Я считаю, что он подходит как нельзя лучше на эту должность.
– Вы мне этого не сказали, – заметил Доббс.
Бэллард холодно посмотрел на него.
– Я не уверен, что обязан перед вами отчитываться, мистер Доббс. Я сообщаю Вам это сейчас.
– Председатель знает об этом?
– Узнает, когда я сообщу ему, и это произойдет очень скоро.
Квентин был серьезен.
– Послушайте, мистер Бэллард, я Вас внимательно выслушал. Обвала нет, и ваш друг не уверен, что он произойдет. Он говорит только о том, что может произойти. Я уверен, что правлению потребуется гораздо больше доказательств, прежде чем оно расстанется с полутора миллионами долларов. Я не думаю, что они закроют шахту – нет оснований.
– Что Вы хотите? – спросил Макгилл. – Чтобы случился обвал, а потом уже принимать меры?
– Мне нужна защита рабочих мест, – ответил Квентин. – Для того меня сюда и назначили.
– Мертвым рабочие места не нужны, – резко заключил Макгилл. – И поскольку уж мы заговорили об этом, давайте проясним еще одну вещь. Мистер Бэллард сказал, что назначил меня консультантом, и это совершенная правда. Но, скажу честно, шахта меня сейчас абсолютно не волнует.
– Председателю будет приятно это услышать, – желчно сказал Доббс. – Он посмотрел на Бэлларда. – Не думаю, что стоит продолжать дальше.
– Продолжай, Майк, – тихо сказал Бэллард. – Расскажи им остальное. Расскажи им, что на самом деле тебя беспокоит.
Макгилл сказал:
– Я беспокоюсь за город.
Казалось, в наступившей тишине было слышно, как бьются десять сердец. Затем Камерон прокашлялся:
– Опять пошел снег, – сказал он, совершенно не думая, уместно ли это прозвучит.
– Примерно так и закончилась встреча, – сказал Макгилл. – Было решено назначить совещание руководства шахты с городским советом в полдень, если это будет возможно. Затем мистер Бэллард должен был связаться по телефону с Прези... Председателем своей компании.
Ганн поднял руку, и Гаррисон кивнул ему:
– Да, мистер Ганн?
– Могу я задать вопрос свидетелю, мистер председатель? – Гаррисон утвердительно кивнул и Ганн спросил: – Доктор Макгилл, встреча, о которой Вы нам рассказали, произошла давно, не так ли?
– Она состоялась пятого июля. В пятницу утром.
– Сейчас декабрь – прошло почти пять месяцев. Можете ли Вы сказать, что у Вас хорошая память, доктор Макгилл?
– Думаю, что обыкновенная.
– Обыкновенная! Я бы сказал, что она у Вас гораздо лучше, нежели обыкновенная.
– Ну раз Вам так кажется.
– Конечно, мне так кажется. Когда я слушал Ваши показания, особенно, когда Вы воспроизвели слово в слово речь своих собеседников, то снова почувствовал себя на представлении, которое видел совсем недавно – там, где артист с феноменальной памятью изумляет аудиторию.
– Мистер Ганн, – вмешался Гаррисон. – Ирония и сарказм здесь неуместны. Воздержитесь, будьте добры.
– Да, мистер председатель.
Ганн вовсе не смутился, он знал, к чему клонит.
– Доктор Макгилл, Вы дали показания, что мистер Квентин, руководитель профсоюза шахты Хукахоронуи, казалось – и я умышленно использую это слово – казалось, в погоне за прибылью не заботится о сохранении жизней своих товарищей. Сейчас мистер Квентин не может защищать себя – он погиб во время катастрофы, и так как я представляю профсоюз, то должен высказаться в его защиту. Я заявляю, что ваши воспоминания о столь давней встрече могут быть неточны.
– Нет, сэр, они вполне точны.
– Послушайте, мистер Макгилл; я ведь сказал, что показания Ваши могут быть неточны. Кажется, нет ничего оскорбительного в моем предположении.
– Мои показания абсолютно точны, сэр.
– Оклеветать погибшего – не признак хороших манер, сэр. Не сомневаюсь, Вы слышали изречение: «О мертвых ничего, кроме хорошего».
Ганн обвел рукой зал.
– Добрые и разумные люди, построившие этот зал, сочли уместным начертать на окнах меткие афоризмы, своего рода руководство к действию. Я обращаю ваше внимание на надпись в окне, как раз над вашей головой, доктор Макгилл. Она гласит: «Не лицемерь перед людьми, и когда говоришь, говори лишь доброе».
Макгилл молчал, и тогда Ганн продолжил:
– Так что же, доктор Макгилл?
– Я не понял, в чем заключается Ваш вопрос, – коротко ответил Макгилл.
Гаррисон тревожно повернулся в кресле и, казалось, хотел вмешаться, но Ганн снова поднял руку.
– Если Вы утверждаете, что у Вас память намного лучше, чем у других, тогда, видимо, я должен принять ваши показания.
– У меня самая обыкновенная память, сэр. Просто я веду дневник.
– А! – насторожился Ганн. – Регулярно?
– Настолько регулярно, насколько требуется. Я – ученый, занимаюсь снегом, материей неустойчивой и постоянно меняющейся, поэтому привык сразу делать заметки.
– Вы хотите сказать, что во время встречи Вы записывали то, что говорилось?
– Нет, сэр.
– Ха! Следовательно, после встречи должно было пройти какое-то время, пока Вы не записали Ваши впечатления. Разве не так?
– Так, сэр. Полчаса. Я записывал их в дневник перед сном, через полчаса после того, как встреча закончилась. И утром перечитал их, чтобы освежить в памяти, прежде чем идти сюда давать показания.
– И Вы продолжаете настаивать на показании, которое Вы сделали относительно мистера Квентина?
– Продолжаю.
– Вы знаете, как погиб мистер Квентин?
– Я очень хорошо знаю, как погиб мистер Квентин.
– У меня нет больше вопросов, – сказал Ганн с гримасой отвращения. – Мне все ясно с этим свидетелем.
Макгилл взглянул на Гаррисона.
– Могу я кое-что добавить?
– Если это имеет отношение к нашему расследованию.
– Думаю, что имеет.
Макгилл посмотрел на потолок зала, затем перевел взгляд на Ганна.
– Я тоже интересовался афоризмами на окнах, мистер Ганн, и один из них мне очень запомнился. Он – на том окне, что рядом с Вами, и он гласит: «Разумно взвешивать слова твои, чтобы не споткнуться и не угодить в ловушку того, кто ее для тебя приготовил».
Взрыв смеха разрядил напряжение зала, и даже Гаррисон улыбнулся, а Роландсон откровенно загоготал. Гаррисон стукнул молотком, что привело к относительному спокойствию.
Макгилл сказал:
– Что касается Вашего латинского изречения, мистер Ганн, я никогда не верил, что латынь обращает глупость в достоинство, и поэтому я не верю, что не следует говорить о мертвых плохо. Я верю в истину, а истина в том, что количество погибших в катастрофе Хукахоронуи было гораздо больше, чем могло бы быть. Причина – в том, как вели себя люди, столкнувшиеся с неожиданной ситуацией. Мистер Квентин был один из них. Я знаю, что он погиб в катастрофе, и погиб как герой. И все же до истины нужно докопаться прежде всего для того, чтобы другие знали, как правильно поступить в будущем в аналогичной ситуации.
– Мистер председатель!
Ганн уже поднимал руку, но Рикмен опередил его. Он вскочил, вытянув руку и оттопырив палец.
– Это чудовищно! Разве свидетель имеет право поучать нас, как выполнять свой долг? Разве он должен...
Молоток Гаррисона строго опустился на трибуну, прервав Рикмена на полуслове.
– Мистер Рикмен, можно ли снова напомнить Вам, что у нас не заседание суда, и ходом нашего расследования распоряжаюсь я. Доктор Макгилл еще раз сформулировал смысл и задачу нашей Комиссии намного точнее и аккуратнее, чем вчера во время открытия. Вчера я предупреждал, что тактика враждебности, которую мы с вами наблюдаем, недопустима. Я вынужден это повторить.
Воцарилось молчание.
Дэн Эдвардс лихорадочно записывал.
– Ну и ну, ну и ну! Наконец-то неплохая информация.
Он вырвал листок из блокнота и вручил юнцу позади него.
– Доставь это в редакцию как можно скорее.
Гаррисон отложил молоток в сторону.
– Доктор Макгилл, Вы говорили, что управление шахты встречалось с городским советом Хукахоронуи в пятницу, пятого июля, днем.
– Нет, сэр. Я сказал, что на нашей встрече утром мы договорились об этом. На самом деле встреча в пятницу не состоялась.
– Почему?
– Троих членов совета в тот день не было в городе, поэтому невозможно было собрать кворум. Встреча состоялась на следующее утро – в субботу.
– То есть полдня было потеряно.
– Да, сэр.
Макгилл, казалось, колебался.
– Я и мистер Бэллард обсуждали, надо ли ставить в известность двух членов совета, которые оставались в городе, и решили, что не надо. Мы рассудили, что столь важную информацию надо сообщить всему совету; мы не хотели дважды повторять столь сложную историю.
– Значит, Вы встречались в субботу?
– Да, сэр. Был еще один человек, присутствовавший по моей просьбе.
– Да, и кто же это был?
– Мистер Тури Бак. Хочу подчеркнуть, что я не досидел до конца, ушел с половины.
Гаррисон наклонился вперед и спросил Рида:
– Мистер Бак в зале?
– Да, мистер председатель.
Рид повернулся в кресле.
– Вы не могли бы выйти сюда, мистер Бак?
Тури Бак прошел вперед и встал перед трибуной.
– Присутствовали ли Вы в продолжение всей встречи, мистер Бак? – спросил Гаррисон.
– Да, сэр, присутствовал.
Его голос звучал уверенно.
– Тогда Вы можете сменить доктора Макгилла в свидетельском кресле.
Макгилл спустился и прошел к своему месту, подмигнув по пути Бэлларду.
8
Гаррисон спросил:
– Мистер Бак, не родственник ли Вы знаменитого соотечественника, сэра Питера Бака?
Улыбка появилась на приветливом лице Тури.
– Нет, сэр.
– Понятно.
Гаррисон придвинул к себе блокнот.
– Не могли бы Вы сказать, кто присутствовал на встрече?
– Там были Йе... мистер Бэллард и мистер Камерон с шахты. Был доктор Макгилл. Были также мистер Хьютон, мэр, и мистер Петерсен – то есть Джон Петерсен – и Эрик Петерсен, мистер Уоррик и миссис Сэмсон.
– Последние пять – члены совета?
– Да, сэр.
Гаррисон сверился со списком.
– Разве мистер Квентин не присутствовал?
– О да, он был там. Язабыл про него.
– Что же, мистер Бак, наверное, Вы могли бы рассказать нам, что происходило на встрече.
Тури нахмурился.
– Она началась с того, что доктор Макгилл рассказал о своих наблюдениях. Из того, что я слышал, находясь там, могу утверждать, что говорил он то же самое, о чем рассказывал на встрече на шахте в пятницу. Он сказал им, что существует опасность обвала, и объяснил, почему.
– Как они отреагировали?
– Они не поверили ему.
Лайалл поднял руку.
– Мистер председатель!
– Да, мистер Лайалл.
– Считаю своим долгом заявить, что из десяти человек, присутствовавших на встрече, только четверо смогли появиться на этом расследовании. Надо добавить, что из пяти членов совета только мистер Эрик Петерсен смог придти сюда.
Гаррисон посмотрел на него.
– И теперь, когда Вы поделились со мной такими сведениями, о которых, надо сказать, я хорошо осведомлен, что прикажете с ними делать?
– Со всем уважением, сэр, хочу заметить, что правдиво рассказать о реакции совета может только мистер Эрик Петерсен.
– Мистер Петерсен желает быть свидетелем?
– Да, желает.
– Тогда позднее мы предоставим ему эту возможность. Сейчас мы слушаем показания мистера Бака.
– И снова позвольте заметить, мистер председатель, что из всего управления шахты здесь присутствует только мистер Бэллард. Мистер Доббс и мистер Квентин мертвы, а мистер Камерон – в госпитале. В Хукахоронуи хорошо известно, что мистер Бэллард и мистер Бак – давние друзья, и мы уже знаем, что прочная дружба связывает мистера Бэлларда и доктора Макгилла. Создается впечатление, что показания, оглашенные здесь, как бы выразиться поточнее, слишком односторонние.
Гаррисон откинулся в кресле.
– Очевидно, мистер Лайалл, что Вы либо ставите под сомнение авторитет нашей Комиссии, либо сомневаетесь в честности мистера Бака. Скорее всего, и то, и другое. Правильно я Вас понял?
– Я не ставлю под сомнение авторитет Комиссии, сэр.
Лицо Тури окаменело, он наполовину поднялся из кресла. Йен Бэллард нервно заерзал. Он толкнул Рикмена локтем и проговорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44