Что касается меня, то мне повезло. Меня невозможно обидеть. Но мне любопытно. Особенно мне хочется узнать, что таится за этой улыбкой. Гаденыш видит меня насквозь, как и всех вокруг.
Ладно, Дог, теперь моя очередь изучить тебя. Одежда неплохая, но слишком старая. В кармане не больше пятидесяти баксов. Да я вчера вечером между коктейлем и обедом больше заработала! Когда я взяла его за руку, то немного испугалась, потому что для его возраста рука оказалась слишком сильной. Позёр? Как знать. Дешевый парикмахер обкорнал его. Как сивку-бурку, но волосы густые и через неделю-другую снова отрастут. Кое-где пробивается седина, а спереди виднеется целая белая прядь. Он тяжеловат, но на теле ни капли жира, и ходит как-то странно: одна рука все время свободно болтается. На что бы ни обращал он свой взор, эти зеленые глаза все замечают и все запоминают.
Мне хотелось бы переспать с ним, но не стоит даже пытаться. Такие сами выбирают место и время.
Кстати о времени. На часах три минуты шестого. Я знаю Дога уже целых восемь минут.
* * *
Вся комната была уставлена пустыми банками из-под пива «Пабст». Его эмблема — голубые ленточки с печатями — украшала собой любое мало-мальски подходящее горизонтальное пространство спальни, включая спинку кровати, куда я аккуратненько пристроил только что допитую баночку, и теперь она угрожающе нависала прямо над моим лицом. На полу валялась пара полотенец, пытавшихся впитать пролитое пиво, а я лежал и слушал Ли, и мне казалось, что время повернулось вспять. Только прежде Ли не носил шорты с надписью «LOVE» на пуговке.
— Не будь глупым упрямым ублюдком, — внушал он мне. — И не смей говорить, что ты не можешь остановиться у меня. Мать твою, зачем тратить бешеные бабки на отели? В наше время невозможно найти даже приличную комнату, если только ты не стрижешь капусту тоннами, но и тогда на это уйдет не меньше пары месяцев.
Я дернул колечко на крышке новой банки пива.
— Оставь это, Ли. Вам, любителям поразвлечься, ни к чему постояльцы.
— Фигня. У меня две спальни. Если же народу будет слишком много, что ж, зрители тоже не помешают. Я утратил всякий стыд лет двадцать назад.
— Послушай...
— Забудь об этом, — прервал меня Ли. — Ты остаешься здесь. На войне мы делили с тобой все, что имели, неужели думаешь, теперь не сможем? Кроме того, тебе понадобится кое-что еще, старина. Я рад, что у нас с тобой один и тот же размер, да и рост почти одинаковый, а у меня три шкафа битком набиты шмотьем. Выберешь все, что захочешь, я отдам это барахло немного расшить в груди и плечах, вот ты и будешь как новенький!
Я снова попытался открыть рот и объясниться, но Ли опять оборвал меня:
— Все вещи новые, Дог. Я оказываю одному парню кое-какие услуги, и тот расплачивается шмотками. Какого черта мне надо? Да переодевайся я дважды в день, и то месяц уйдет, чтобы надеть весь этот хлам хоть по разу. Ну что, по рукам? Я не богач, но и не бедный, просто дела идут неплохо, и, черт побери, ты мой старый приятель, так что раздели со мной все, что я имею. Даю тебе неделю на то, чтобы осмотреться, отдохнуть, прийти в себя, потом подыщем тебе местечко, такое, чтобы ты смог встать на ноги.
Банка застыла на полпути к моему рту.
— Ли...
— Не выводи меня из себя, Дог! У меня полно контрактов, так что это будет нетрудно. Зачем кому-то знать, что ты зависал в Европе только потому, что твои придурочные родственнички постарались выкинуть тебя из страны? Слишком уж много у тебя дурацкой гордости, дружище. Но ведь на войне ты был героем. Мог бы запросто накрутить им хвост. Какого дьявола ты похоронил себя?
Я хотел ответить, но Ли вел себя как глухарь на току, и мне никак не удавалось вставить хотя бы словечко.
— О да, ищите женщину, так или нет? Однако ты до сих пор не женат?
Я отрицательно покачал головой, подтверждая его догадку.
— Вот видишь, даже гнезда не свил! Все такой же, как и раньше: оборванный голодранец, который скорее напьется в стельку, чем отымеет женщину.
— Я получил от жизни все, что хотел.
— Ты мог бы получить гораздо больше.
— Я был слишком занят, — ответил я.
— А в результате — ноль без палочки. Сотни убитых, гора наград, но у тебя не хватило ума даже на то, чтобы подставиться под пули и оформить ранение, чтобы выбить себе пенсию. Нет, что ни говори, надо было возвращаться домой. — Ли выудил еще одну банку из ведра с ледяной водой и изучающе поглядел на меня глазами цвета «Пабст». — А кстати, почему это ты решил вернуться?
— Старик умер и оставил мне наследство. Я все пытался сказать тебе об этом.
Ли замер, его палец застыл в кольце открывашки.
— Старый Камерон Баррин?
— Дед по материнской линии, — кивнул я. — Полагаю, он решил, что должен мне кое-что, ведь я все же какой-никакой родственник. И если с тех пор, как я покинул его дом, я проявил себя человеком хорошим, честным... скажем так, абсолютно чистым... с моральной точки зрения, то заслужил награду в десять тысяч долларов за примерное поведение.
— Наличными?
— Угу.
Ли открыл наконец банку и недоверчиво хмыкнул:
— Ну и какие у тебя шансы?
— Да никаких.
— Тогда зачем было приезжать?
— Может, удастся соврать, — пожал я плечами.
Секунд десять Ли пристально смотрел на меня, затем сделал большой глоток и покачал головой, словно не мог поверить своим собственным ушам.
— Черт побери, узнаю старину Дога. Наивный, как младенец. Неужели ты никогда ничему не научишься? Кто-то помахал десятью кусками, и вот ты летишь сюда на всех парах, не задумываясь над тем, что этих денег не хватит и на пару месяцев. Мир изменился, дружище. Война закончилась, а здесь тебе не Европа. Старые времена канули в небытие. Будь мы с тобой детьми, тогда нам вряд ли понадобилось бы что-нибудь, кроме велосипеда, спального мешка и небольшого подкрепления из дома, чтобы не помереть с голоду, да еще неплохо было бы время от времени заходить в бистро «На том берегу реки» и есть вкуснейшие на свете спагетти, но ведь мы с тобой большие мальчики и не можем вести себя как дети. — Я пожал плечами и отхлебнул пива. А Ли тем временем гнул свое: — Брат, я рад, что мы снова вместе. Кажется, у меня проснулись отцовские чувства. Я собираюсь позаботиться о тебе, малыш Догги.
Я поглядел на него, и ослепительная улыбка открыла мои ровные белые зубы.
Ли осклабился в ответ и одобрительно кивнул:
— Не сомневайся, я помню, как ты снимал у меня с хвоста эти «МИ-109». Я до сих пор вижу, как ты вел меня в небе словно добрый дядюшка. Ты был моим ангелом-хранителем и не раз спасал мою задницу. Да, год тогда выдался на редкость дрянной, а ты оберегал меня, словно наседка своего цыпленка, вел за ручку по этой чертовой войне, берег как зеницу ока, спасал мою шкуру, и теперь пришла моя очередь стать для тебя добрым дядюшкой. И так будет до тех пор, пока ты твердо не встанешь на ноги. — Ли докончил банку одним долгим глотком. — Я беру тебя под свое крылышко, и первое, что я собираюсь сделать, — так это раз и навсегда избавить тебя от твоего мутного прошлого. Приоденешься, станешь похож на нормального жителя Нью-Йорка, вернешься в реальный мир.
Пустая банка полетела в стену. Ли содрал с вешалки халат и накинул его себе на плечи. Брезгливым жестом он приподнял мой потрепанный, снизу доверху залепленный старыми наклейками портфель, углы которого протерлись чуть ли не до дыр, и скорчил гримасу:
— Здесь есть что-нибудь по-настоящему нужное?
Я снова глотнул пива. Оно было прохладным, освежающим, приятным на вкус.
— Есть кое-что, — небрежно бросил я. — Сам поймешь, когда откроешь.
Ли кинул портфель на кровать, расстегнул ремни, щелкнул замками и отбросил крышку. Его реакция позабавила меня. Он залез внутрь обеими руками, порылся немного, явно не зная, что сказать.
Не слишком часто простому парню приходится видеть пару миллионов баксов купюрами по десять тысяч долларов.
— Белья нет? — вопросительно поглядел на меня Ли.
— Белья нет, — подтвердил я.
Глава 2
Юридическая контора Лейланда Росса Хантера занимала целый этаж Эмпайр-Стейт-Билдинг, этого частного, скрытого от посторонних глаз мирка, возвышающегося на сотни метров над асфальтово-бетонным лицом города, мирка, существующего в абсолютной, прямо-таки библиотечной тишине, где даже слабый шелест шагов по толстенным коврам считается неприличным. Робкие, молчаливые машинистки полны страха и дурных предчувствий и лишний раз боятся пошевелиться, словно каждую минуту ожидают, что их расстреляют за слишком громкий удар по клавишам. В помещениях подобного рода должен был бы стоять стойкий запах старой кожи и потных тел, который ничем не вытравить и ни за что не выветрить, но благодаря современным кондиционерам в воздухе чувствовался особый, несколько неуместный, резкий привкус благовоний.
Девушка-секретарь за тяжелым антикварным столом уставилась на меня своими плоскими окулярами в золотой оправе, исподтишка оценивая мои внешние данные.
— Слушаю вас, мистер Келли. Вам назначено?
— Нет, мэм, — ответил я.
— Сначала надо записаться на прием по телефону.
— Зачем?
Секретарша решила снизойти до улыбки:
— Видите ли, мистер Келли, мистер Хантер...
— Очень занятой человек, — закончил я за нее.
— Точно.
— На что поспорим, что он и так примет меня? — ухмыльнулся я, прикуривая сигарету.
Однако подобные плебейские речи в подобном месте считались верхом вульгарности и ни под каким видом не допускались. Чисто женским жестом секретарша сняла очки и нетерпеливо вздохнула:
— Мистер Келли...
— Когда мне было десять, я сфотографировал твоего босса с мисс Эртицией Дубро, которая была бессменной няней нашего семейства. Они купались голышом. — Я от души затянулся и выпустил облако дыма прямо у нее над головой. — Мисс Дубро было сорок с хвостиком, и у этой толстухи волосы на груди росли. Признаюсь, раньше ничего подобного мне видеть не приходилось. Думаю, у старины Хантера пунктик насчет волосатых леди, потому что в обмен на пленку он дал мне покататься на собственной машине. Одолжил свою колымагу на все выходные, представляешь!
— Мистер Келли!!!
— Просто скажи, что пришел Дог, и не забудь упомянуть мисс Дубро, ладно?
Какой же она была смешной! Бедняжку распирало неподдельное негодование, но сквозь него пробивалось столь же искреннее любопытство, ведь я спокойно стоял перед ней и как-то слишком уж непринужденно рассказывал о столь непристойных вещах, так что не оставалось никаких сомнений в том, что я говорю правду. Девушка вспыхнула, выключила пару кнопок на аппарате внутренней связи, выпорхнула из кресла и исчезла за дверью кабинета.
Услышав, как взрыв хохота прорезал тишину, я приготовился лицезреть предстоящее зрелище. И ожидания мои полностью оправдались. Секретарша выскочила от своего достопочтенного шефа как ошпаренная, покрасневшая словно вареный рак и с дико сверкающими глазами, не в силах поверить в произошедшее. А все потому, что слишком долго росла в тепличных условиях и трудности жестокого мира бизнеса обошли ее стороной.
— Мистер Хантер примет вас прямо сейчас — пропищала она.
Я бросил окурок в коробку со скрепками и кивнул ей свысока:
— А я что говорил?
* * *
— Двадцать лет, — поприветствовал меня старик.
— Тридцать, — сел я, не дожидаясь приглашения. — Ты и тогда уже был старым, озабоченным ублюдком.
— Как бы я хотел, чтобы ты работал на меня. С удовольствием вышвырнул бы тебя вон!
— Черта с два!
— Тут ты прав. Наверное, повысил бы тебя за то, что ты напомнил мне о тех восхитительных временах, когда я был настоящим мачо. Теперь все переменилось, я — просто старый распутник, и, может, некоторые из этих молодых выскочек даже немножко уважают меня. Рад видеть тебя, Дог.
— И я тоже, старина.
— У тебя осталось фото с той пленки? Ну, где я с Дубро?
— Откуда? Все было по-честному, и я отдал тебе пленку, так и не напечатав ни одного снимка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60