.. Все это казалось Хаиткулы взаимосвязанным и в то же время не имеющим между собой непосредственной связи.
Он посмотрел на часы: скоро восемь. Оставив Талхата для оформления протокола, он вышел к коллегам, работавшим у дома. Факт, что преступление совершено именно на этом месте, можно считать установленным, надо теперь позаботиться, чтобы из-под свежего снега были вскрыты следы протекторов машины. Хаиткулы снова посмотрел на часы: сегодня здесь очень много работы, а ему еще надо встретиться с Ханум Хакгасовой.
Дело о хищении на винзаводе закончилось. Все виновные, и в их числе директор Ханум Хакгасова, понесли наказание. Но ни от кого, кто был связан с директором, не удалось выяснить, откуда она достала золотые монеты
царской чеканки. Ни одного намека не проскользнуло в их показаниях. Во время обысков, произведенных на квартирах подчиненных Хакгасовой, никаких признаков золота не было обнаружено, поэтому следствию ничего другого не оставалось, как ограничиться признаниями арестованных в том, что с золотом они дела не имели, и выделить все связанные с ним материалы в отдельное производство.
Сама же Ханум объяснила все очень просто: нашла старинный запечатанный кувшин, а в нем оказались золотые монеты. На втором допросе уточнила: «Нашла кувшин, когда ломали наш старый с Мегеремом дом... Экскаватор еще не успел добрать остатки строительного мусора, как из-под обломков глинобитной стены показалось донышко какого-то кувшина. Спрятан он, видно, был в стене, потому что пришлось топором разбивать присохшие к нему комья глины. Подумала: не клад ли? Если клад — надо немедленно сдать государству. Перевернула горлышком вниз, но оттуда посыпалась только сухая земля. Не догадалась, что кувшин большой и внутри его была перегородка, за которой могло быть еще что-то спрятано. Мужу не „сказала о находке, забросила ее в кладовку, где лежала всякая рухлядь. Там он и пролежал несколько лет. Когда продали двор на Докторской, кувшин как память, перенесла в новую квартиру. Стала как-то чистить, а он возьми и выскользни из рук. Среди черепков на полу лежали маленькие монетки. Спрятала их. Хотела, правда, отнести в банк, но потом подумала: а вдруг там начнут смеяться... не золотые они... Решила подождать приезда мужа, пусть он посмотрит и разберется: золотые или фальшивые. Когда отдавала ему чемодан, забыла сказать, что в нем...»
Эти показания нуждались в тщательной проверке. Сделать это Хаиткулы поручил Бекназару Хайдарову...
Бекназар на автобусе доехал до своего родного педагогического института. Чтобы попасть на Докторскую, надо было пройти между зданиями факультета иностранных языков и Институтом усовершенствования учителей. Он проделал этот хорошо ему знакомый путь с удовольствием, то и дело поглядывая на хорошеньких студенток. Вздохнул, свернул направо.
В первом же доме его заставили ждать. Лаяла собака, но никто не выходил. Он постучал еще раз, дверь наконец открылась, на пороге появилась пожилая женщина в длинном халате:
— Кого нужно? Все на работе...—В ее голосе слышались нотки любопытства.
— А... все равно, можно и Ахун-агу, и тетю Марьям... Меджи-ага, наверное, уже приходил на перерыв?
— Если нет Меджи-аги, то есть его мать, проходите... Услышав имя хына, женщина чуть ли не насильно ввела Бекназара в комнату. Пока она накрывала на стол, Бекназар познакомился с целым табунком ее внучат. Еще не приступив к чаепитию, Бекназар рассказал, кто он. Женщина сразу же запричитала:
— Ва-ай! — Она схватилась обеими руками за правую щеку.— Ахун за чужим добром не охотник, у него все есть и все честно нажито! Марьямджан тоже довольна всём. Вот мое богатство, мое сокровище,— она погладила малышей по головкам.
Выяснив, что милиционера интересуют не обитатели этого дома, а соседи по улице, мать Меджи-аги заговорила по-другому:
— Да, да... хорошие люди, всегда казались честными, но кто знает... Если милиция интересуется, наверное, что-то есть... Вот времена пошли, ничего святого нет: думаешь — Хадыр-ата, а на самом деле медведь.
Когда Бекназар уточнил, кто конкретно его интересует _ Ханум и Мегерем, тетушка Марьям опять изменила тактику:
— Наговаривают на них. Клевета, вот увидите,— клевета. Еще скажете, мать Меджиджана была права... Как я говорю, так и получится, еще вспомните.
Бекназар назвал некоторых подчиненных Ханум Хакгасовой, надеясь, что старуха знает о них то, чего не знает милиция...
— Это другое дело. Им поделом попало... Но на этой улице я от края и до края всех знаю. Здесь никого не ищи...
— Если вы хорошо знаете свою улицу, наверное, помните, когда соседи сломали дом, чтобы построить новый?
Бекназар уже не рассчитывал на помощь этой женщины, но все же надеялся, что какие-нибудь сведения могут оказаться полезными, — уж очень хозяйка словоохотлива.
— У-у... Как сейчас помню! Старый дом так и стоит в глазах... Вон ту внучку видите... Вон — с куклой?.. Родилась в понедельник, рано утром, только начало све-
тать. А дядя Маххерем разломал свой дом тоже утром, только что чай попили. Меджиджан тоже помогал ему, полдня работал. Ему все равно делать было нечего, в отпуске был...
— Внучке лет пять-шесть?
— Новый год пройдет — шесть исполнится.
— Новый год недавно был...
— Мусульманский- Новый год; еще впереди. Если вы не знаете, что он в марте бывает, тогда какой же вы милиционер...
— Дом-то что, тесен был? Зачем надо мучиться — ломать, новый строить?..— Инспектор вроде бы не обратил внимание на «шпильку», пущенную хозяйкой, поэтому и задал свои вопрос, но, подумав, решил, что и это пустое замечание собеседницы может стать ниточкой для какой-нибудь темы их беседы, и с деланной серьезностью добавил: — Мы еще многого не знаем...
Если бы старуха не держала во рту конфету-батончик, она сразу бы ответила инспектору. Но ей пришлось сначала прожевать конфету, потом уже ответить:
— Старый дом Маххеремджана был глинобитным. Больше ничего плохого в нем не было. Они сначала жили втроем. А когда сын уехал учиться, он остался вдвоем с Ханумджан. Воздух в кирпичном доме лучше... Гостей много стало приезжать. Деньгам счета у них не было... Все эти приезжали... в высоких папахах. Как их там... лезгины. Когда приезжали, дядя Маххеремджан только Меджиджана всегда приглашал заколоть барана, больше никого. Меджиджан никогда не отказывается, он не из тех, кто важничает, хоть и сам человек не маленький. Он же у меня начальник паража 4.
— Если один сосед ломал дом, другой самый ближний к нему обязательно глотал пыль... Пока строительный мусор не уберут, пыль стоит столбом. Интересно знать, кто же еще из соседей приходил помогать?
— Обязательно помогали! — Старуха обдумывала вопрос и не торопилась отвечать на него. Взяла еще один батончик, зашелестела оберткой.
Бекназар решительно встал, старуха тоже поднялась, пошла провожать его. И только когда оба оказались за дверью, пряча глаза, она рассказала Бекназару, что дом Мегерема был сломан очень быстро, быстро очистили и
вор — к обеду того же дня не осталось и горсточки пыли т развалин. Соседский сын убирал мусор своим экскаватором и получил за это пятьдесят рублей, столько же получил шофер, вывозивший все со двора. Когда Бекназар попросил ее рассказать что-нибудь о «лезгинах», она сунула в рот конфету. Бекназар понял, что больше ничего не узнает от нее, и, пожалев про себя обитателей этого дома, наверное разорившихся на конфетах, простился с матерью Меджи.
В соседнем дворе его встретил суровый старик, опиравшийся на трость. Если бы он сразу не сказал: «Сын ушел к врачу, сейчас вернется», Бекназар ни минуты бы здесь не задерживался. Пришлось остаться. Подумал: «Может, и к лучшему — сразу отделаюсь, чтобы потом опять день не терять...»
Старик смахнул ладонью с завалинки снег, сел, закурил.
— Ты что, с Сулейманом вместе работаешь? Нет? Друг?.. Нет?.. Знакомый? Тоже нет? Интересно... Кто же ты такой?
Можно, конечно, поинтересоваться, кто ты, можно даже не приглашать в дом, ничего в этом зазорного нет, но приставать с вопросами вот так, настойчиво,— это уж чересчур... Бекназар,. не пряча глаз от сурового, холодного взгляда старика, ответил;
— Инспектор уголовного розыска, старший лейтенант милиции Хайдаров! — Он сказал это не без гордости. Вынул удостоверение, протянул старику.
Но тот и глаз не опустил на красную книжечку. Все так же сурово смотрел он На Бекназара, ни один мускул не дрогнул на его лице, и милиционеру стало не по себе под взглядом округлившихся и наливающихся кровью глаз. «Подождать на улице?» — подумал он, но что-то его удерживало в' этом дворе, рядом с нелюбезным хозяином. Чтобы разрядить атмосферу, сказал:
— Я не друг Сулеймана и незнаком с ним. Вместе не работаем. Он не знает меня, а я не знаю его. Но вас я знаю, Халлы Сеид, .очень хорошо знаю...
Теперь старик отвел глаза, швырнул на землю недоку-ренную сигарету, долго, топтал ее носком сапога, словно наступил на голову змее. Потом мрачно бросил Бекназару:
— Наконец... Добрались наконец и до меня... Сколько лет водил я вас за нос...
«О чем он болтает? Я ведь его не обидел. Сказал, что знаю его. Мне не знать его? Когда-то был маклером, скупщиком кож на рынках и скотных дворах... Или снова занялся тем же? Едва ли. Вроде умом немного тронулся»,— так думал инспектор и виновато улыбнулся:.
— Халлы Сеид! Я к Сулейману на два слова зашел. Разговор о другом человеке. Вас же все знают... Если обидел, извините, Сеид-ага!
Глаза старика снова впились в Бекназара, он хотел что-то сказать, но в эту минуту появился Сулейман. Старик отвернулся и пошел в дом, волоча за собой трость.
Бекназар начал сразу с того, что рассказала ему свидетельница сноса дома. Сулейман не был расположен вдаваться в подробности, скомкал разговор:
— Вах-хей, молодцы люди, даже об этом не забыли! Сколько лет прошло... Да, я помогал соседу разбирать дом. Мегерем-ага предлагал деньги, это правда, но я не взял...
Инспектор ушел ни с чем. Оставался еще один двор. Вот что услыхал Бекназар от его хозяина — шофера:
— Нас интересует прежде всего свой дом, а что делается за дувалом, нас не касается. В гости мы не ходим и к себе н„е зовем. Хватает своих дел. На чужое не заримся и своего отнять не дадим... Про общественный долг не говорите. О таких людях только в газетах пишут, на нашей улице их не ищите. Есть производственные обязанности, и их надо выполнять. Мы это и делаем. И милиция обязана свое дело делать. Вы получаете зарплату, а мы должны за вас работать? Ваша забота искать преступников, и нас не впутывайте, и говорить нам больше не о чем.
Бекназар, выслушав парня, который был старше его, наверное, всего на год,, не ушел сразу же.
— Ты...— Бекназару не хотелось произносить имя собеседника.— Ты в армии служил?
— Служил.
— Пионером и комсомольцем был?
— Был. Ну и что? Зачем об этом спрашиваешь?
— Член профсоюза?
— Да. Ну и что? Иначе за бюллетень не платили бы... Если примут, и в партию вступлю. А почему бы не вступить? Я сознательный. Недостатков в моей работе нет, разногласий с начальством не бывает, ни Копейки у государства не украл. Совесть у меня чиста. Спросите
у соседей: разве я кому делал плохое? Или грубое слово они от меня слыхали?.. Кто ко мне с добром, к тому и я... А тронь меня — несдобровать такому человеку, оскорблений я не потерплю.
— А если воры залезут к соседу, а ты будешь видеть, что же — останешься в стороне?.. Или хулиганы на улице нападут на твоего знакомого? Девушку твою обидят?..
— Сами выкрутятся, сейчас народ крепкий пошел. Соседи, если не хотят, чтобы их обокрали, пускай, как говорит пословица, «на аллаха надеются, но осла покрепче привязывают».. У меня нет знакомых, которых могли бы избить, и девушек нет, которые разгуливают по улицам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Он посмотрел на часы: скоро восемь. Оставив Талхата для оформления протокола, он вышел к коллегам, работавшим у дома. Факт, что преступление совершено именно на этом месте, можно считать установленным, надо теперь позаботиться, чтобы из-под свежего снега были вскрыты следы протекторов машины. Хаиткулы снова посмотрел на часы: сегодня здесь очень много работы, а ему еще надо встретиться с Ханум Хакгасовой.
Дело о хищении на винзаводе закончилось. Все виновные, и в их числе директор Ханум Хакгасова, понесли наказание. Но ни от кого, кто был связан с директором, не удалось выяснить, откуда она достала золотые монеты
царской чеканки. Ни одного намека не проскользнуло в их показаниях. Во время обысков, произведенных на квартирах подчиненных Хакгасовой, никаких признаков золота не было обнаружено, поэтому следствию ничего другого не оставалось, как ограничиться признаниями арестованных в том, что с золотом они дела не имели, и выделить все связанные с ним материалы в отдельное производство.
Сама же Ханум объяснила все очень просто: нашла старинный запечатанный кувшин, а в нем оказались золотые монеты. На втором допросе уточнила: «Нашла кувшин, когда ломали наш старый с Мегеремом дом... Экскаватор еще не успел добрать остатки строительного мусора, как из-под обломков глинобитной стены показалось донышко какого-то кувшина. Спрятан он, видно, был в стене, потому что пришлось топором разбивать присохшие к нему комья глины. Подумала: не клад ли? Если клад — надо немедленно сдать государству. Перевернула горлышком вниз, но оттуда посыпалась только сухая земля. Не догадалась, что кувшин большой и внутри его была перегородка, за которой могло быть еще что-то спрятано. Мужу не „сказала о находке, забросила ее в кладовку, где лежала всякая рухлядь. Там он и пролежал несколько лет. Когда продали двор на Докторской, кувшин как память, перенесла в новую квартиру. Стала как-то чистить, а он возьми и выскользни из рук. Среди черепков на полу лежали маленькие монетки. Спрятала их. Хотела, правда, отнести в банк, но потом подумала: а вдруг там начнут смеяться... не золотые они... Решила подождать приезда мужа, пусть он посмотрит и разберется: золотые или фальшивые. Когда отдавала ему чемодан, забыла сказать, что в нем...»
Эти показания нуждались в тщательной проверке. Сделать это Хаиткулы поручил Бекназару Хайдарову...
Бекназар на автобусе доехал до своего родного педагогического института. Чтобы попасть на Докторскую, надо было пройти между зданиями факультета иностранных языков и Институтом усовершенствования учителей. Он проделал этот хорошо ему знакомый путь с удовольствием, то и дело поглядывая на хорошеньких студенток. Вздохнул, свернул направо.
В первом же доме его заставили ждать. Лаяла собака, но никто не выходил. Он постучал еще раз, дверь наконец открылась, на пороге появилась пожилая женщина в длинном халате:
— Кого нужно? Все на работе...—В ее голосе слышались нотки любопытства.
— А... все равно, можно и Ахун-агу, и тетю Марьям... Меджи-ага, наверное, уже приходил на перерыв?
— Если нет Меджи-аги, то есть его мать, проходите... Услышав имя хына, женщина чуть ли не насильно ввела Бекназара в комнату. Пока она накрывала на стол, Бекназар познакомился с целым табунком ее внучат. Еще не приступив к чаепитию, Бекназар рассказал, кто он. Женщина сразу же запричитала:
— Ва-ай! — Она схватилась обеими руками за правую щеку.— Ахун за чужим добром не охотник, у него все есть и все честно нажито! Марьямджан тоже довольна всём. Вот мое богатство, мое сокровище,— она погладила малышей по головкам.
Выяснив, что милиционера интересуют не обитатели этого дома, а соседи по улице, мать Меджи-аги заговорила по-другому:
— Да, да... хорошие люди, всегда казались честными, но кто знает... Если милиция интересуется, наверное, что-то есть... Вот времена пошли, ничего святого нет: думаешь — Хадыр-ата, а на самом деле медведь.
Когда Бекназар уточнил, кто конкретно его интересует _ Ханум и Мегерем, тетушка Марьям опять изменила тактику:
— Наговаривают на них. Клевета, вот увидите,— клевета. Еще скажете, мать Меджиджана была права... Как я говорю, так и получится, еще вспомните.
Бекназар назвал некоторых подчиненных Ханум Хакгасовой, надеясь, что старуха знает о них то, чего не знает милиция...
— Это другое дело. Им поделом попало... Но на этой улице я от края и до края всех знаю. Здесь никого не ищи...
— Если вы хорошо знаете свою улицу, наверное, помните, когда соседи сломали дом, чтобы построить новый?
Бекназар уже не рассчитывал на помощь этой женщины, но все же надеялся, что какие-нибудь сведения могут оказаться полезными, — уж очень хозяйка словоохотлива.
— У-у... Как сейчас помню! Старый дом так и стоит в глазах... Вон ту внучку видите... Вон — с куклой?.. Родилась в понедельник, рано утром, только начало све-
тать. А дядя Маххерем разломал свой дом тоже утром, только что чай попили. Меджиджан тоже помогал ему, полдня работал. Ему все равно делать было нечего, в отпуске был...
— Внучке лет пять-шесть?
— Новый год пройдет — шесть исполнится.
— Новый год недавно был...
— Мусульманский- Новый год; еще впереди. Если вы не знаете, что он в марте бывает, тогда какой же вы милиционер...
— Дом-то что, тесен был? Зачем надо мучиться — ломать, новый строить?..— Инспектор вроде бы не обратил внимание на «шпильку», пущенную хозяйкой, поэтому и задал свои вопрос, но, подумав, решил, что и это пустое замечание собеседницы может стать ниточкой для какой-нибудь темы их беседы, и с деланной серьезностью добавил: — Мы еще многого не знаем...
Если бы старуха не держала во рту конфету-батончик, она сразу бы ответила инспектору. Но ей пришлось сначала прожевать конфету, потом уже ответить:
— Старый дом Маххеремджана был глинобитным. Больше ничего плохого в нем не было. Они сначала жили втроем. А когда сын уехал учиться, он остался вдвоем с Ханумджан. Воздух в кирпичном доме лучше... Гостей много стало приезжать. Деньгам счета у них не было... Все эти приезжали... в высоких папахах. Как их там... лезгины. Когда приезжали, дядя Маххеремджан только Меджиджана всегда приглашал заколоть барана, больше никого. Меджиджан никогда не отказывается, он не из тех, кто важничает, хоть и сам человек не маленький. Он же у меня начальник паража 4.
— Если один сосед ломал дом, другой самый ближний к нему обязательно глотал пыль... Пока строительный мусор не уберут, пыль стоит столбом. Интересно знать, кто же еще из соседей приходил помогать?
— Обязательно помогали! — Старуха обдумывала вопрос и не торопилась отвечать на него. Взяла еще один батончик, зашелестела оберткой.
Бекназар решительно встал, старуха тоже поднялась, пошла провожать его. И только когда оба оказались за дверью, пряча глаза, она рассказала Бекназару, что дом Мегерема был сломан очень быстро, быстро очистили и
вор — к обеду того же дня не осталось и горсточки пыли т развалин. Соседский сын убирал мусор своим экскаватором и получил за это пятьдесят рублей, столько же получил шофер, вывозивший все со двора. Когда Бекназар попросил ее рассказать что-нибудь о «лезгинах», она сунула в рот конфету. Бекназар понял, что больше ничего не узнает от нее, и, пожалев про себя обитателей этого дома, наверное разорившихся на конфетах, простился с матерью Меджи.
В соседнем дворе его встретил суровый старик, опиравшийся на трость. Если бы он сразу не сказал: «Сын ушел к врачу, сейчас вернется», Бекназар ни минуты бы здесь не задерживался. Пришлось остаться. Подумал: «Может, и к лучшему — сразу отделаюсь, чтобы потом опять день не терять...»
Старик смахнул ладонью с завалинки снег, сел, закурил.
— Ты что, с Сулейманом вместе работаешь? Нет? Друг?.. Нет?.. Знакомый? Тоже нет? Интересно... Кто же ты такой?
Можно, конечно, поинтересоваться, кто ты, можно даже не приглашать в дом, ничего в этом зазорного нет, но приставать с вопросами вот так, настойчиво,— это уж чересчур... Бекназар,. не пряча глаз от сурового, холодного взгляда старика, ответил;
— Инспектор уголовного розыска, старший лейтенант милиции Хайдаров! — Он сказал это не без гордости. Вынул удостоверение, протянул старику.
Но тот и глаз не опустил на красную книжечку. Все так же сурово смотрел он На Бекназара, ни один мускул не дрогнул на его лице, и милиционеру стало не по себе под взглядом округлившихся и наливающихся кровью глаз. «Подождать на улице?» — подумал он, но что-то его удерживало в' этом дворе, рядом с нелюбезным хозяином. Чтобы разрядить атмосферу, сказал:
— Я не друг Сулеймана и незнаком с ним. Вместе не работаем. Он не знает меня, а я не знаю его. Но вас я знаю, Халлы Сеид, .очень хорошо знаю...
Теперь старик отвел глаза, швырнул на землю недоку-ренную сигарету, долго, топтал ее носком сапога, словно наступил на голову змее. Потом мрачно бросил Бекназару:
— Наконец... Добрались наконец и до меня... Сколько лет водил я вас за нос...
«О чем он болтает? Я ведь его не обидел. Сказал, что знаю его. Мне не знать его? Когда-то был маклером, скупщиком кож на рынках и скотных дворах... Или снова занялся тем же? Едва ли. Вроде умом немного тронулся»,— так думал инспектор и виновато улыбнулся:.
— Халлы Сеид! Я к Сулейману на два слова зашел. Разговор о другом человеке. Вас же все знают... Если обидел, извините, Сеид-ага!
Глаза старика снова впились в Бекназара, он хотел что-то сказать, но в эту минуту появился Сулейман. Старик отвернулся и пошел в дом, волоча за собой трость.
Бекназар начал сразу с того, что рассказала ему свидетельница сноса дома. Сулейман не был расположен вдаваться в подробности, скомкал разговор:
— Вах-хей, молодцы люди, даже об этом не забыли! Сколько лет прошло... Да, я помогал соседу разбирать дом. Мегерем-ага предлагал деньги, это правда, но я не взял...
Инспектор ушел ни с чем. Оставался еще один двор. Вот что услыхал Бекназар от его хозяина — шофера:
— Нас интересует прежде всего свой дом, а что делается за дувалом, нас не касается. В гости мы не ходим и к себе н„е зовем. Хватает своих дел. На чужое не заримся и своего отнять не дадим... Про общественный долг не говорите. О таких людях только в газетах пишут, на нашей улице их не ищите. Есть производственные обязанности, и их надо выполнять. Мы это и делаем. И милиция обязана свое дело делать. Вы получаете зарплату, а мы должны за вас работать? Ваша забота искать преступников, и нас не впутывайте, и говорить нам больше не о чем.
Бекназар, выслушав парня, который был старше его, наверное, всего на год,, не ушел сразу же.
— Ты...— Бекназару не хотелось произносить имя собеседника.— Ты в армии служил?
— Служил.
— Пионером и комсомольцем был?
— Был. Ну и что? Зачем об этом спрашиваешь?
— Член профсоюза?
— Да. Ну и что? Иначе за бюллетень не платили бы... Если примут, и в партию вступлю. А почему бы не вступить? Я сознательный. Недостатков в моей работе нет, разногласий с начальством не бывает, ни Копейки у государства не украл. Совесть у меня чиста. Спросите
у соседей: разве я кому делал плохое? Или грубое слово они от меня слыхали?.. Кто ко мне с добром, к тому и я... А тронь меня — несдобровать такому человеку, оскорблений я не потерплю.
— А если воры залезут к соседу, а ты будешь видеть, что же — останешься в стороне?.. Или хулиганы на улице нападут на твоего знакомого? Девушку твою обидят?..
— Сами выкрутятся, сейчас народ крепкий пошел. Соседи, если не хотят, чтобы их обокрали, пускай, как говорит пословица, «на аллаха надеются, но осла покрепче привязывают».. У меня нет знакомых, которых могли бы избить, и девушек нет, которые разгуливают по улицам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41