«Авиакатастрофа уносит жизнь нашего земляка Кеп-Гаитиен (агентство Рейтер). Спасательная операция по поиску самолета, потерпевшего крушение в гористом районе к западу от города, прекращена. Двадцатишестилетний житель Сан-Франциско Льюис Макбрайд объявлен пропавшим без вести.
Мистер Макбрайд был единственным пассажиром чартерного рейса «сессны», пропавшей во вторник вечером во время грозы. По информации диспетчерских служб аэропорта Порт-о-Пренса, сигналов бедствия с борта самолета не поступало. Предполагается, что «сессна» разбилась в ненаселенном горном районе джунглей. Операция по поиску исчезнувшего самолета не увенчалась успехом и прекращена из-за затянувшейся непогоды. Льюис Макбрайд, выпускник Стэнфорда, доктор психологии, в течение последних двух лет путешествовал, занимаясь исследованиями по поручению научного фонда. Профессор университета Иан Хартвиг выразил соболезнования научному миру в связи с потерей замечательного молодого ученого. Живых родственников у покойного не осталось».
Эйдриен облокотилась на спинку кресла и задумалась. А действительно ли «ее Макбрайд» — тот человек, о котором идет речь в статье, или очередная, позаимствованная им личность? Что, если в нем, точно в матрешке, спрятано еще несколько персонажей, а настоящий скрыт за семью печатями? К тому же в газетах ни слова не говорилось о Макбрайде, забившем семью до смерти. Судя по статье об авиакатастрофе, покойный ничего противозаконного не совершал. Если бы преступление действительно имело место, «Икземинер» непременно упомянул бы о нем. Да и стэнфордский профессор не назвал бы убийцу «замечательным молодым ученым».
В «Нексисе» размещались только файлы в текстовом формате, без фотографий. Однако в статье присутствовала ссылка на графический объект, и, значит, в газете имеется фотография. Надо поискать статейку на микрофильме и посмотреть, кто изображен на снимке Макбрайда.
Прибыв к себе в контору, Чарли Догран застал в приемной Рея Шоу. При виде старинного приятеля Догран уткнулся глазами в пол, кивком поздоровался с секретаршей и твердым шагом направился в кабинет, надеясь скрыться от нежеланного посетителя.
Шоу, не отставая ни на шаг, вошел следом и прикрыл за собой дверь.
— Чарли…
— Я ничего не хочу слышать! — отрезал тот и возвел кверху руку, словно собираясь извергнуть проклятие. — Тема закрыта.
— О чем ты?
— Пойми, нам нельзя говорить о таких вещах. Иными словами, ты не получишь отчет о микроскопическом предмете, который послал мне. И больше не настаивай, иначе от нашей прекрасной дружбы ничего не останется.
С этими словами физик рухнул в кресло за письменным столом, развернулся и устремил взгляд в потолок.
Шоу беспомощно развел руки:
— Не понимаю.
— Он засекречен, — сказал Догран.
— Кто засекречен?
— Прибор. Это нейрозвуковой протез, изготовленный из биокерамики.
— И поэтому он не распознается иммунной системой…
— Точно.
Теперь присел Рей Шоу. Облокотившись на подлокотник кожаного кресла, он обдумывал услышанное.
— Почему ты не сообщил, насколько все это серьезно? — упрекнул Догран.
— Я понятия не имел.
— Я показывал чертову стекляшку всем подряд! И Фред — ты его знаешь, — он только мельком взглянул и говорит: «Мы такими игрушками на занятиях баловались». На что я спросил: «В каменном веке?» Он засмеялся: «Ага, при помощи приборов инфракрасного излучения». Тогда я задал вопрос напрямую: «Что это за предмет?» И Фред ответил: «Чарли, ты держишь в руках нейрозвуковой протез. А теперь мне придется тебя убить». И невесело посмотрел на меня. Очень невесело!
— Ты шутишь?
— Черта с два! Он смерил меня взглядом и заявил: «Серьезно. У тебя этого образца быть не должно. Прибор разрабатывался в рамках правительственного эксперимента особой секретности».
Шоу помрачнел.
— Это не эксперимент, — проговорил психиатр.
— О чем ты?
— Я извлек имплантат из пациента.
Догран несколько раз моргнул и, с трудом обретя дар речи, спросил:
— Теперь ты шутишь?
— Нет.
Физик глубоко вдохнул.
— Следующее, что тебе не помешает узнать: у меня были посетители. — Он помедлил, чтобы придать словам большую значимость.
— Кто? — удивился Шоу.
— Кто? А как ты думаешь? Курилыцик[39] и его злобный брат-близнец — еще один Курильщик.
Шоу хихикнул.
— Серьезно, — настаивал Догран. — Будто только что с центральной киностудии приехали: черные костюмы и полное отсутствие чувства юмора.
— На кого они работают?
— Сказали, что они из Пентагона, — ответил Догран. — Только вот на их удостоверениях стоял код «301».
— И это означает?…
Собеседник пожал плечами:
— Агентство национальной безопасности, наверное.
Психиатр нахмурился:
— А что они сказали о цели визита?
— Интересовались, как я получил в свое распоряжение прибор.
— И ты сказал? — спросил Шоу, не в силах скрыть досаду.
— Конечно, сказал! А что мне оставалось делать, Рей? Я перепугался до смерти.
— Значит…
После некоторых колебаний Догран проговорил:
— Думаю, тебе тоже стоит подготовиться к визиту «людей в черном».
Глава 32
Эйдриен просидела в приемной почти двадцать минут, когда дверь в кабинет Шоу распахнулась и оттуда вышли два мрачного вида человека в темных длинных плащах. Они направились в коридор и скрылись из виду, не проронив ни слова. Психиатр в нерешительности остановился в дверях — и его лицо выражало крайнюю степень беспокойства.
Бросив «Нью-Йоркер» на столик у дивана, посетительница встала и откашлялась.
Шоу рассеянно обернулся к ней, и на миг показалось, что врач ее не узнал. Но тут психиатр внезапно пришел в себя и воскликнул:
— Эйдриен! Боже мой, входите.
Она проследовала за ним в кабинет и села в кресло у письменного стола.
— Что-то случилось? — поинтересовалась гостья.
Шоу казался взволнованным и смущенным одновременно.
— Мне запретили упоминать об их посещении, — сказал он.
— О чьем посещении?
— Тех людей, которые отсюда только что вышли.
— А… — протянула Эйдриен, не совсем понимая, о чем идет речь.
Психиатр нахмурился и заглянул ей в глаза:
— Вы ведь не все мне рассказали, так? О нашем друге.
Собеседница поерзала в кресле и призналась:
— Не все.
— Потому что теперь… Ну, теперь возникли проблемы.
Ей стало крайне неприятно при мысли о том, что она втянула этого доброго и отзывчивого человека в неразбериху собственных проблем, а заодно и проблем Дюрана. То есть Макбрайда, конечно.
— Я подумала, что чем меньше вы знаете…
— Меня попросили отдать личную карту Лью, и я отказал.
— Кто попросил?
— Те, кого вы встретили в приемной.
Эйдриен задумалась.
— А кто они?
Психиатр покачал головой:
— Сказали, что из правительственного агентства.
— Какого именно?
— Не знаю.
Собеседница скорчила мину и рассудила:
— Что ж, если им нужна карта больного, пусть запросят ее в официальном порядке.
Доктор Шоу покачал головой и скорбно улыбнулся:
— У этих людей, похоже, другие методы. Они очень настаивали.
— Мм-м…
Психиатр постарался выкинуть недавних посетителей из головы и перевел разговор на другую тему:
— Вы собирались проверить статьи по Макбрайду. Что-нибудь нашли?
Эйдриен тоже оказалась рада сменить тему беседы.
— Совершенно верно! — воскликнула она. — Начнем с того, что он действительно тот человек, кем себя и считает. Только одна маленькая загвоздочка — его считают умершим.
— Что?
— И еще у Макбрайда нет и не было ни жены, ни ребенка. Против него не выдвигалось обвинений в убийстве. Вообще ничего подобного не происходило. — Эйдриен вынула из сумочки копию статьи о потерпевшем бедствие самолете и протянула собеседнику. — Здесь у Льюиса волосы длиннее, но все равно его легко узнать.
Шоу надел очки для чтения, взглянул на фотографию и кивнул, сосредоточившись на статье. Через некоторое время он оторвал взгляд от бумаги и обратился к Эйдриен:
— Вы действительно уверены, что ничего не пропустили?
— На все сто. Я просмотрела все ссылки «Нексиса», в которых упоминается фамилия Макбрайд в Сан-Франциско с 1995 по 1997 год. Сотни газетных и журнальных статей. И ничего хотя бы отдаленно напоминающего сказку, что он вам преподнес. Если я что-нибудь и пропустила — а это вряд ли, — то о преступлении точно упомянули бы в статье про авиакатастрофу.
Собеседник откинулся на спинку кресла и принялся задумчиво созерцать потолок.
— А может, он состоял в гражданском браке. И ребенок носил другую фамилию. Что, если Макбрайда никогда не подозревали в убийстве?
— Док, перестаньте. Это уже перегиб.
Психиатр помедлил и проговорил:
— Знаете, наверное, вы правы.
Они договорились встретиться в больнице на следующее утро. Тем временем Шоу поспешил в палату распорядиться, чтобы Макбрайда держали в ремнях, но воздерживались от дальнейших доз успокоительного.
Вернувшись в «Мейфлауэр», Эйдриен переоделась в спортивный костюм, сунула в правый ботинок десятидолларовую бумажку и на лифте спустилась в вестибюль. Какой-то человек снимал со стен развешанных ко Дню благодарения индеек, у дверей стоял портье, зябко потирая руки в перчатках. Он кинул в сторону девушки восхищенный взгляд, когда та смело шагнула в ноябрьскую стужу.
— Если через час не вернусь, — проговорила Эйдриен, — высылайте сенбернара.
Над головой виднелся пятачок неба в обрамлении ветвей древних дубов и платанов, на мягкой, точно пудра, лошадиной тропе лежали кучи навоза. Эйдриен бежала по пологому склону, спускаясь к темному пруду на южном краю Гарлема, где стайками жались друг к другу подростки из частной школы. Они с видом заговорщиков курили, переговариваясь и посмеиваясь. Слышался шум роликов на тротуаре, раздавался стук теннисных мячей, на мерцающей глади водохранилища за забором из проволочной сетки отражалось заходящее солнце, а девушка бежала, размышляя о Макбрайде.
«Как можно вообразить семью настолько отчетливо, — задавалась вопросом Эйдриен, — чтобы поверить в ее гибель и самому захотеть смерти? И почему это поддельное прошлое всплыло, когда удалили имплантат? Бессмыслица какая-то. Хотя если предположить, что так называемый Дюран должен покончить с собой после удаления прибора, дабы к нему не вернулась настоящая память, все очень неплохо встает на места. И весьма кстати появляются люди в черных плащах…»
Эйдриен прибыла в больницу на следующее утро почти на полчаса раньше назначенного времени. Она прекрасно выспалась и надеялась, что сумет повидаться с Макбрайдом до прихода Шоу. Однако сестра в приемной наотрез отказалась ее пропустить:
— В сектор «А-4» посетители не допускаются. Это относится ко всем без исключений.
Впрочем, посетительница оказалась очень настойчивой, и ей разрешили подождать.
В десять утра из лифта вышел доктор Шоу. От былого радушия психиатра не осталось и следа: он выглядел мрачно и решительно. Без долгих прелюдий Шоу оборвал на полуслове попытавшуюся возражать дежурную, и они вместе с Эйдриен проникли за тяжелые металлические двери сектора «А». На пункте охраны светились телевизионные экраны, показывая с десяток белых одноместных комнатушек, обитатели которых вели себя крайне пассивно.
— Вы знаете правила, доктор, — торопливо проговорила сестра.
— Вот именно. Я знаю правила и, уверяю вас, перевел бы пациента в другой сектор, будь у меня хоть немного времени. Дело не терпит отлагательств, простите, — ответил Шоу.
Эйдриен поразилась его словам: «Не терпит отлагательств?»
— Что ж, если вы нарушите протокол, — не сдавалась сестра, — я буду вынуждена…
— Почему бы вам просто не написать докладную? — посоветовал Шоу, удаляясь прочь. — Я в любом случае срочно выписываю этого пациента.
— То есть как это выписываете? Этот человек не в том состоянии, чтобы…
Впрочем, окончания фразы психиатр уже не услышал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80