— Куда ты звонишь?
— В «Домино».
— Ах вот как…
— Я делаю заказ. Сосиски будешь?
Она кивнула:
— Пойдет.
На линии ответили, и Дюран стал говорить в трубку. Эйдриен снова отвернулась к парковке. В оконное стекло ударяли мелкие капли дождя. За автостоянкой раскинулась «бесхозная» пешеходная территория изолированных друг от друга конторских зданий, мотелей и рядов магазинчиков. Это место во многом напоминало район, где выросли Нико и Эйдриен. Детство девочек прошло в нескольких милях от Уилмингтона, где проживала их родная бабушка, после смерти матери взявшая сирот на воспитание. Эйдриен почти не помнила бабулю, и почти все ее представления складывались из рассказов Никки. Лучше всего запомнился запах в бабушкиной комнате — настоящий эликсир, смесь каких-то непонятных лекарственных ароматов, на которые наложился запах косметики — ландышевого одеколона и сыпучей пудры для лица «Коти», стоявшей на туалетном столике возле кровати.
Бабушка не любила говорить о дочери, она уничтожила все ее фотографии. Все до единой. Судьба Диди Салливан превратилась в своего рода домашнее табу. Вопросы о ней неизменно вели к слезам, поэтому Эйдриен с раннего детства научилась сдерживать свое любопытство. А вот Никки — напротив. Она без устали пыталась разузнать от бабушки побольше, что неизменно заканчивалось криками и скандалом, Никки попадала под домашний арест, и ей на несколько дней устраивали молчаливый бойкот. Именно в такие периоды Эйдриен приходилось брать на себя роль посредника между двумя враждующими сторонами, передавая сказанные шепотом сообщения: «Бабуля говорит, иди мыть руки и пора ужинать» — «Ники сказала, у нее чистые руки».
Бабуля умерла, когда Эйдриен еще не исполнилось и шести. Никки тогда было одиннадцать. Поначалу девочки пару месяцев прожили у престарелой четы, взявшей сирот ради пособия, которое выплачивало на усыновленных детей государство. По прибытии в новый дом девочки получили едкий шампунь от вшей, и в восемь их отправили спать. С тех пор сестрам разрешалось мыться только раз в неделю, а перед сном их заставляли читать молитвы. Никки расстраивалась из-за того, что не могла принять душ или вымыть голову, когда ей вздумается, и называла свою приемную мать, миссис Данкирк, прямо в глаза зловредной дурой.
Пока Никки скандалила и очаровывала, крушила и подлизывалась, Эйдриен делала то, что ей говорили, и ничего не просила взамен. Она надеялась, что Данкирки увидят, какие они хорошие девочки, и оставят их у себя навсегда. Девочке казалось, что это лучше, чем неизвестная, а потому заранее страшная альтернатива. Так они и жили: старшая сестра в истерике раскидывала вещи, а младшая их собирала. Эйдриен с армейской аккуратностью застилала обе постели, мыла посуду и накрывала на стол — все безропотно. Никки тем временем создавала семейству массу всевозможных проблем, нарывалась на крик и завоевывала сердца престарелой четы, заставляя их хохотать до слез.
Однажды вечером Эйдриен тихо вышла из комнаты и с верхней ступени лестницы услышала разговор между стариками и представителем службы сиротского надзора.
— Со старшей девочкой хлопот нет, — говорила приемная мать. — Непоседа, шалит без меры, но в остальном — такая милашка. А вот та, что помладше, меня беспокоит. Маленькая чистюля, никогда и словом не обмолвится — все в себе держит, словно робот какой-то.
Наутро Эйдриен спросила Никки:
— Что такое робот?
Никки, чтобы продемонстрировать робота, стала ходить по комнате на негнущихся ногах и неуклюже размахивать руками. Она жужжала, натыкаясь на стены, и стучала по ним, приговаривая: «Жжж, жжж». Эйдриен изо всех сил изображала веселье и вовсе не собиралась рассказывать сестре о словах миссис Данкирк. Ведь Никки обязательно бы взбесилась, а в таком состоянии она становилась неуправляемой.
— Через двадцать минут будут здесь, — сказал Дюран, вешая трубку, — иначе пицца бесплатно.
Эйдриен кивнула, по-прежнему думая о сестре и своем детстве. После Данкирков они сменили еще три дома, перемежая жизнь у приемных родителей с сериями коротких пребываний в приемнике Делавэрского детского центра. А потом их взяли Дек и Марлена.
«Хватит», — подумала она и отправилась в душ, оставив Дюрана щелкать пультом перед телевизором.
Когда доставили пиццу, Эйдриен уже оделась. Ее лицо разрумянилось и блестело после горячей воды.
— Прости, что не сдержалась, — сказала она, вернувшись в комнату.
Дюран окинул девушку удивленным взглядом.
— Слезы, — объяснила та. — Не удержалась.
— А, ты об этом, — ответил он и подумал: «Бог ты мой, как она хороша!» Дюран прежде по-настоящему не смотрел на Эйдриен — во всяком случае, не так. Лицо ее обрамляли завитки влажных, цвета потемневшей меди, волос. Он, не задумываясь, поднял с коробки с пиццей крышку и придвинул угощение к Эйдриен — лучшее, что Дюран мог предложить в подобных обстоятельствах.
— М-м… вкуснятина… — протянула она, взяла кусочек и унесла с собой к письменному столу у окна. Усевшись, Эйдриен раскрыла блокнотик, что лежал возле телефона, и приступила к составлению списка дел:
1. Работа:
А. Одеться, макияж
Б. Позвонить Слу
В. Ссылки из «Лексиса» в резюме по асфальту
2. Прах Ники
3. Дюран -?
4…
Дюран смотрел телевизор, а Эйдриен, постукивая карандашом о блокнот, размышляла, что же будет четвертым номером. В итоге она решила вовсе отказаться от пункта четыре. Возможно, добавит еще что-нибудь к «работе» — и хватит. Того, что есть, уже достаточно: надо развеять прах сестры, да и Дюран сам по себе заслуживает целого алфавита.
— Что такое Слу? — словно подслушав ее мысли, поинтересовался тот. Он незаметно подошел к Эйдриен и внимательно изучал список из-за ее плеча.
— Юридическая фирма, где я работаю. А теперь тише, мне надо подумать, — сказала девушка, помахав в воздухе рукой. В пункте «Дюран» она записала:
А. Общее — детектор
Б. Записи
В. Компьютер
Г. Пациенты
— Я прошел детектор, — подсказал Джеффри, стараясь быть полезным и втайне довольный, что так много места занял в списке дел своей хорошенькой подруги по несчастью. Эйдриен подняла на него взгляд и кивнула:
— Верно, прошел. И мне интересно как.
— Ничего удивительного, — ответил тот, — просто сказал правду.
— Только ты не Джеффри Дюран — и сам хорошо это знаешь. Ты же ходил на кладбище.
— Да, — сказал он. — Только я могу это объяснить.
— Правда? — удивилась Эйдриен. — Хотелось бы услышать твою теорию.
— Ладно, — ответил Дюран и присел на край кровати. — Ситуация такова: имя я получил от родителей, которые носили фамилию Дюран. Так меня зовут сколько себя помню. Значит, если фамилия украдена — позаимствована с надгробия, например, — то, видимо, это сделали они.
Эйдриен нахмурилась:
— А зачем им это понадобилось?
— Я могу лишь догадываться, — ответил Дюран. — Не исключено, что они были беглецами. — Собеседница пренебрежительно усмехнулась, и Джеффри решил уточнить: — В то время Америку сотрясали антивоенные беспорядки. Не исключено, что они участвовали в пацифистском движении.
Эйдриен некоторое время молчала и наконец спросила:
— В этом и заключается твоя теория?
Джефф пожал плечами:
— Ну да…
— А что с университетами, в которых ты якобы учился? Браун и Висконсин?
— А что с ними?
— Там о тебе никогда не слышали! — возмутилась Эйдриен, откинувшись на спинку кресла и отложив карандаш.
— Сбой в базе данных, — ответил тот. — Я в списке выпускников университетов. Мне оттуда каждый месяц почта приходит: то пожертвования собирают, то продают майки со своими эмблемами. В ведомостях не отмечен — только и всего.
— И как ты это объяснишь?
— Ну, мало ли. Задолжал книгу в библиотеке, какое-то административное взыскание объявили… Смысл не в этом. Главное — я прекрасно помню, где учился. Я уже написал и в Висконсин, и в Браун. Скоро все прояснится. Меня уже, наверное, письма дожидаются, где они извиняются за недоразумение. Только доберусь до почтового ящика, перешлю их тебе по факсу.
— Хм… Занятная теория…
Дюран засмеялся:
— Я совсем недавно ездил на встречу выпускников.
— Ого, уже интересно.
— В Сидвелл. Это частная школа.
— Я знаю, что такое Сидвелл.
— Ну вот, я оттуда.
Эйдриен недоверчиво посмотрела на него:
— И на что это похоже?
— Что «это»? На обычную встречу выпускников. А ты как думала?
— Не знаю — никогда не бывала на подобных мероприятиях.
— Там здорово, — загорелся Дюран. — Я со всеми встретился.
— С кем, к примеру?
— С Банни Кауфман, — ответил он без колебаний. — И с Адамом Бауманом.
— Они твои друзья?
Дюран просветлел:
— Да!
Эйдриен колебалась: поверить — не поверить?
— Ну, скажем так, друзья, — повторил он. — В основном просто те, с кем здороваешься в дверях. А с Адамом мы играли в одной баскетбольной команде.
— И они тебя узнали?
Тот кивнул:
— Вроде бы.
Она посмотрела на него, как на ребенка:
— Вроде бы?
Дюран удрученно вздохнул:
— Вообще-то не думаю, что на улице они бы отличили меня от тюка соломы.
Собеседница округлила глаза и улыбнулась:
— Что ж, хотя бы честно.
Джеффри вконец запутался — растерянность читалась на его лице.
— Со мной что-то не так, — признался он. — Я чувствую, только не могу понять — что.
Эйдриен удивилась неожиданной искренности собеседника. Впрочем, насколько она знала по паре дел, где выступала в роли присяжной, многие социопаты превосходно манипулируют людьми. Может, именно так и надо воспринимать Дюрана: как потенциально опасного клиента, чья невиновность очень сомнительна.
— Я бы с радостью тебе поверила, — призналась девушка, — только во всем этом слишком много «но».
— Например?
Эйдриен заглянула в блокнот:
— Карты пациентов.
— Что с ними?
— Их нет.
Дюран покачал головой:
— Просто недоразумение.
— Недоразумение? Тут речи не может идти о недоразумении, в папке было пусто — одна фотография, и все.
— Да, но твой друг… Он ворвался в кабинет, точно Грязный Гарри, полицейский-мститель без тормозов. Наверное, большая часть содержимого до сих пор на столе лежит. Вероятно, я работал с файлом, когда вы пришли.
Эйдриен посмотрела на него не без доли скепсиса.
— Давай проверим, — предложил Дюран. — Сходим туда. Не сегодня, конечно, а как-нибудь позже. К тому же в основном я вел записи на компьютере, так что вся информация о пациентах — в базе данных. И ты могла бы, я думаю, запросить в судебном порядке кассеты.
— Какие кассеты?
— Мы с твоей сестрой встречались дважды в неделю, — объяснил Дюран. — Каждый сеанс записывался на пленку — для страховой компании.
— Какой именно?
— «Совместное страхование граждан», их офис в Нью-Йорке. — Он замолчал и открыл баночку кока-колы. — А теперь расскажи ты что-нибудь. Для разнообразия.
Эйдриен озадаченно посмотрела на собеседника:
— Что, например?
Тот пожал плечами:
— Не знаю.
Она на миг задумалась и проговорила:
— У Никки было оружие.
Дюран поинтересовался:
— Какое?
— Винтовка.
Настала его очередь удивиться:
— Зачем ей понадобилась винтовка?
— Не знаю.
— Может, Нико собирала антиквариат? — предположил Джеффри.
Собеседница покачала головой:
— Это новая винтовка с телескопическим прицелом и глушителем.
— Не может быть!
— Кроме шуток, — ответила Эйдриен.
Дюран притих.
— О чем задумался?
— Просто пришло в голову: Никки страдала диссоциативным расстройством[23], которое обычно возникает после посттравматического шока.
— И что? — В глазах Эйдриен загорелся недобрый огонек. Она заподозрила, к чему клонил Дюран, и беседа приобретала очень неприятный оттенок.
— Может, она хотела кому-нибудь отомстить?
— За что? — спросила Эйдриен, и в ее голосе прозвучали неумолимые нотки.
— За то, что с ней сделали.
— А что, по-твоему, с ней сделали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— В «Домино».
— Ах вот как…
— Я делаю заказ. Сосиски будешь?
Она кивнула:
— Пойдет.
На линии ответили, и Дюран стал говорить в трубку. Эйдриен снова отвернулась к парковке. В оконное стекло ударяли мелкие капли дождя. За автостоянкой раскинулась «бесхозная» пешеходная территория изолированных друг от друга конторских зданий, мотелей и рядов магазинчиков. Это место во многом напоминало район, где выросли Нико и Эйдриен. Детство девочек прошло в нескольких милях от Уилмингтона, где проживала их родная бабушка, после смерти матери взявшая сирот на воспитание. Эйдриен почти не помнила бабулю, и почти все ее представления складывались из рассказов Никки. Лучше всего запомнился запах в бабушкиной комнате — настоящий эликсир, смесь каких-то непонятных лекарственных ароматов, на которые наложился запах косметики — ландышевого одеколона и сыпучей пудры для лица «Коти», стоявшей на туалетном столике возле кровати.
Бабушка не любила говорить о дочери, она уничтожила все ее фотографии. Все до единой. Судьба Диди Салливан превратилась в своего рода домашнее табу. Вопросы о ней неизменно вели к слезам, поэтому Эйдриен с раннего детства научилась сдерживать свое любопытство. А вот Никки — напротив. Она без устали пыталась разузнать от бабушки побольше, что неизменно заканчивалось криками и скандалом, Никки попадала под домашний арест, и ей на несколько дней устраивали молчаливый бойкот. Именно в такие периоды Эйдриен приходилось брать на себя роль посредника между двумя враждующими сторонами, передавая сказанные шепотом сообщения: «Бабуля говорит, иди мыть руки и пора ужинать» — «Ники сказала, у нее чистые руки».
Бабуля умерла, когда Эйдриен еще не исполнилось и шести. Никки тогда было одиннадцать. Поначалу девочки пару месяцев прожили у престарелой четы, взявшей сирот ради пособия, которое выплачивало на усыновленных детей государство. По прибытии в новый дом девочки получили едкий шампунь от вшей, и в восемь их отправили спать. С тех пор сестрам разрешалось мыться только раз в неделю, а перед сном их заставляли читать молитвы. Никки расстраивалась из-за того, что не могла принять душ или вымыть голову, когда ей вздумается, и называла свою приемную мать, миссис Данкирк, прямо в глаза зловредной дурой.
Пока Никки скандалила и очаровывала, крушила и подлизывалась, Эйдриен делала то, что ей говорили, и ничего не просила взамен. Она надеялась, что Данкирки увидят, какие они хорошие девочки, и оставят их у себя навсегда. Девочке казалось, что это лучше, чем неизвестная, а потому заранее страшная альтернатива. Так они и жили: старшая сестра в истерике раскидывала вещи, а младшая их собирала. Эйдриен с армейской аккуратностью застилала обе постели, мыла посуду и накрывала на стол — все безропотно. Никки тем временем создавала семейству массу всевозможных проблем, нарывалась на крик и завоевывала сердца престарелой четы, заставляя их хохотать до слез.
Однажды вечером Эйдриен тихо вышла из комнаты и с верхней ступени лестницы услышала разговор между стариками и представителем службы сиротского надзора.
— Со старшей девочкой хлопот нет, — говорила приемная мать. — Непоседа, шалит без меры, но в остальном — такая милашка. А вот та, что помладше, меня беспокоит. Маленькая чистюля, никогда и словом не обмолвится — все в себе держит, словно робот какой-то.
Наутро Эйдриен спросила Никки:
— Что такое робот?
Никки, чтобы продемонстрировать робота, стала ходить по комнате на негнущихся ногах и неуклюже размахивать руками. Она жужжала, натыкаясь на стены, и стучала по ним, приговаривая: «Жжж, жжж». Эйдриен изо всех сил изображала веселье и вовсе не собиралась рассказывать сестре о словах миссис Данкирк. Ведь Никки обязательно бы взбесилась, а в таком состоянии она становилась неуправляемой.
— Через двадцать минут будут здесь, — сказал Дюран, вешая трубку, — иначе пицца бесплатно.
Эйдриен кивнула, по-прежнему думая о сестре и своем детстве. После Данкирков они сменили еще три дома, перемежая жизнь у приемных родителей с сериями коротких пребываний в приемнике Делавэрского детского центра. А потом их взяли Дек и Марлена.
«Хватит», — подумала она и отправилась в душ, оставив Дюрана щелкать пультом перед телевизором.
Когда доставили пиццу, Эйдриен уже оделась. Ее лицо разрумянилось и блестело после горячей воды.
— Прости, что не сдержалась, — сказала она, вернувшись в комнату.
Дюран окинул девушку удивленным взглядом.
— Слезы, — объяснила та. — Не удержалась.
— А, ты об этом, — ответил он и подумал: «Бог ты мой, как она хороша!» Дюран прежде по-настоящему не смотрел на Эйдриен — во всяком случае, не так. Лицо ее обрамляли завитки влажных, цвета потемневшей меди, волос. Он, не задумываясь, поднял с коробки с пиццей крышку и придвинул угощение к Эйдриен — лучшее, что Дюран мог предложить в подобных обстоятельствах.
— М-м… вкуснятина… — протянула она, взяла кусочек и унесла с собой к письменному столу у окна. Усевшись, Эйдриен раскрыла блокнотик, что лежал возле телефона, и приступила к составлению списка дел:
1. Работа:
А. Одеться, макияж
Б. Позвонить Слу
В. Ссылки из «Лексиса» в резюме по асфальту
2. Прах Ники
3. Дюран -?
4…
Дюран смотрел телевизор, а Эйдриен, постукивая карандашом о блокнот, размышляла, что же будет четвертым номером. В итоге она решила вовсе отказаться от пункта четыре. Возможно, добавит еще что-нибудь к «работе» — и хватит. Того, что есть, уже достаточно: надо развеять прах сестры, да и Дюран сам по себе заслуживает целого алфавита.
— Что такое Слу? — словно подслушав ее мысли, поинтересовался тот. Он незаметно подошел к Эйдриен и внимательно изучал список из-за ее плеча.
— Юридическая фирма, где я работаю. А теперь тише, мне надо подумать, — сказала девушка, помахав в воздухе рукой. В пункте «Дюран» она записала:
А. Общее — детектор
Б. Записи
В. Компьютер
Г. Пациенты
— Я прошел детектор, — подсказал Джеффри, стараясь быть полезным и втайне довольный, что так много места занял в списке дел своей хорошенькой подруги по несчастью. Эйдриен подняла на него взгляд и кивнула:
— Верно, прошел. И мне интересно как.
— Ничего удивительного, — ответил тот, — просто сказал правду.
— Только ты не Джеффри Дюран — и сам хорошо это знаешь. Ты же ходил на кладбище.
— Да, — сказал он. — Только я могу это объяснить.
— Правда? — удивилась Эйдриен. — Хотелось бы услышать твою теорию.
— Ладно, — ответил Дюран и присел на край кровати. — Ситуация такова: имя я получил от родителей, которые носили фамилию Дюран. Так меня зовут сколько себя помню. Значит, если фамилия украдена — позаимствована с надгробия, например, — то, видимо, это сделали они.
Эйдриен нахмурилась:
— А зачем им это понадобилось?
— Я могу лишь догадываться, — ответил Дюран. — Не исключено, что они были беглецами. — Собеседница пренебрежительно усмехнулась, и Джеффри решил уточнить: — В то время Америку сотрясали антивоенные беспорядки. Не исключено, что они участвовали в пацифистском движении.
Эйдриен некоторое время молчала и наконец спросила:
— В этом и заключается твоя теория?
Джефф пожал плечами:
— Ну да…
— А что с университетами, в которых ты якобы учился? Браун и Висконсин?
— А что с ними?
— Там о тебе никогда не слышали! — возмутилась Эйдриен, откинувшись на спинку кресла и отложив карандаш.
— Сбой в базе данных, — ответил тот. — Я в списке выпускников университетов. Мне оттуда каждый месяц почта приходит: то пожертвования собирают, то продают майки со своими эмблемами. В ведомостях не отмечен — только и всего.
— И как ты это объяснишь?
— Ну, мало ли. Задолжал книгу в библиотеке, какое-то административное взыскание объявили… Смысл не в этом. Главное — я прекрасно помню, где учился. Я уже написал и в Висконсин, и в Браун. Скоро все прояснится. Меня уже, наверное, письма дожидаются, где они извиняются за недоразумение. Только доберусь до почтового ящика, перешлю их тебе по факсу.
— Хм… Занятная теория…
Дюран засмеялся:
— Я совсем недавно ездил на встречу выпускников.
— Ого, уже интересно.
— В Сидвелл. Это частная школа.
— Я знаю, что такое Сидвелл.
— Ну вот, я оттуда.
Эйдриен недоверчиво посмотрела на него:
— И на что это похоже?
— Что «это»? На обычную встречу выпускников. А ты как думала?
— Не знаю — никогда не бывала на подобных мероприятиях.
— Там здорово, — загорелся Дюран. — Я со всеми встретился.
— С кем, к примеру?
— С Банни Кауфман, — ответил он без колебаний. — И с Адамом Бауманом.
— Они твои друзья?
Дюран просветлел:
— Да!
Эйдриен колебалась: поверить — не поверить?
— Ну, скажем так, друзья, — повторил он. — В основном просто те, с кем здороваешься в дверях. А с Адамом мы играли в одной баскетбольной команде.
— И они тебя узнали?
Тот кивнул:
— Вроде бы.
Она посмотрела на него, как на ребенка:
— Вроде бы?
Дюран удрученно вздохнул:
— Вообще-то не думаю, что на улице они бы отличили меня от тюка соломы.
Собеседница округлила глаза и улыбнулась:
— Что ж, хотя бы честно.
Джеффри вконец запутался — растерянность читалась на его лице.
— Со мной что-то не так, — признался он. — Я чувствую, только не могу понять — что.
Эйдриен удивилась неожиданной искренности собеседника. Впрочем, насколько она знала по паре дел, где выступала в роли присяжной, многие социопаты превосходно манипулируют людьми. Может, именно так и надо воспринимать Дюрана: как потенциально опасного клиента, чья невиновность очень сомнительна.
— Я бы с радостью тебе поверила, — призналась девушка, — только во всем этом слишком много «но».
— Например?
Эйдриен заглянула в блокнот:
— Карты пациентов.
— Что с ними?
— Их нет.
Дюран покачал головой:
— Просто недоразумение.
— Недоразумение? Тут речи не может идти о недоразумении, в папке было пусто — одна фотография, и все.
— Да, но твой друг… Он ворвался в кабинет, точно Грязный Гарри, полицейский-мститель без тормозов. Наверное, большая часть содержимого до сих пор на столе лежит. Вероятно, я работал с файлом, когда вы пришли.
Эйдриен посмотрела на него не без доли скепсиса.
— Давай проверим, — предложил Дюран. — Сходим туда. Не сегодня, конечно, а как-нибудь позже. К тому же в основном я вел записи на компьютере, так что вся информация о пациентах — в базе данных. И ты могла бы, я думаю, запросить в судебном порядке кассеты.
— Какие кассеты?
— Мы с твоей сестрой встречались дважды в неделю, — объяснил Дюран. — Каждый сеанс записывался на пленку — для страховой компании.
— Какой именно?
— «Совместное страхование граждан», их офис в Нью-Йорке. — Он замолчал и открыл баночку кока-колы. — А теперь расскажи ты что-нибудь. Для разнообразия.
Эйдриен озадаченно посмотрела на собеседника:
— Что, например?
Тот пожал плечами:
— Не знаю.
Она на миг задумалась и проговорила:
— У Никки было оружие.
Дюран поинтересовался:
— Какое?
— Винтовка.
Настала его очередь удивиться:
— Зачем ей понадобилась винтовка?
— Не знаю.
— Может, Нико собирала антиквариат? — предположил Джеффри.
Собеседница покачала головой:
— Это новая винтовка с телескопическим прицелом и глушителем.
— Не может быть!
— Кроме шуток, — ответила Эйдриен.
Дюран притих.
— О чем задумался?
— Просто пришло в голову: Никки страдала диссоциативным расстройством[23], которое обычно возникает после посттравматического шока.
— И что? — В глазах Эйдриен загорелся недобрый огонек. Она заподозрила, к чему клонил Дюран, и беседа приобретала очень неприятный оттенок.
— Может, она хотела кому-нибудь отомстить?
— За что? — спросила Эйдриен, и в ее голосе прозвучали неумолимые нотки.
— За то, что с ней сделали.
— А что, по-твоему, с ней сделали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80