Это ведь он убит у овощебазы?
— Да.
— Родных Акы из аула вызывали? Опознали убитого?
— Аййи... Опознали.
— Я, Талхат Хасянович, не зря рисовал это,— Тамакаев снова ткнул пальцем в треугольник,— вам, по-моему, надо посетить эти места... Сейчас пустыня совсем не та, какой она была при наших дедах и прадедах. Всегда может найтись кто-нибудь, кто видел мальчика.
— Охотно поеду.
Тамакаев помолчал, потом спросил:
— Какие вести от капитана?
Хотя Талхат прекрасно знал, о ком спросил прокурор-криминалист, но сделал вид, что не понял его.
— От какого капитана?
— Мовлямбердыева...
— От майора Мовлямбердыева?.. Его теперь можно величать так, Мартирос Газгетдинович.
— Не спеши... Его звездочки еще впереди. Приказ ведь пока не получен.—Тамакаев во всем любил соблюдать точность.— Лучше скажи, как его дела в Ташкенте?
— Мегрэ напал на след.
— Что еще за Мегрэ? — Тамакаева покоробила фамильярность подчиненного, по отношению к своему начальнику.
— Это его так звали, когда он работал в Ашхабаде в министерстве. Я даже сам у него об этом недавно спросил: верно ли, что он Мегрэ?
— А он что ответил? — Тамакаев, прищурившись, смот -рел на инспектора.
— «Вах-хей, ты тоже! — ответил.— Не надо слушать всякую ерунду». А вы что подумали, как он мог ответить?
— Правильно он ответил... Он и не мог по-другому ответить. Ладно, собирайся в поездку.— Он, слегка улыбнувшись, протянул Талхату руку.— Если Мегрэ напал на след, похоже, мы скоро увидим преступника здесь...
Талхат вышел из кабинета так же быстро, как и вошел. В последние дни, с тех пор как уехал Хаиткулы, он научился двигаться вдвое быстрее прежнего, ведь обязанности начальника легли на его плечи. И взыскивали за все теперь. с него. Сегодня на утренней оперативке на него так навалились, что отдел работает не в том темпе, как хотелось бы, что дай бог каждому вынести то, что он услышал.
За эти два дня, прожитые без Мовлямбердыева, у него глаза открылись на то, что такое должность начальника уголовного розыска. Надо без задержек отвечать на поступающие каждый день в их отдел документы, выполняя все содержащиеся в них распоряжения. Старые и новые задания,
многочисленные заявления и жалобы... Разве все перечислишь! Стоит только войти в кабинет — звонит телефон. Поднимаешь трубку — приглашает какая-нибудь организация, приглашает не для того, чтобы чай пить, а разобраться подчас в щекотливом деле. Не больше чем на полчаса пойдешь туда, а возвращаешься с распухшей головой. Садишься за письменный стол — и все сначала...
Хаиткулы вроде и не ощущает всей тяжести своей работы. Наверное, сказывается опыт службы в министерстве? Или от природы дается такая работоспособность? Когда выступает — заслушаешься, ни на одном совещании его не собьют. .Все у него так убедительно звучит, что никто и не осмеливается придраться или лишний раз спросить: почему то-то не сделано? Даже самые въедливые работники стараются помалкивать... Нет, кто не выступает на оперативках и совещаниях, тем гораздо лучше. Каждый должен знать свое, место, и ты, Талхат, тоже.
Обуреваемый этими мыслями, Талхат вбежал в свое учреждение, стараясь, чтобы никто не попался навстречу,— обязательно отвлекут. А, между прочим, сделано за эти два дня немало: все, что лежало в глянцевой папке, попало туда не чудесным образом и было приготовлено не чужими руками. Документы, связанные с опознанием убитого, характеристики, биография подпаска — все это собрал сам. К нему первому, хотя и с большим опозданием, попала радиограмма, и он обзвонил весь тот район, чтобы убедиться в верности сообщения... Установление личности убитого, все это хорошо знают, — самое главное и для розыска, и для следствия. Ко многому относиться хладнокровно приучает их суровая работа, но видеть чужое горе по-прежнему бывает нелегко. И на этот раз было так же. Страшно вспомнить, как исказились лица родителей, когда им сначала показали даже не сына, а его фотографию. У них и слов не нашлось сказать, что это их сын, оба горько заплакали.
Сразу после обеденного перерыва Талхат не застал подполковника Джуманазарова на месте, потому-то сначала позвонил Тамакаеву. А сейчас он буквально ворвался в кабинет начальника милиции. Тот не дал ему перевести дух:
— Ну! Волк или лиса?!1
— Волк, товарищ подполковник!
— Садись, чай горячий! Пей, усталость как рукой снимет... И докладывай!
Талхат рассказал о том, что было сделано за день, вернее — за первую его половину: установлена личность убитого, собраны все сведения о нем. Рассказал и о посещении прокуратуры.
Начальник милиции согласился с Тамакаевым, что ехать туда, где жил Акы Довранов, необходимо.
— Поедешь завтра утром, посоветуйся об этом с ребятами, обдумайте все.
— Слушаюсь, товарищ подполковник! От майора известий нет?
— Пока нет. Ждем, Если будут экстренные новости, сообщим. Не обижайся, если разбудим ночью.Талхат вернулся в кабинет, заказал разговор со школой, в которой учился Акы, потом позвонил к Мовлямбердыевым, расспросил мать Хаиткулы о ее здоровье, спросил, не будет ли к нему поручений... Вместо поручений или просьб она наговорила ему множество слов благодарности; ее прервала телефонистка, связавшая Талхата с директором школы. Директор назвал ему фамилии, нескольких своих бывших учеников, обучавшихся сейчас в Чарджоуском пединституте. На каких факультетах, оя не знал...
Талхат сразу же позвонил в пединститут, попросил ректора принять его. Выбежал на улицу.Ректор помог ему разыскать одноклассников Акы, обучавшихся сейчас на разных факультетах — историко-филологическом, физико-математическом, химико-биологическом... Пола Талхат обошел все кабинеты и аудитории, пока побеседовал с ребятами и девушками, наступил вечер. Погода переменилась. Днем было солнечно и тихо, теперь стало ветрено, пошел снег, и любившему пофорсить без шапки старшему лейтенанту пришлось возвращаться на автобусе. Когда он вышел на конечной остановке, снег уже валил хлоцьями. Рядом с универмагом он столкнулся с Бекназаром, возвращавшимся, как и другие работники угрозыска, к концу рабочего дня в отдел.
Работа уголовного розыска зачастую начинается не в девять утра, а раньше,— так же, как кончается она не в шесть, а много позднее. Когда работники отдела собирались вместе, по опухшим глазам, ввалившимся щекам можно было легко узнать, кто из них недосыпал ночей, выполняя задание. После вечерних оперативок далеко не все из них могли идти домой к семьям. У многих работа продолжалась, как не пре-
рывалась она и в выходные дни... У каждого трудящегося есть два дня отдыха, есть они, разумеется, и у инспекторов, но дела подстерегают их и тогда. Близкие и знакомые обычно об этом знают, вот почему, увидев кого-нибудь из них в кино, в парке или даже, скажем, в бане, по привычке спрашивают: «Ты что, по делу сюда зашел?»
Сегодня вечером инспекторы за какой-нибудь час закончили обмен мнениями по текущим делам. Кабинет начальника угрозыска опустел быстро, как базар в Халаче. Записав в своем блокноте все самое важное, что предстоит сделать в поездке, Талхат сложил в портфель необходимые бланки, чистую бумагу. Расписался у оружейника за предоставленный в его распоряжение пистолет, сунул его в боковой карман кителя. Зная, что предстоит поездка в глубь Каракумов, попросил с собой лишнюю обойму. Потом вернулся в кабинет, запломбировал сейф и поехал домой.
...На следующее утро Талхат, как обычно, пружиной вылетел из-под одеяла, намочил под холодным краном полотенце, обтерся с шеи до пояса. Пока умывался, вскипел чайник, и Талхат принялся заваривать душистый утренний чай. Жена, уходившая за молоком, вернулась, ворча:
— Вот... до нас дошла очередь. Испоганили дверь, стыдно соседей. Лоботрясы... сколько развелось их!Талхат вышел на площадку. То, что Он увидел, покоробило его. Он потрогал рисунок пальцем — не стереть и не соскоблить: краска въелась в дерматин. Открывая дверь, он не заметил, что из-под нее вылетел сложенный лист бумаги. Сейчас он зашуршал под ногами. Талхат поднял его, развернул, прочитал и сунул в карман. Войдя в квартиру, набрал домашний номер начальника милиции, взволнованно сообщил:
— Товарищ подполковник, вчера ночью кто-то нарисовал на моей двери череп с костями и сунул под дверь записку. В ней написано: «Пожалей себя». Уверен, товарищ подполковник, все это имеет отношение к нашему делу...
Совершенно спокойно, так, будто ничего не произошло, Джуманазаров прервал его и сказал, что то же самое неизвестный проделал у дверей его самого, Мовлямбердыева и Хайдарова. Поведав об этом, подполковник пожелал Тал-хату счастливой поездки.
Талхат решил, что ослышался: несмотря ни на что,, подполковник отправляет его в такой дальний рейд. Наверняка это дело рук того же, кто прикончил парня. Хаиткулы ищет убийцу в Ташкенте, а его отправляют в пески... Он
Держал в руке трубку, не веря, что разговор закончен, но это было так.
...Сегодня, когда события, описываемые в этом романе, давно отшумели, можно засвидетельствовать, что Талхат, вернувшись из Каракумов, будет лишь радоваться, что подполковник не удержал его в городе. Вспоминая это утро, он скажет себе с гордостью: «Останься я дома, следствие, возможно, задержалось бы...» Да что говорить о конце его командировки! Очень скоро, очутившись в песках, он забудет и о рисунке на дверях, и 0 записке — так много неожиданного встретится на его пути.
Но сейчас, покидая дом, Талхат, сидя в машине рядом с шофером, то и дело оборачивался назад. Ему все казалось, что какая-нибудь из следовавших за ними машин вдруг просигналит: «Ближе к тротуару», потом, когда они остановятся, из нее выйдет знакомый дежурный и скажет: «Отставить, товарищ старший лейтенант... Просили вернуться».
Шофер не обращал внимания на его состояние. Его правая рука спокойно лежала на баранке, он смотрел только на дорогу, уверенно выводя машину из паутины городских и предместных улиц на одну из главных магистралей.
Они проскочили Чарджуйскую крепость — древнюю столицу этого края, и Талхат обернулся в последний раз. Но никто их не нагонял. Теперь, как и водитель, он смотрел только вперед.. Ходко бежавший газик быстро сокращал и без того казавшиеся Талхату короткими километры благоустроенного шоссе.
ТАШКЕНТ
Ташкентская милиция была поставлена на ноги — в ее городе, с почти двухмиллионным населением надо найти двух бежавших из Туркмении преступников. Вел розыск капитан Мовлямбердыев.
Преступников было двое, об этом рассказал Берекет, который сообщил также и их приметы. Вот что с ним произошло.
На шоссе Ашхабад — Чарджоу, на последних километрах перед городом Чарджоу, там, где кончаются пески, на обочине дороги стояли двое. Если бы один из них не поднял руку, держа номер от машины, Берекет проехал бы мимо, не задерживаясь. Но, решив, что стоит и просит о помощи свой брат шофер, остановился. Эти двое мигом очутились на заднем сиденье, а едва он включил газ, как почувствовал, что
в затылок уперлось лезвие ножа... «Куда едешь?» — «В Ташкент».— «Повезешь до самого Ташкента. Слово скажешь — пеняй на себя». Другой приставил к боку пистолет, спросил: «Усвоил?» Чего же тут усваивать... На пароме предупредили: «Если спросят, откуда мы, говори — из Ленинграда». В пути поинтересовались едой, отдал свое, что было. Гнал на последней скорости, и под утро уже были в Ташкенте. Приказали ехать к вокзалу. Сошли за квартал до него. Это все, что знает... Запомнил обоих. «Даже если две тысячи лет пройдет, встречу и сразу же узнаю»,—так закончил Берекет свой рассказ.
Ташкентский уголовный розыск, так же как и Хаиткулы, располагал теперь двумя словесными портретами предполагаемых убийц подпаска.
Первый (имя и фамилия неизвестны):возраст — предположительно от 55 до 60 лет, рост — средний, сложение — крепкое,
лицо — полное, загорелое, с медным оттенком, глаза — серые, в красных прожилках, другие приметы — страдает частым кашлем, переходящим в приступы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41