Мы сидели,
обнявшись, и шептали друг другу разные слова. Я увидел у нее на шее
маленький золотой медальон на цепочке. Я открыл медальон, надеясь найти там
свой портрет, но там почему-то было изображение вставшей на дыбы лошади. Я
спросил:
- Почему у тебя в медальоне лошадь? В глазах у нее появился испуг.
- Лошадь? - недоуменно прошептала Моника. И вдруг раздалось громкое
ржание, очень громкое, заполнившее собой все ночное пространство. Моника
тоже ужасно закричала. - Пауль! Смотри! Как это?! Она вцепилась в меня
обеими руками и кричала во весь голос. Я обернулся и увидел за своей спиной
Пале.
Его лицо в лунном свете блестело, как металлическое.
- Я не помешал? - спросил он мягко, но голос его раздавался гулко, словно
в пещере. - Вы слышали лошадь? Необыкновенное нервное животное. Взгляните
вон туда!
- И он указал на море. Там по яркой морской глади прямо на наш остров
несло лошадиный труп. Морда коня с разинутой пастью торчала кверху, оскалив
огромные зубы - отвратительное, ужасное зрелище!
- Вам не кажется, что они как-то связаны с самим сатаной? - гулко и
страшно звучал голос Пале. - Почему в народных повериях у черта обязательно
есть лошадиные копыта?..
Я проснулся. Зажег спичку и взглянул на часы: половина второго. Я
попытался успокоиться и повернулся на другой бок. Но нет! Этот абсурдный сон
вспоминался во всех деталях. Тогда я попробовал сосредоточиться и объяснить
себе, что это было. Ясно, мне приснились обрывки того, что случилось в
реальности за этот день, грубая мешанина кадров из кинопленки, безумный
монтаж эпизодов, вырванных из естественного контекста и приправленных
собственной фантазией. Кстати, я вспомнил: у Моники в самом деле был золотой
медальон, маленький медальон на цепочке. Кажется, я целовал его - мои губы
запомнили его лучше, чем глаза. Ну, и что, это значит?
Беспокойство не покидало меня. Я дышал тяжело и неровно. Окно было
распахнуто, и в комнате, в общем-то, хватало воздуха. Но спать решительно не
хотелось. Я встал, накинул халат, подошел к окну. Была тихая, звездна",
очень спокойная и красивая ночь, кусты крыжовника под окном слегка шуршали,
покачиваясь, как пожилые сплетницы.
И тут - как продолжение сна - послышалось конское ржание: резкий,
звонкий, тревожный звук. "Вот, чертова скотина!" - мысленно выругался я.
Конюшня была видна из моего окна, я хорошо видел ее дверь и стену с окошком
- там не было ни души. Может, старой лошадке тоже снятся кошмары? Во всяком
случае, я подумал, что весь мой сон мог накрутиться на этот реальный звук.
Успокоенный, я вернулся в постель. Потом я уснул и проспал до утра без
всяких сновидений.
Утром, когда я еще брился, вошел Танкред.
- Пойдем взглянуть, как там наш вавилонский мудрец? - спросил он. Я
ополоснул лицо и отправился вместе с ним по коридору.
Перед дверью в желтую комнату мы остановились. Танкред внимательно
осмотрел три волоска.
- Магическая печать в порядке, - констатировал он. - Стало быть, ночью
дверь не открывали. Эй, Карстен! Ты там живой?
Нам никто не ответил. Сердце мое от ужаса дернулось и заколотилось прямо
в ушах: неужели Танкред нажал на ручку. Мы вошли.
Йерн неподвижно лежал на спине, глаза его были закрыты, Я бросился к
кровати и схватил его за плечо, он что-то буркнул, повернул голову - Слава
Богу! Мои ужасные подозрения не оправдались! Я слегка потряс его.
Он приоткрыл глаза.
- А, это вы!.. - проворчал он, с трудом шевеля языком. - Уже утро?.. Вы
что?..
Ни Танкред, ни я не ответили. Остолбенев, мы стояли рядом с кроватью, не
отрывая изумленных глаз от пола. Потом я услышал, как Танкред произнес:
- Ты все проспал, соня! Ты упустил главное событие в твоей жизни! Протри
глаза и смотри, бестолочь!
Йерн уселся и посмотрел на пол. "Он не мог сдержать изумленного
возгласа!" - как выразился бы сам Карстен Йерн, описывая эту сцену в своем
романе.
На полу, вокруг кровати ясно виднелась цепочка следов, грязных следов от
довольно больших подошв.
Несколько раз огибали они начерченный красным пентакль и вели к окну. А у
окна стояли в полуметре друг от друга тяжелые сапоги капитана Корпа -
носками к стене, будто там, у окна, широко расставив ноги, стоял невидимый
старый пират и смотрел на море.
Танкред подошел к окну, внимательно осмотрел сапоги, сравнил их подошвы
со следами по полу. Разумеется, они в точности совпадали. Потом он потрогал
пальцем кожу и лизнул свой палец.
- Они совсем мокрые! - сообщил он. - И соленые. Кажется, эти сапожки
самостоятельно прогулялись, хлебнули морской воды, а потом вернулись и
топали тут, вокруг тебя...
- Однако обратите внимание: ни одного отпечатка внутри пентакля? -
радостно провозгласил Карстен. - Он бродил вокруг, но не смог войти внутрь
пентакля. Он не смог пройти сквозь магическую стену! Вот что такое старые
добрые заклинания! Эх, если бы вы что-нибудь понимали. Ах, я болван! Как же
я мог проспать?! Нет, это непостижимо... Такое бывает раз в жизни - и все
проспал!
Мы подождали, пока он оделся, и позвали остальных. В очередной раз
придирчиво осмотрели всю комнату, и снова безрезультатно. Арне потащил меня
в соседнюю коморку:
- Как ты думаешь, - спросил он тихо, - Йерн не мог сам это подстроить?
Чтобы продемонстрировать нам свои "старые добрые заклинания" в деле?..
Своего рода - ложь во спасение?..
- А как он мог это сделать? Наша "печать" на двери была в целости и
сохранности, я гарантирую. Окно тоже было закрыто...
- Я как раз про окно и подумал. Если он вылез в окно с этими сапогами,
окунул их там в море и забрался обратно? Закрыл за собой окно... Не забудь,
он все-таки писатель! Голова у него работает...
- Если бы он был акробатом, а не писателем! От окна до земли чуть ли не
шесть метров! Он что, умеет ходить по вертикальной стене?
- А по канату?
- Он что, - скалолаз? И где он, по-твоему, спрятал свои канаты, крючья,
что там еще? Арне вздохнул:
- Ну, не знаю... Придется мне капитулировать. Вступаю в Общество
парапсихологов. Завтра поеду и вступлю.
За завтраком разгорелся жаркий спор, в котором, к сожалению, не родилось
истины. Танкред и Эбба безуспешно пытались пробиться сквозь частокол
вопросов, их "кто, что, как и почему" повисали в воздухе. Йерн погряз в
унылых самобичеваниях и недоумении по поводу своей непростительной
сонливости, а я от души обрадовался, когда Арне сумел положить конец
переливанию из пустого в порожнее, предложив пойти купаться. Погода с утра
была превосходная, и морские ванны, бесспорно, пошли бы нам на пользу.
Предложение было встречено общими рукоплесканиями.
Мы улеглись на согретое солнцем скальное плато и расслабились. В ласковом
лазурном море даже рифы не производили впечатления чего-то опасного,
угрожающего, они сверкали в воде как косяк селедок. Природа казалась
довольной и благостной, словно Господь Бог в день седьмой. Прелестные
маленькие волны ласково лизали берег. Ночь хитра и обманчива, подумалось
мне, день - открыт, он правдив и искренен. Все эти ночные страхи - обычная
человеческая глупость, честное слово: глупо бояться природы, нашей доброй,
снисходительной матери... Нет, подставим-ка лучше живот теплому солнышку...
- Сюда кто-то идет! - сказала Эбба.
Я поднял голову. В самом деле, по скалистому берегу широким решительным
шагом шел человек. Без сомнения, он двигался к нам.
Он был одет в черное, как на похоронах. На голове у него была широкополая
плоская шляпа, тоже черная - такие шляпы в восьмидесятых годах прошлого века
носили художники. На запястьях виднелись длинные твердые манжеты, которые
ему приходилось периодически поправлять, что придавало комическую
неправильность его энергичному маршу. Когда он приблизился, я смог
разглядеть его лицо: очень узкое, заканчивающееся длинным, острым
подбородком, с близко посаженными темными глазками под насупленными бровями.
Нос незнакомца торчал, словно птичий клюв - тоже острый и длинный, а бледные
узкие губы то казались прямым карандашным штрихом, а то превращались в
сморщенный забавный кружочек, словно край воздушного шарика, схваченной
крепкой ниткой.
- Что это за пугало? - хихикнула Эбба.
- Местный Савонарола, спаситель Хайландета, - проговорил Арне, поправляя
темные очки. - Пастор Флателанд. Ну, сейчас он задаст нам перцу!
Пастор взобрался к нам на плато и выпрямился. Его тень накрыла лицо Арне
и длинные ноги Танкреда.
- Я слышал, что вы отказались вернуть имение за ту же сумму Эйвинду
Доруму? - заявил он, не здороваясь.
Пастор явно старался говорить литературным норвежским языком, но местный
выговор все же давал себя знать.
- Совершенно верно, - сказал Арне. - Состоявшаяся сделка не имеет
обратной силы - золотое правило бизнеса.
- Но я настоятельно... прошу вас в данном случае нарушить правило.
Обращаясь к вам, я действую от лица... да, от лица всего населения.
- Весьма сожалею, но вынужден вам отказать.
- Вы по-прежнему упорствуете в своем намерении устроить в этом доме
летний бордель?
- Вы, вероятно, хотите сказать "летний отель"? - с любезной улыбкой
осведомился Арне. - Ах, эти иностранные словечки, их так легко перепутать!
Да, господин Флателанд, я не отказался от своего намерения. А вы не
находите, что пора уже слегка проветрить это затхлое гнездышко?
- Вы упорствуете в своем намерении и не хотите прислушаться к взывающему
гласу?
- Будьте уверены, не хочу.
- Но ведь в таком случае вы навлечете проклятие на весь Хайландет, вы
накличете беду, способную пасть на голову невинных! Вы отдаете себе в этом
отчет? Неужели вы не видите, что превращаетесь в посланника дьявола, в
орудие Левиафана?
Голос его нарастал и обнаружил недюжие резервы. Можно было представить,
какой популярностью пользовался этот пастор. Его голос во время молитвы,
должно быть, звучал как могучий орган или большой оркестр с трубами и
барабанами. Медленным крещендо он продолжал:
- Я не только думаю о разврате, который расцветет в этом летнем отеле,
обо всех искушениях плоти, кои коренятся в подобного рода современных
курортах, где теряют стыд и обнажают свое тело. (Он одарил строгим взглядом
Эббу и Монику.) Я не только думаю о пьянстве, азартных играх и непотребной
брани, кои, несомненно, воспоследствуют. А возможно еще и танцы в обнимку и
богомерзкие кинофильмы? Я знаю, как опасны семена дьявола, как страшны они
даже для набожных кротких душ, какой дьявольской силой обладает соблазн
греха даже для моих бедных овечек - сестер и братьев нашей святой общины.
Вавилонская блудница возжелала осквернить наш Хайландет! Мы будем
обороняться! Мы выступим в крестовый поход против новой чумы! Но я думаю не
только об этом...
Господин Флателанд сделал паузу, чтобы поддернуть свои нелепые манжеты.
Он, разумеется, чувствовал у себя за плечами не только своих кротких овечек"
но и самого Господа Бога. Его правая рука поднялась к небесам драматическим
жестом и последовал, так сказать, завершающий аккорд - фортиссимо:
- Я думаю об иных сатанинских силах, кои будут тут неминуемо выпущены на
свободу, как только вы приступите к осуществлению своих богомерзких
корыстных планов. Нам известно, что в этом доме уже разбужены темные силы.
Сестра Мария свидетельствует о том, что творится за этими стенами. И скоро,
очень скоро вы восплачете, но ваш скрежет зубовный не сможет разжалобить
небо! Море вышвырнет на берег своих мертвецов, и живые позавидуют мертвым!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33