдущего суда (особое внимание обращалось на показания Грэйда), разглядывая снимки трупа и толкуя на все лады злополучную статью. Шугармэн был и озадачен, и рассержен одновременно.
– Я знаю Милта Грэйда, – сказал он, – у него хорошая репутация, хотя, на мой взгляд, его взгляды малость устарели. Что же касается всего этого, – он имел в виду выводы, сделанные Грэйдом, – то они ни в какие ворота не лезут. У любого коронера на моем месте волосы бы от этого дыбом встали! Словно все мы – группка ни на что не годных знахарей, которые пользуют пациентов змеиным ядом!
Всплывает мысль о Хардимане, о том, как он здорово наловчился лечить больных при помощи змей и знахарства, но я помалкиваю. Сейчас не время дискуссий о том, что лучше – религиозные верования или данные научных исследований.
– Значит, вы готовы без колебаний опровергнуть его выводы, выступая от собственного имени?
– Без малейших колебаний.
Я раскладываю на столе перед Шугармэном кипу снимков с обезображенным трупом Ричарда Бартлесса. Он по очереди рассматривает каждый и, внимательно изучив, возвращает мне.
– Взгляните на эти ранения, доктор Шугармэн, – прошу я, указывая на несколько ран, видных на разных снимках. – Как, по-вашему, каким оружием они нанесены?
– Это ножевые ранения. Их нанесли либо чем-то таким, что напоминает охотничий нож, либо каким-то предметом из кухонной утвари. Видно, что некоторые раны рваные, – указывает он на эти места на снимках.
Я смотрю, куда он показывает, но не вижу разницы. Мартинес знаком просит передать ему фотографии и, щурясь, в свою очередь разглядывает их.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, доктор.
– Неспециалисту трудно понять, о чем речь. Принесите лупу, и я покажу, в чем тут дело.
Мы ждем, пока судебный пристав ищет лупу и, найдя, вручает ее Шугармэну, который встает с места, становясь на одном уровне с Мартинесом.
– Вот смотрите, – говорит Шугармэн, показывая на нужное место палочкой, которую достал из кармана, чтобы пояснять свои замысловатые высказывания. – Вот, вот и вот.
Мартинес сощуривается, стараясь сосредоточиться.
– Да, – говорит он. – Теперь вижу. А что это означает?
– Две вещи. Во-первых, все ранения были нанесены одним и тем же ножом – рваные раны слишком похожи одна на другую.
– Хорошо, согласен, – отвечает Мартинес.
В отличие от них, я не смотрю на снимки, поскольку вчера вечером мы с Шугармэном уже говорили об этом. А вот Робертсон всем телом подался вперед, усевшись на самый кончик стула. Со стороны он напоминает гончую, которая сделала мертвую стойку в ожидании своей очереди.
Краешком глаза вижу, как в глубине зала открывается дверь. Стараясь не шуметь, входит Грэйд и садится на скамью в последнем ряду. Перехватив мой взгляд, он отворачивается.
Я снова обращаюсь к Шугармэну.
– Хотите еще что-нибудь сказать, доктор Шугармэн?
– Эти раны были нанесены уже после смерти пострадавшего.
Я снова перевожу взгляд на Грэйда. Бледный как полотно, он смотрит прямо перед собой.
– После смерти, – повторяю я.
– Да.
– Потому что у пострадавшего не было кровотечения.
– Да, но это не самая главная причина.
– А в чем состоит главная причина?
– Все эти раны абсолютно одинаковы. Они одного и того же размера, одной и той же формы.
– Но ведь это вызвано тем, что орудием убийства был один и тот же нож, не так ли?
Он раздраженно качает головой.
– Причина, по которой все раны одного и того же размера и формы, заключается в том, что этот парень был уже мертв. Трупы не шевелятся.
– А как же тогда быть с теорией «раскаленных ножей», которую выдвинул доктор Грэйд? Из нее следует, что кровь на ранах свернулась.
– Это невозможно.
– Почему?
– Вы – живой человек, кто-то пытается пырнуть вас раскаленным добела ножом. Не имеет значения, сколько людей пытаются вас удержать, все равно вы будете сопротивляться изо всех сил, извиваться всем телом, как рыба, пытающаяся сорваться с крючка. И кожа в том месте, где в нее вошел нож, окажется тогда порвана. В этом случае раны обязательно должны быть рваными, с зазубренными краями, особенно если на ноже тоже есть зазубрины. Из-за этого вы раздерете себе все тело, пока не ослабеете настолько, что уже не сможете сопротивляться. Ни одно из этих ранений само по себе не было смертельным, а так непременно и произошло бы в том случае, если бы нож поразил аорту или сонную артерию.
– Его не зарезали, – твердо говорит он. – Если он и был убит, то выстрелом в голову. Ножевые ранения были нанесены через некоторое время после того, как он был убит. Все ранения одного и того же размера, так и должно было быть.
Мартинес слушает показания Шугармэна как зачарованный, в то время как Робертсон пристально всматривается в фотографии.
Подойдя к столу, за которым сидят представители защиты, я беру копию журнальной статьи с теорией «раскаленных ножей» и передаю статью Шугармэну.
– Вам попадалась на глаза эта статья?
– Вы мне ее уже показывали вчера вечером.
– А до того?
– Да.
– Не помните, когда именно?
– Сразу после публикации. Вскоре после этого я и пришел к тем выводам, которые излагаю сейчас.
– А как вы к ней отнеслись?
– Когда отсмеялся? Мне казалось, что это самая безответственная галиматья, с которой я сталкивался за всю свою профессиональную карьеру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84