Ой вовсе не местный рыбак, никогда здесь не жил. И людям вообще
неведомо, где он живет.
- Любопытно! И это ты выяснил в Лиллезунде?
- Нет, конечно. Но и там тоже. А сперва я нашел рыбака с моторкой, он и
отвез меня в город. В городе я попытался найти стекольщика, которого Арне
нанимал поставить стекло и который тут, якобы, чуть не вывалился из окна.
Такового я не обнаружил.
- Иными словами, твое расследование не принесло никаких результатов?
- Почему же? Наоборот. Ну, и еще я получил телеграммы в ответ на свой
телефонный запрос.
Он достал из кармана три сложенные телеграммы и протянул мне. Я развернул
первую:
"ПАНИЧЕСКИЙ ОТТОК КАПИТАЛА БАЛТИЙСКИХ СТРАН ТЧК ВЕРОЯТНЫ ИНВЕСТИЦИИ
ЦЕНТРАЛЬНОЙ АМЕРИКЕ ТЧК КАСПЕРСЕН".
Текст второй телеграммы, по-видимому, был как-то связан с первым
сообщением:
"ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ ВПОЛНЕ ОБОСНОВАНО ТЧК КРИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ
МЕКСИКЕ ТЧК ПРЕДПОЛАГАЮ ПОТЕРЯНО ДЕВЯНОСТО ПРОЦЕНТОВ ТЧК САСТАД".
Я с удивлением посмотрел на Танкреда.
- С каких это пор ты интересуешься мексиканской революцией? И зачем тебе
знать, как идет движение капитала? Ты собираешься играть на бирже?
- Ничего подобного. Я заинтересовался этим недавно. Точнее, позавчера,
около десяти утра. Будешь смотреть третью телеграмму? На мой взгляд, она
очень любопытна, в ней содержится ключ ко всему, что происходит в этом доме.
Во всяком случае, если моя гипотеза верна.
Я буквально пожирал глазами телеграфный бланк. Нет, похоже, он вешал мне
на уши длинную развесистую лапшу: телеграмма состояла из одного довольно
бессмысленного слова и подписи:
"ПОЛТОРА ТЧК ХАЙДЕ".
- Что это значит? - недовольно буркнул я. - Полтора? Мне это ничего не
говорит. И кто такие Састад, Касперсен и Хайде?
- Три хороших специалиста. Они помогли мне сориентироваться в делах, где
я ничего не смыслю. Как ты понял, я заинтересовался некоторыми новыми для
себя сферами.
- Стало быть, ты не хочешь мне ничего объяснить? Танкред наклонился к
доске и сделал длинную рокировку. Потом он опять развалился в кресле.
- Пауль, по сути, я сейчас играю в шахматы с неким невидимым противником.
Партия развивается весьма напряженно и теперь входит в эндшпиль. Я, был бы
слишком плохим стратегом, если бы рассказал о своих планах. Согласен? И
позволь тебе сказать: в воздухе запахло новыми комбинациями.
- Надеюсь, ты не причисляешь к своим противникам меня?
- Разумеется, нет. Однако с моей стороны было бы неразумно посвящать в
свои планы и зрителей. К сожалению, зрители и сочувствующие имеют
обыкновение вмешиваться в игру... Смотри-ка! Наша новая приятельница идет.
Видно, ей не сидится в собственном доме.
Действительно, через двор шла Лиззи - в знакомом белом плаще и опять без
зонта. Она подняла воротник и втянула голову в плечи. Словно бездомная
собачонка, подумалось мне. Наш вчерашний безобразный визит со взломом
оставил у меня на душе крайне неприятный осадок и вызвал массу горьких
раздумий: Как помочь бедной Лиззи, не навредив еще больше? Как повел себя
Пале после нашего ухода? Его лицо, при всей сдержанности и
благовоспитанности, не сулило ничего хорошего, было в нем что-то неуловимо
грозное, когда он все с той же улыбкой провожал нас к дверям.
Поднимаясь с кресла, Танкред многозначительно посмотрел на меня.
- Плохи дела! Пойдем послушаем, что она расскажет. Войдя в гостиную, мы
нашли всех в сборе. Лиззи была заметно возбуждена, щеки ее горели, а худые,
бледные руки ни секунды не оставались в покое. Арне помог ей снять плащ.
Эбба усадила ее в кресло и, обняв по-матерински за плечи, спросила:
- Ну, что случилось?
Лиззи беспомощным жестом убрала со лба мокрые волосы, пальцы ее заметно
задрожали. Чуть слышно она проговорила:
- Я больше так не могу... Я... не могу с ним больше оставаться...
- Он был с тобой... груб?
В лице Эббы появилось особое выражение, характерное для борцов за права
женщин.
- Нет, что ты! Вовсе нет. Он никогда не бывает грубым! Наоборот, он очень
внимателен, он все понимает, но в этом есть что-то ненормальное! Лучше бы он
накричал, рассердился! Это было бы так по-человечески. А он... нет! Я не
могу объяснить... Мне так страшно! Да, я его просто боюсь! Вот что... Очень!
Очень боюсь... -
Моника принесла кофе и добавила в чашку полрюмки коньяку.
- Выпей, Лиззи, - сказала она ласково и спокойно. - Выпей кофейку,
успокойся. Здесь тебя все любят. Тебе надо согреться, просохнуть... И мы все
обсудим и обдумаем. Ты не расскажешь, как вы поженились?
Лиззи выпила полчашки и поперхнулась. Она прокашлялась и с явным усилием
посмотрела Монике прямо в лицо. Мне показалось, что этот вопрос для нее
неприятен. Она с трудом сделала еще глоток и, не отрывая глаз от Моники,
произнесла:
- Дело в том... Да, дело в том, что мы не женаты.
- Что ты говоришь? Не женаты?
В голосе Моники звучало искреннее недоумение.
- Священников он презирает, и поэтому о церковном венчании не могло быть
и речи. А чтобы зарегистрировать гражданский брак нужны всякие документы...
Он еще не получил норвежское гражданство. Он пока еще американец. И чтобы
жениться, ему нужно получить какое-то разрешение американских властей. Он
ждет, пока придет разрешение... Вообще-то он считает все это пустой
формальностью. Он хотел, чтобы все нас считали законными супругами, потому
что в нашей стране так принято, здесь у людей свои понятия - к чему их
раздражать?
- Многие не в восторге от наших порядков, - бросил Танкред. - Твой муж не
одинок.
- Но ты действительно хотела стать его женой? - спросила Эбба.
У Лиззи как будто снова ком стал в горле.
- Это... так трудно объяснить! Для меня было очень важно стать
независимой, самостоятельной, когда я жила у родственников в Лиллезунде... Я
была ему благодарна, я чувствовала себя обязанной за все добро, которое он
для меня сделал. И он необыкновенный человек. И очень сильный. А я... я
такая безвольная, слабая... И мне кажется, я теперь целиком в его власти.
Раньше я думала: он такой добрый, хороший, а теперь я его боюсь... Я ведь
его совершенно не знаю. Он закрыт, он сам по себе. Я даже не знаю, что он
делает! И не представляю, чего он хочет, и как он жил раньше - я ничего не
знаю!.. Я иногда как лунатик... брожу... Я не знаю, кто он? Вы понимаете? И
что он от меня хочет? И я боюсь... Мне нужно от него уйти. Сейчас же!
Немедленно!
- Но почему ты принимаешь такое решение именно теперь? - спросил Танкред,
не отводя от нее внимательных глаз, - Что происходило вчера, когда мы ушли?
- Ничего особенного... Вы ушли... Я чувствовала себя преступницей...
Конечно, с его точки зрения, я совершила преступление, показав вам его
чердак. Знаете, как он меня наказал? Он молча заперся в библиотеке! И все! И
не сказал мне с тех пор ни слова! Я - пустое место! И я сидела в этом
мрачном, холодном доме, в чужом доме, понимаете? Там каждая вещь меня
ненавидит... Я думала, я с ума сойду, мне было так плохо, так страшно... Но
я боялась выйти, уйти из дома, я боялась, что он еще больше рассердится. Я
знаю, он не любит, когда я ухожу. Он, правда, никогда ни словечком об этом
не обмолвился, но я знаю. Я сижу там как взаперти - при открытых дверях, как
в тюрьме! Как в могиле! Он меня не любит, Но держит... ах, как крепко он
меня держит! И сегодня опять пришел этот ужасный Рейн, и они пошли вместе с
ним в подвал. И я поняла: или я сейчас убегу, или сойду с ума... И я
убежала... Но я побоялась пойти к Карстену: он такой милый, но он про меня
не все знает... И вот, пришла к вам...
- И правильно сделала, - поспешила успокоить ее Эбба. - Этот Пале тебе не
пара. Надо подумать, что можно сделать. Мы постараемся тебе помочь.
В глазах Лиззи блестели слезы. Еще немного - и она бы расплакалась.
Моника налила ей коньяку, и мы заставили ее выпить, а потом стали обсуждать
возможности ее устройства в Осло. Вроде бы, Лиззи понемногу приходила в
себя. Она дышала ровнее, и глазки просохли. Наконец она с решимостью в
голосе произнесла:
- Я все-таки пойду к Карстену. Мне надо все же с ним поговорить...
С легкой улыбкой она встала и пошла за своим плащом. Арне пошел за ней.
Одевшись, Лиззи вернулась в гостиную и сказала:
- Огромное вам спасибо! Мне очень совестно, что я вас дергаю со своими
проблемами, но я очень, очень вам благодарна! Я пойду! До свидания!
И в этот миг в дверь постучали - три раза, отрывисто и решительно. Лиззи
переменилась в лице.
- Это он! - прошептала она. - Не говорите ему, что я здесь! Выпустите
меня через заднюю дверь...
- Успокойся, Лиззи! - сказал я. - Это, наверное, наш Карстен! Он часто
заходит в это время... Подожди, я открою.
Я пошел в прихожую и отворил дверь. И испытал небольшой шок: там стоял
Пале. На нем был старый черный плащ и широкополая шляпа. Он улыбался хорошо
знакомой мне улыбкой древней статуи, а со шляпы стекала вода.
- Моя жена здесь, не правда ли? Я могу войти. Вторая фраза уже не была
вопросом, нет, она прозвучала как утверждение, и я автоматически сделал шаг
в сторону, впуская его в дом. Я был захвачен врасплох и не нашел никакого
предлога, чтобы его задержать. Быстрым решительным шагом он направился прямо
в гостиную и, коротко поздоровавшись, встал перед Лиззи. Уверенно и
спокойно, почти ласково, как разговаривают с детьми, он сказал:
- Будет лучше всего, дорогая, если ты сейчас пойдешь со мной домой.
Он поймал ее взгляд, и лицо ее окаменело. Она уставилась на него пустыми
глазами. Мне вспомнился японский рисунок пером - когда я был маленьким, я не
мог его видеть без слез: там был нарисован воробышек, застывший перед змеей.
- Да, да, я иду... - пробормотала она без всякого выражения и протянула
ему руку.
Пале взял ее послушную ладошку и сунул себе под руку, и Лиззи последовала
за ним, опустив голову, как хорошая девочка, которая провинилась, но готова
на все, чтобы загладить свою вину и избежать наказания. Эта кошмарная сцена
повергла нас в самый настоящий столбняк. Мы застыли на месте и глядели на
происходящее, как будто тихий решительный голос Пале изначально пресекал
всякие возражения, и только Эбба сделала попытку протестовать. Она выступила
вперед и, подняв руку, начала:
- Но, господин Пале!..
Пале обернулся и твердым тоном прервал ее:
- Вы должны извинить нас за эту сцену. Моя жена не совсем здорова. У нее
жар. Я запретил ей выходить на улицу в такой дождь, я не хочу, чтобы она
получила воспаление легких. К счастью, я ее быстро нашел. Будьте здоровы!
Надеюсь вас всех скоро увидеть. Пойдем, Лиззи.
И дверь за ними захлопнулась.
Эбба была потрясена.
- Нет, это переходит всякие границы! Это неслыханно... Он, наверное,
профессиональный гипнотизер. Что с нами? Не могу понять.. Лично я никогда не
терялась настолько, что...
- У этого человека особый дар: он умеет производить на людей такое
впечатление, что они сами себе кажутся сопливыми детьми, - согласился с ней
Танкред, - Словно учитель в первом классе...
- Ужасно жалко Лиззи, - вздохнула Эбба, - она живет, как в аду... Это же
настоящий деспот! Она говорит, он не груб! Еще бы! Зачем ему грубость? Есть
и другие способы унизить... уничтожить человека... Калигула, переодетый
Христом!
Арне тем временем налил себе коньяку и, понемногу попивая, заметил:
- А мне, честно говоря, кажется, что Пале совершенно нормальный... Может
быть, у него несколько патриархальные взгляды и интересы довольно
эксцентричные, но он большая умница. А вот Лиззи, по-моему, наоборот -
обыкновенная курица. К тому же истеричка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33