Я заехал в закусочную на самой окраине города, зашел внутрь и заказал себе завтрак. Город еще не проснулся, движения на дороге почти не было, и я занял место у стойки рядом с водителем грузовика.
Где-то там, в большом городе, Хобис и Чоппер занимались тем, что я им поручил, двое других парней оберегали покой Шарон и Ли, все маленькие колесики заработали, закрутились, да и сам я был взвинчен до предела, так что кусок еле лез мне в горло.
Я был снова в игре. Бог свидетель, я вовсе не хотел, чтобы все так вышло. Они вполне могли бы отстать от меня, и тогда вся эта зловонная смесь осталась бы нетронутой и не стала бы так вонять. Теперь же она была готова взорваться. А взрыв — это дело такое... он уносит с собой все: и хорошее, и плохое, и нейтральное. После него остаются одни руины, пока кто-нибудь не засыплет это болото камнями, не отстроится заново, но в конце концов снова начнется брожение, и опять прогремит взрыв. Двадцать лет вокруг меня рвались бомбы, рушились дома, гремел гром выстрелов, и я до смерти устал от этого. Эта была та усталость, от которой ломит кости, и тебе хочется забиться в какое-нибудь тихое местечко и сидеть, сидеть, сидеть там вечно.
Дом. У меня его никогда не было. Одно время мне казалось, что он у меня есть, потом мне захотелось вернуться туда, но стоило приехать, как стало понятно — его и не было никогда. Я играл сам с собой в детские игры, а копеечное наследство — это всего лишь повод, обратный билет домой.
Но оказалось, что талон мой давно пробит.
А маршрут, идущий мимо дома, оказался совсем в другую сторону.
Я полез за сигаретами и вместе с пачкой вытащил записку, которую Ли оставил на моем туалетном столике. Тогда мне было некогда, и я, не читая, запихнул ее в карман, а потом забыл. Я развернул бумажку и расправил ее на столе.
Записка оказалась совсем коротенькой. Наверху Ли нацарапал: «Швейцар передал мне это». Остальная часть состояла из двух слов и трех цифр, тщательно выведенных карандашом: «Дог. Феррис. 655». Буквы были странными, с завитушками. Просто бессмыслица какая-то. Пришлось перевернуть бумажку, но обратная сторона была девственно чиста, и я еще раз оглядел послание. Бумага дешевая, но с водяными знаками, похоже, нижняя часть листочка, вырванного из блокнота, которые можно найти в любом отеле. Было во всем этом что-то неуловимо знакомое, но я никак не мог вспомнить, что именно или хотя бы, с чем все это связано.
И все же кому-то стало известно мое местонахождение. Ведь кто-то оставил для меня это чертово послание и, несомненно, надеялся, что мне удастся понять, о чем идет речь. Будь оно от моих старых знакомых, они не стали бы играть в прятки, использовали бы простой шифр, и дело с концом. Из всех блистательных фигур, с которыми я познакомился с того времени, как сошел с борта самолета, не было ни одного, кто мог бы оставить послание такого рода. Охотники на мою жизнь, само собой, тоже отпадают: такие люди не пишут записок. Они просто идут по следу и сами выбирают время и место убийства.
Я смотрел на послание, пока в моем мозгу не отпечаталась каждая его буковка и циферка, каждая незначительная деталь, потом поднес к листочку горящую спичку, поджег и кинул в пепельницу. Парень за стойкой бросил на меня любопытный взгляд, пожал плечами и отвернулся. Водитель грузовика допил кофе, заплатил по счету и вышел. Над горизонтом появился солнечный диск, Линтон пробуждался ото сна, начинался новый рабочий день. Я попросил счет, протянул кассиру пятерку, взял сдачу и направился к выходу.
На пересечении Берган и Хай-стрит машины заполонили обе стороны дороги, и люди в рабочей одежде небольшими группками по двое, по трое входили в заведение Тода. Я припарковался в самом конце длинной вереницы автомобилей, перешел на другую сторону и направился к хозяину. Двое мужчин лет пятидесяти проявили к моей персоне чрезвычайный интерес.
— Ты от профсоюза? — спросил один.
— Не-а. Я простой посетитель. Жил здесь когда-то.
— Вернулся устраиваться на работу?
Я улыбнулся и покачал головой:
— У меня уже есть. Знаком с Тодом, вот и все дела. А что происходит?
— "Баррин" набирает людей, — поведал один из парней и весело подмигнул мне из-под очков. — Рабочей силы-то не хватает. Им бы пригодился кто-нибудь помоложе, такие, как ты, например.
— Ты мне льстишь, друг, я тоже далеко не мальчик.
— Но до нас тебе еще далеко, сынок, ох как далеко!
Тод был не в духе, и в раздражении поставил за стойку бара трех девиц. Еще две сбились с ног, разнося кофе по столикам в соседнем зале, где народ гудел, словно пчелы в улье, а сам Тод пережидал наплыв, притулившись с кружкой пива за столиком у стены. Одним ухом старик прилип к включенному радио. При виде меня брови его удивленно поползли вверх, и он указал на соседний стул:
— Привет, малыш. Мне стоило бы сразу догадаться, что что-то обязательно произойдет. Ты прямо как твой папаша, где он — там буча. Хорошая драка ли, веселье ли, смех и песни, пьянка — одним словом, буча.
Я уселся и отставил пиво, которое принесла официантка: пузырьки не слишком хорошо ложатся на завтрак.
— Не надо на меня так смотреть, Тод. Что бы тут ни происходило, это не моих рук дело.
— Черта с два! Может, ты просто разворошил осиное гнездо.
— Что случилось?
Старик пожал торчащими из-под свитера костлявыми плечами, которые в прежние времена были покрыты горой мускулов:
— У «Баррин» новые контракты, вот что. И они снова нанимают народ.
— Грустное зрелище — все эти будущие работники.
— Неплохие парни, но их время давным-давно прошло. Половина уже лет сто перебивается случайными заработками или живет на пособие. А тут еще этот чертов профсоюз лезет. С тех пор как Макмиллан платит больше минимальной нормы, им никого не удавалось внедрить здесь, а эти стариканы пойдут на все, лишь бы заполучить работу. Ты знаешь, по какому поводу весь сыр-бор разгорелся?
— Откуда? Я только что приехал.
— "Баррин" хочет установить зарплату меньше положенной профсоюзом, вот лейбористы и визжат. А вся эта компания намерена послать их на три буквы. Они хотят работать, не важно на каких условиях, вот и не желают, чтобы приезжие диктовали здесь свои условия, а тем более чинили им препятствия.
— И что, по-твоему, будет дальше, Тод?
— Тебе ли не знать, малыш. Расставят пикеты, нагонят штрейкбрехеров и попытаются сорвать контракты.
Эти парни из Города горазды на подобные штучки. Сейчас они отправились в Вашингтон встретиться кое с кем и выжмут из этого все, что смогут.
Я вытер испарину с холодного бокала пива и засмеялся:
— Думаю, тут ты промахнулся, Тод.
— Ну-ка, ну-ка, командир?
— Если ты все правильно обрисовал, то лейбористы разбегутся отсюда, как кролики.
— Почему это?
— Сам подумай, — сказал я. — Умирающий город, где рабочая голытьба желает воспользоваться случаем отказаться от государственных подачек и снова встать на ноги, а у них на пути встают жиртресты из хорошо организованной богатой политической организации и пытаются лишить их этой уникальной возможности.
— И что?
— Да это же голубая мечта всех газетчиков и ночной кошмар лейбористского лобби.
Тод несколько минут молча смотрел на меня, а потом выключил радио, отхлебнул пива и отставил кружку.
— Будь я проклят, если ты не прав! — воскликнул старик.
— Не станут они расставлять пикеты и засылать штрейкбрехеров, — продолжил я. — Не такие они дураки. Просто постоят в сторонке и подождут, чем кончится эта заварушка. Если все провалится, то провалится — и хрен с ним. А вот если дельце выгорит, они отсидятся немного, наберутся сил, а потом примутся за реорганизацию. К тому времени всех этих стариканов, которые дерут здесь горло, уже не будет. Им на смену придут другие. Таковы правила игры, и они никогда не изменятся.
— Ты сказал... «если все провалится».
— Терзают меня смутные сомнения, Тод.
— Может, тебе виднее, малыш. — Дружелюбие его как рукой сняло.
— Я постараюсь разузнать. В любой игре всегда есть победитель.
— И кто же победит в этой?
— Пока на поле я вижу всего двух претендентов.
— Старина Альфред и Деннисон Баррины?
— А разве они могут проиграть?
— Это и ежу понятно. Богатые становятся богаче.
— Только не в этом случае, — сказал я. — Мне кажется, они изо всех сил пытаются ухватиться за соломинку.
Тод прикончил свое пиво, налил еще и открыто взглянул мне в глаза.
— Скажи мне кое-что, парень. Этих стариков собираются обвести вокруг пальца?
Холодок пробежал у меня по спине, и мне пришлось спрятать свой взгляд в кружку с пивом, чтобы он не сумел прочитать по глазам, что я думаю по этому поводу. Я отпил половину, отставил бокал и поглядел на него.
— Если мне удастся помочь, то этого не случится.
— Они пострадают?
И вдруг я увидел Тода таким, каким он был в стародавние времена: всегда готовым взять наглеца за шкирбон и хорошенько садануть об стену. Он не сводил пытливого взгляда с моего лица. И когда я сказал: «Нет», он медленно кивнул.
— Прямо как твой папаша, — проговорил он.
— Спасибо.
— Жаль, что ты не знал его.
— Мне достаточно поглядеться в зеркало, старина.
— Да, что есть, то есть. Там ты и деда тоже можешь увидеть, этого старого ублюдка.
— Это мой титул, Тод.
— Я вкладываю в это понятие совсем другой смысл, парень. Знаешь, будь он жив, ему бы это понравилось.
— Черт, да он с этого и начал!
Тод одним махом залил в себя остатки пива и удовлетворенно крякнул:
— А ты закончишь.
Я улыбнулся в ответ.
— А ты совсем не изменился, — сказал он.
— Не обманывай себя.
— Вот только жаль, что с тобой нет этой маленькой хорошенькой леди.
— Она работает, — пояснил я. — Кроме того, никто не может вынести моего общества слишком долго.
— Дерьмо собачье! — Его рот растянулся, изображая улыбку. — Малышка вся твоя, Келли. — Он вытер губы тыльной стороной ладони, в глазах запрыгали веселые огоньки. — После вашего отъезда я тут кое с кем побалакал.
— И что нового?
— Пошел к черту, Келли. Если надо, сам разнюхаешь.
— Помощник из тебя — хоть куда!
— Это точно!
— Где тут у вас платный телефон?
— Там, в холле. — Тод откинулся на спинку и скрестил руки на животе. — Собираешься поднять волну?
— Так, совсем небольшую.
— Вот черт, — усмехнулся он. — Все веселье перепадает вам, детям.
* * *
Ничто не могло привести дворецкого в смятение. Этот малый настоящий профессионал: холодный, бесстрастный, отстраненный. Он тоже был своего рода наемным рабочим, готовым до последней капли крови защищать своих хозяев, конечно, пока плата соответствовала усилиям. Но когда наступало время Большого Казино, тут даже он не мог упустить случая поразвлечься. Я сказал: «Привет, Харви», и настало время Большого Казино. Харви бесстрастно улыбнулся мне и открыл дверь, но в глазах запрыгали чертики, а на лице появилось выражение, явственно говорящее о том, что он ожидает очередного раунда веселья.
— Мисс Пэм и мисс Веда дома, сэр.
— А где Люселла?
— Надралась, сэр, если позволите подобную откровенность.
— Подобная откровенность вполне позволительна, Харви. А что кузены?
— На собрании, сэр.
— Отлично! Недаром я ехал, все так удачно складывается.
— Я бы тоже так сказал, сэр.
— И почему ты бы тоже так сказал, Харви?
Ни улыбки, ни удивленно поднятой брови, просто маленькая собачка признает превосходство большой.
— Потому что со дня вашего последнего визита вы стали темой для нескончаемых дискуссий, сэр, — провозгласил он.
— Надеюсь, они не сказали обо мне ничего хорошего.
— Можете в этом не сомневаться, сэр.
— Пока мыши возятся, люди трахаются.
Харви чуть было не улыбнулся, но сумел сдержаться:
— Грубовато, сэр, но по сути верно.
— А знаешь, Харви, ты начинаешь мне нравиться. — Я протянул ему плащ и шляпу.
— Спасибо, сэр. Сюда, пожалуйста. Объявить вас?
— Не стоит.
Я услышал их гораздо раньше, чем добрался до библиотеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60