И вы, в "пиратском
гнезде", берегитесь! Вас постигнет несчастье. И гораздо скорей, чем вы
думаете!
Вот с таким напутствием я и отчалил...
Наша прощальная вечеринка с самого начала не задалась. Арне тут же
напился, стал задираться и всячески выказывал свое раздражение в адрес
Моники. Он использовал любую возможность ее уколоть. Она отвечала холодными
резкими выпадами. Оба, разумеется, избегали прямых намеков, но без сомнения,
мы оказались свидетелями давно накопленной и неожиданно прорвавшейся
взаимной неприязни. Мы, собственно, говорили про Лиззи, Моника защищала ее
от издевательских нападок Арне, и все вылилось в весьма примитивную
дискуссию о женском поле как таковом. Арне характеризовал женщину вообще (а
в частности, несомненно, и Монику) как ограниченное, поверхностное,
ненадежное, скандальное, истерическое, вечно интригующее и чрезмерно
чувственное существо, не заслуживающее к себе мало-мальски серьезного
отношения. Он закончил свою отповедь утверждением, что единственное, на что
может годиться женщина: это пару часов в постели, а в стране с холодным
климатом, как Норвегия, это может оказаться даже полезным, особенно если
человек живет в доме, где нет центрального отопления. При этих словах.
Моника вскочила и с белым от ярости лицом отмаршировала прочь из комнаты.
Какое-то время мы еще посидели, пытаясь поддерживать разговор, но ничего
не получалось. Да, это была отнюдь не уютная сентиментальная атмосфера
прощания, когда поднимают бокалы и растроганно говорят: "Не поминайте
лихом!" Арне продолжал злиться и отпускать едкие циничные замечания. Под
предлогом, что всем завтра рано вставать, мы пожелали друг друг спокойной
ночи и разошлись.
Еще три четверти часа я пролежал в кровати с книжкой и вдруг услыхал в
коридоре тихие шаги. Они замерли у самой моей двери. Я увидел, как дверная
ручка медленно поворачивается, и сердце мое подпрыгнуло. Что это? Дверь
бесшумно открылась - на пороге стояла Моника.
Она была в легком халатике, из-под которого выглядывали кружева длинной,
до пола, ночной рубашки. Длинные, светло-каштановые волосы, мягкие и
шелковистые, были отброшены назад, словно ветром. Никогда еще я не видел ее
такой взволнованной и победоносно прекрасной.
Она приложила палец к губам, осторожно закрыла за собой дверь, подошла и
села ко мне на край кровати.
- Слава Богу, что ты не спишь, - прошептала она, - я хотела перед
отъездом поговорить с тобой наедине.
Перед глазами у меня заплясали крошечные огоньки, как блуждающие огни на
болоте. Вот теперь я пропал! Окончательно и бесповоротно. Я привлек ее к
себе и нашел ее губы, она ответила на поцелуй, дрожа всем телом.
- Пауль... любимый...
Я сорвался и полетел в пропасть. Боже, я благодарен тебе за все
прекрасное на свете: музыку и полет чайки, восход солнца и запах мокрой
травы, блеск зарницы в летней ночи... Моника, Моника, ты со мной, ты моя...
* * *
На рассвете я проснулся. Я плавал в космической благодати. Мое тело было
невесомым, я был шаром из тончайшего шелка, меня наполнял легкий гелий, и я
поднимался к звездам. К Монике, которая лежала в своих кружевах на Большой
Медведице.
Еще не проснувшись, я осознал: что-то случилось, и протянул руку, чтобы
обнять ее. Потом я открыл глаза и увидел, что я один. Но это не было сном:
подушка хранила отпечаток ее головы, воздух благоухал нарциссами. Дивная,
страстная, нежная моя Моника, даже имя твое, словно ласка, словно поцелуй,
словно радуга над землей...
Я почувствовал что-то холодное под правым -плечом. Маленький золотой
медальон. Она потеряла его сегодня ночью... Я открыл его и увидел: он пуст.
Портрет Арне исчез - или его вообще не было?
И я снова уснул, погрузился в сумрак нирваны, где исчезают и тают любые
желания.
Глава тринадцатая. МЕРТВЕЦЫ СХОДЯТ НА БЕРЕГ
Рано утром я отвозил всю компанию на моторке в Лиллезунд. Оттуда они
должны были добираться автобусом до Кристианзанда, где Моника, Эбба и
Танкред хотели сесть на поезд до Осло. Утро было туманное, сырое, совсем
осеннее. Далеко в море стонал и вопил буй-ревун, как больной зверь в морском
тумане. Рифы и шхеры казались особенно унылыми, словно окаменевшие символы
одиночества торчали они из серой воды. Сидя за рулем моторки, я ощущал, как
легкое, игривое чувство счастливой невесомости, посетившее меня нынче ночью,
вытесняется свинцовой тяжестью.
Арне за завтраком был молчалив и сейчас глядел в море, мрачный, как
грозовая туча. Тяжелое похмелье? Возможно, неприятные воспоминания о
вчерашней сцене травили ему душу, а может быть, он заметил, что между мною и
Моникой что-то произошло? Он ни словечком не намекнул на что-то подобное. Во
всяком случае, я теперь был готов отвечать перед ним за свое "падение", даже
если это и положит конец нашей дружбе. Жизнь, в конце концов, заявляет свои
права: я не бесплотный "друг", не скопец, я мужчина, и теперь между нами
стояла Моника.
Моника, надо сказать, прекрасно владела собой. Вот они, преимущества
воспитания... Она как бы снова надела маску прохладной, чопорной, уверенной
доброжелательности. Она спокойно сидела у борта лодки, подставляя лицо
морским брызгам, бок о бок с Арне, но была далеко - как русалка. На
мгновение во мне даже вспыхнуло подозрение: неужели она-таки попросту
отомстила ему этой ночью? Не послужил ли я средством самоутверждения для
нее, клапаном, чтобы выпустить пар? Но поймав ее взгляд, я тотчас
почувствовал ту же теплую волну доверчивой, радостной нежности; лицо ее
осветилось, и она отвела глаза. Нет уж, тут не игра, тут чистая правда.
Мы пришвартовались к лиллезундскому причалу. Потом двинулись с чемоданами
на автобусную остановку. А когда пришли, Арне поставил вещи, повернулся ко
мне и сказал:
- Ну, теперь все ложится на тебя. Надеюсь, ты справишься со своей новой
работой. Сегодня я вышлю тебе деньги. Я приеду, по-видимому, через неделю.
Если что - звони в Кристианзанд. Завтра и послезавтра я буду там. Вот тебе
телефон архитектора Арстада.
Он написал мне номер телефона. Потом неожиданно улыбнулся с хорошо мне
знакомым выражением лукавого фокусника.
- Не забудь, дорогой: ведь теперь твоя очередь ночевать в желтой комнате.
Ты единственный не прошел испытания на аттестат зрелости. Докажи, что ты
мужчина! Надеюсь, ты не нарушишь правил игры? Хотя мы, конечно, не сможем
тебя проверить.
- Можешь поверить мне на слово, - немедленно отреагировал я. - Клянусь, я
сегодня ночую в желтой комнате. И тогда мы квиты.
Смеясь, мы пожали друг другу руки.
- Какие вы все-таки дети! - с улыбкой произнесла Эбба. - А меня тревожит
судьба Лиззи. Кажется, я не сказала тебе, Пауль: мы с Танкредом заходили
туда, когда ты ездил за раками. Танкред хотел серьезно поговорить с этим
старым придурком. Но никого не было дома. Представляешь? Не знаю, что и
думать. Лиззи меня очень беспокоит.
- Не беспокойся, - сухо сказал Танкред. - Мы это уладим. Карстен пока
остаётся здесь.
- Да, вся надежда на Карстена, я хочу верить, что он не бросит бедняжку в
такой дикой ситуации.
Арне с видом насмешливого превосходства похлопал ее по плечу. Моника
молчала.
Я помог погрузить багаж в автобус, и мы распрощались. Пожимая мне руку,
Моника чуть слышно шепнула:
- Я тебе сразу же напишу. Не задерживайся тут, приезжай поскорее...
- Хочешь, я с ним поговорю? Здесь, немедленно?
- Нет! Не надо. Только не сейчас... Я сама... Ты мне позвони, как
сможешь.
- Хорошо! До свидания! - сказал я громко.
- До встречи в Осло! - ответила она и пошла в автобус. На обратном пути я
спрашивал себя, какого черта я должен тут торчать? Что это за добровольная
ссылка? Почему не сказать Арне, что я передумал, что мне не подходит
должность управляющего в его дурацком доме, здесь, в глуши, в этих
отвратительных местах? Почему я должен сидеть в одиночестве вместо того,
чтобы поехать с Моникой в Осло? Ах, Боже мой, ну конечно, причиной было все
то же чувство вины из-за Моники. Нельзя мне сейчас опускаться до бегства -
хватит и того, что я увел у него девушку.
Ну, и что же. теперь? На всю жизнь оставаться в мальчишках при Арне
Краг-Андерсене? Нет, дудки. Пора становиться на собственные ножки. Надо
заканчивать университет и идти на службу. В министерстве юстиции как-нибудь
найдется местечко для Рикерта-младшего. Пусть поначалу это будет не слишком
завидная должность, но голова у меря варит неплохо, и отцовское имя поможет
- в этом я имел преимущество перед Арне. Стало быть, надо прожить тут
неделю, дождаться его приезда и выложить карты на стол. Скажу ему, что решил
идти своей дорогой и имею намерение жениться на Монике. Пусть думает, что
хочет, а я поеду и серьезно займусь собственными делами.
К вечеру пришел Йерн. Он был оживлен, глаза возбужденно блестели.
Пожалуй, в таком прекрасном настроении я его еще не видел.
- Жаль, что они уехали, не попрощавшись со мной! - весело провозгласил
он. - Я вчера повел себя очень глупо! Но сейчас у меня потрясающая новость,
Пауль, дружище! Я женюсь!
- Что?!
- Женюсь! Как ты думаешь, кто меня ждет дома, в Осло?
- Право, не знаю, что думать!
- Лиззи! Я только что разговаривал с ней по телефону.
- Лиззи? Как это возможно?
- Ха! Я ее похитил! Не веришь? Ага! Нет-нет, дело обошлось без веревочной
лестницы и тому подобного, все гораздо проще. Я вчера возвращался от вас и
решил зайти к Лиззи. Эбба мне тут порассказала кое-чего, ну, сам знаешь... И
встретил инспектора Сёренсена. Он говорит: заходил к Пале, чтобы
порасспросить о вещах с эстонского корабля, но его нет дома. А Лиззи
собирает пожитки, потому что они уезжают, дескать, Пале желает ее подлечить
в какой-то частной клинике. Я понял: сейчас или никогда. И ринулся напролом.
Она меня увидела - и в слезы. Я схватил ее в охапку, и мы помчались на
берег. Тобиасен дал мне моторку и денег - у меня же ничего с собой не было.
Приехали в Лиллезунд, по дороге я сделал ей официальное предложение, и она
согласна! Да, там сели в попутную машину и в Кристианзенде я посадил ее в
вечерний поезд. Сказал, что приеду через пару дней, дал ключ от моей
квартиры в Осло.
- С ума сойти! Хочешь выпить?
- Хочу! - сказал он и уселся в кресло.
- Да, - сказал я, усаживаясь перед ним с бокалом вина, - это прекрасно!
Совсем как в кино - любовная история! Пью за вас!
Мы чокнулись, выпили. Немного успокоившись, я стал размышлять вслух:
- А тебя не смущает, что могут быть определенные неприятности? Ты уверен,
в частности, что они не женаты?
- Уверен. Я сегодня решил взять подшивку "Публичных объявлений" и
проверил: апрель, май, июнь, июль, август - ни слова. Но я так и думал,
между нами говоря. Они не зарегистрированы, а уж в церковь, понятное дело,
ему нельзя... Я никогда не простил бы себе, если бы не вмешался. Мне страшно
представить, что она жила с этим чудовищем. Не день, не два... Ох, кошмар!
Самое невероятное, что я сам описал подобный случай в "Оборотне". Я,
наверное, предчувствовал.
Йерн оставался все тем же! Яне мог сдержать улыбку.
- - Но теперь, в таком случае, тебе следует ожидать ответного удара? Он
кивнул.
- Разумеется. Я подожду два-три дня. Я хочу посмотреть, что он
предпримет. Вроде бы я хорошо подготовился, но это очень опасное существо,
понимаешь? Я знаю, ему помогают очень могущественные силы. Но, к счастью, я
тоже не безоружен. Я неплохо владею белой магией.
Восторженный влюбленный, писатель, заговорил сухим, деловитым тоном,
словно лектор, читающий материал по теории атомной физики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33