Почти украдкой Эйдриен окинула взглядом вестибюль со смутной опаской увидеть сестру — и, к своему стыду, обрадовалась, когда поняла, что Никки нет и здесь. Направляясь к дверям, она размышляла о том, что вся ее нежность относится к прошлой, безвозвратно ушедшей Нико и встречи происходят скорее из чувства долга, чем из привязанности. Но, даже понимая всю неправильность подобных отношений, слишком убиваться из-за этого она не собиралась. Старшая сестра не только сама страдала психическим расстройством, она стремилась вовлечь в свое безумие окружающих. И между приветственным поцелуем и первой рюмочкой аперитива неизменно проявлялось то, о чем Эйдриен предпочитала не помнить: Никки не только не становилось лучше — ее состояние стабильно ухудшалось. От психиатра, к которому она ходила, пользы было ноль. И более того, с тех пор как Никки стала посещать сеансы, она все больше сходила с ума, готовая без умолку разглагольствовать о том, чего не могло быть даже в кошмарном сне. Видя мучения сестры, Эйдриен страстно желала ей чем-нибудь помочь, но…
— Уходите? — Портье придержал перед ней дверь.
Та пожала плечами:
— Никки, наверное, отбежала куда-нибудь.
Портье окинул Эйдриен недоумевающим взглядом, покачал головой и нахмурился:
— Вряд ли — я бы заметил. А в прачечную не заглядывали?
Эйдриен задержалась у двери и обернулась.
— Нет. Пожалуй, так и сделаю.
Выдавив из себя улыбку, она принялась спускаться в подвал. Определить местонахождение прачечной не представляло труда: из помещения доносился теплый аромат кондиционера для белья и резкий запах отбеливателя. Эйдриен открыла дверь и заглянула внутрь — ни души. Безлюдная комнатушка, освещенная флуоресцентными лампами, выглядела безлюдной и всеми покинутой — в ряд стояли бездействующие молчаливые машины, барабанные сушилки взирали на случайную гостью круглыми потухшими глазами.
То же настроение царило и наверху, где с унылым лицом ее поджидал портье.
— Простите, совсем вылетело из головы, Никки оставила вам записку, — сказал он и с виноватой улыбкой протянул Эйдриен конверт. Едва та взяла его в руки, ею овладели дурные предчувствия. Она вскрыла конверт, и волна адреналина обожгла вены, волоски на руках встали дыбом. На миг ей показалось, что она стоит на краю обрыва и глядит вниз. Записка была так коротка, что Эйдриен даже не пришлось читать:
«Эй!
Не могу так больше.
Радужное прости.
Никки».
Глава 7
Дрожащими руками портье вставил общий ключ в замок квартиры Никки, снова и снова беззвучно повторяя: «Еще ничего не известно, еще ничего не известно». Затем задвижка щелкнула, дверь распахнулась, и Эйдриен, отстранив портье, вбежала в квартиру, безумно озираясь.
— Никки? — В квартире было темно. Откуда-то справа доносился приглушенный лай. — Никки?
Рамон нащупал рукой выключатель, щелкнул кнопкой, но результатов не последовало. Он в замешательстве посмотрел на Эйдриен.
— Странно, наверное, пробки вылетели.
— Замените, — скомандовала Эйдриен и на ощупь стала пробираться в темноту квартиры.
— Щиток на кухне, — ответил Рамон, — тут без фонарика не обойтись. Вы не знаете, у Никки есть фонарик?
Эйдриен не ответила. Она едва дышала.
— Я в коридор, в подсобку. — Портье развернулся и выбежал из комнаты.
— Никки? — Жгучие слезы стекали по щекам, а Эйдриен все шла вперед шаг за шагом, выставив перед собой руки, как раз на уровне талии, чтобы не наткнуться…
— Никки?
Квартиру освещало лишь неоновое сияние за окнами да, пожалуй, свет из коридора, в котором едва различались очертания предметов: диван, стол, большое кожаное кресло с невысокой спинкой.
— Никки?!
Лай раздавался все громче: Джек царапал лапами дверь кухни. Пока глаза привыкали к темноте, Эйдриен двигалась на звук. Вот она нащупала дверь и открыла ее. Пес вырвался из заточения и с визгом стал гоняться за своим хвостом, а затем начал высоко подпрыгивать на пути гостьи.
— Сидеть, — скомандовала та, испытывая смешанное чувство раздражения и тревоги.
Взвизгнув, Джек бросился через всю гостиную, выскочил в коридор и опять принялся царапаться в дверь — на этот раз пытаясь войти, а не выйти. Эйдриен последовала за ним, удивляясь, как тихо в квартире без электричества: единственными звуками, нарушавшими царящую в квартире тишину, были приглушенный гул дороги за окном да царапанье Джека. Затем пес залаял, и в глаза Эйдриен ударил луч света.
— Я раздобыл фонарь, — сказал портье.
Эйдриен заслонила глаза рукой и сощурилась, беспомощная, точно ослепленное светом фар животное, случайно выбежавшее на автотрассу. Рамон направил фонарь в сторону, яркий луч осветил санузел — Эйдриен приготовилась увидеть нечто страшное, но на освещенном пятачке оказалось пусто.
— Я заберу собаку, — предложила она. — А вы разберитесь со щитком.
Рамон кивнул и направился на кухню, подсвечивая себе дорогу. Эйдриен же, пытаясь справиться с внезапно подкатившей к горлу тошнотой, на ощупь добралась до ванной.
— Джек, пошли.
Однако пес, будто подбадриваемый ее присутствием, царапался все яростнее. Эйдриен сдалась, открыла дверь и оказалась в полной темноте. По привычке она щелкнула выключателем, потом еще раз, но свет не загорелся. Было тихо, только Джек скулил и жался к ноге да тихо капала вода: «Кап, кап, кап».
— Никки?
Тишина — никто не отозвался.
Неожиданно с кухни послышался голос портье: «Готово!» — и внезапно загорелся свет. Рядом взвыл саксофон: одинокая нота за доли секунды выросла с нуля до восьмидесяти децибел, прорываясь сквозь залитый светом воздух. В мутной воде лежала мертвая Никки — ее широко раскрытые глаза удивленно смотрели в пустоту.
Все внутри перевернулось, пол поплыл под ногами, резкая боль у виска — и снова темнота.
Придя в себя, Эйдриен увидела полицейского, сидевшего рядом на стуле и говорившего по мобильному телефону. В комнате горел свет, в голове раздавались гулкие удары, а она лежала на кушетке с ногами на подушке.
— Ох… — Эйдриен жалобно простонала и медленно приподнялась на кровати, опираясь на локти.
— Вы потеряли сознание и ударились головой, — объяснил коп.
«Потеряла сознание? С чего вдруг? Стояла в ванной…» — и тут же вспомнился протяжный пронизывающий плач саксофона, играющего джаз. Перед мысленным взором на миг возникли мертвые глаза сестры, и из горла сам собой вырвался стон.
— Ее невозможно было спасти, — сочувственно проговорил полицейский. — Судя по всему, смерть наступила мгновенно.
Эйдриен издала звук, совместивший в себе рыдание и жалобное хныканье, и уронила голову на ладони. На глаза навернулись слезы.
— Портье вызвал службу спасения. Вам повезло: мы с напарником как раз патрулировали ваш участок.
Только теперь она заметила второго полицейского, который стоял у входной двери и тихо беседовал с Рамоном.
— Судмедэксперт уже выехал, — добавил коп. — И «скорая», хотя…
«Судмедэксперт». Эйдриен прокручивала в уме это слово — и снова перед глазами возник образ сестры: она лежит в ванне, в ледяной воде по самую шею, а в ногах плавает какой-то прибор — радио или проигрыватель.
«Нужно достать ее оттуда».
Эйдриен поднялась, и кровь отхлынула от лица. Она замерла — перед глазами опять поплыло, в ушах гулко застучало, точно басовый барабан на концерте институтского оркестра, и полицейский положил ей ладонь на плечо.
— Нужно вытащить Никки, — сказала Эйдриен и шагнула в сторону ванной комнаты.
— Нет. — Коп бережно усадил ее на диван.
— Там холодно. — Девушка зарыдала.
— Ей не холодно. Она… — Полицейский огляделся, взывая о помощи, но, не найдя ее, продолжил: — Теперь ей хорошо. Чем бы она ни мучилась, все в прошлом.
Эйдриен проснулась в своей квартире, едва рассвело, и, к своему удивлению, обнаружила, что легла, не раздевшись и не разобрав постель. Не успела она открыть глаза, как вспомнилось все…
Девушка поднялась с кровати, пошла на кухню и заварила в миниатюрной кофеварке чашку крепкого кофе. Села за обеденный стол и подумала: «Все кончено. У меня никого не осталось. Теперь я круглая сирота». От этой мысли на глаза навернулись слезы, но она зло сморгнула их. «Кого ты жалеешь? Себя?» Мелкими глотками Эйдриен выпила обжигающий кофе и посмотрела на часы: 6.02. В небе проглядывали первые тусклые лучи восходящего утреннего солнца.
Голова болела в месте ушиба — там, где, падая, она ударилась о раковину. Эйдриен предположила, что по-прежнему пребывает в состоянии шока, и задумалась, что же теперь делать. «Составь список». Ручка и бумага всегда приходили на помощь в трудных ситуациях. К тому же так всегда поступают настоящие юристы: в минуты кризиса составляют перечень неотложных дел. Эйдриен взяла блокнот, ручку, стоявшую у телефона в кружке из воскового дерева, и принялась за дело:
1. «Похоронное бюро».
Судмедэксперт сказал, будет вскрытие — вероятно, этим утром. Он дал ей визитку и попросил перезвонить в обед. Если не всплывет ничего неожиданного, «останки» можно будет забрать ближе к вечеру. Так что надо подыскать подходящее похоронное бюро.
2. «Позвонить судмедэксперту».
3.
Эйдриен заколебалась. Что третье? И тут ее озарило: психиатр, который погубил сестру. «Дюран — так его зовут, — Джеффри Дюран».
Не теперь — с этим мерзавцем она разберется позже, сейчас имеются дела и поважнее мести. Так что пунктом три будет что-то другое — например, заупокойная служба. Эйдриен пила кофе и размышляла, какие похороны понравились бы сестре. И тут вспомнилось: доверху усыпанная цветами лодка. Однажды девочки полушутя говорили о смерти, и Никки сказала, что хочет, чтобы ее похоронили в море.
Эйдриен вздохнула: надо заказать хоть какую-нибудь службу, самую простую. Только вот кого пригласить? Родственников у них не осталось — она да еще, пожалуй, Джек.
«О Боже! — ужаснулась Эйдриен. — Я совсем забыла про Джека!»
Ключ от квартиры сестры висел под шкафчиком у раковины. (Эйдриен специально хранила там все ключи, чтобы не искать их.) «Бедный пес! Что с ним теперь делать?»
Было уже 6.35, когда Эйдриен вышла из дома и направилась по Ламонт-стрит в сторону Шестнадцатой, где надеялась поймать такси. Потихоньку наступал день, и из «Хеллерз» выходили ранние посетители: в одной руке — дипломат, в другой — чашка кофе. Человек пять стояли на остановке в ожидании автобуса, а у дверей «Эрнесто Такерия» похрапывал какой-то оборванец латиноамериканской наружности.
Такси удалось поймать не сразу, зато доехала с ветерком. Водитель направился на запад по Портер-стрит, там вырулил на южное направление и проскочил на Висконсин-авеню, высадив пассажирку напротив «Уотермилла». Эйдриен со смутной тревогой ожидала, что ее взгляду предстанет целая шеренга полицейских машин с мигалками. Впрочем, ее опасения оказались напрасны: ничто не говорило о смерти ее сестры. Люди выходили из здания, спокойно направляясь на работу, и даже не подозревали о разыгравшейся ночью трагедии. На утреннюю вахту заступил портье, которого Эйдриен не знала. Это, разумеется, не имело никакого значения: он читал спортивную страницу «Вашингтон пост» и едва удостоил вошедшую кивком. Двери лифта разъехались с приветливым «динь», Эйдриен поднялась на третий этаж и направилась по тихому, безлюдному коридору к квартире сестры.
Она не удивилась бы, увидев натянутую поперек двери желтую полицейскую ленту, однако и здесь не обнаружила ничего особенного. С отрешенным лицом Эйдриен стояла перед самой обычной дверью. Лишь несколько часов назад сестру вывезли отсюда на каталке под простыней, и память услужливо подсовывала такую картину: с тележки капает вода — еле заметный мокрый след тянется от ванны к входной двери. Теперь не осталось и этого следа, последнего напоминания о сестре. Испарился, бесследно исчез, как и сама Никки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80