– Хэре ра!
Бэллард посмотрел через плечо назад.
– Хэре ра!
Они поехали назад к шахте.
Послеполуденное солнце прибивалось сквозь окна зала, отражая разноцветные лучи от витражей. Пятна света лежали на столах; графин с водой перед Бэллардом казался красным.
Дэн Эдвардс чуть ослабил галстук, мечтая о холодном пиве.
– Скоро они сделают перерыв, – сказал он Дэлвуду. – Лучше бы старине Гаррисону поторапливаться. Весь этот треп о снеге совсем не охлаждает.
Гаррисон налил себе в стакан воды и сделал глоток. Поставив стакан, он произнес:
– Значит, Вы взяли пробы снежного покрова на западном склоне в присутствии мистера Бэлларда. Что же Вы обнаружили?
Макгилл расстегнул кожаную сумку и вытащил стопку бумаг.
– Я написал подробный доклад о событиях, произошедших в Хукахоронуи – с технической точки зрения, разумеется. Я предоставляю этот доклад комиссии.
Он вручил доклад Риду, который передал его Гаррисону.
– Часть первая содержит результаты первых проб снежного профиля, которые были представлены руководству шахты, а затем – муниципальным властям Хукахоронуи.
Гаррисон бегло пролистал страницы, нахмурился и передал их профессору Роландсону. Они недолго, шепотом совещались, потом Гаррисон произнес:
– Все это прекрасно, доктор Макгилл; но ваш доклад представляется узкоспециальным и содержит математические формулы, недоступные пониманию большинства сидящих здесь. Поскольку это открытое слушание дела, не могли бы Вы сообщить результаты Ваших исследований на языке, который понимали бы другие кроме Вас и профессора Роландсона?
– Разумеется, – сказал Макгилл. – Конечно, я так и рассказывал жителям Хукахоронуи.
– Пожалуйста, приступайте. Учтите, что вам могут задавать вопросы, в частности, профессор Роландсон.
Макгилл сложил руки перед собой.
– Снег – не только вещество, но и процесс, который находится в непрерывном движении. Снежинка, падая на землю, становится частью всего снежного покрова. Это шестигранный кристалл, не очень устойчивый, и с него начинается процесс сублимации – нечто вроде выпаривания. Постепенно кристалл превращается в маленькое круглое ядрышко. Это называется деструктивным метаморфизмом и приводит к высокой плотности, поскольку весь воздух как бы «выдавливается» наружу. В то же время, из-за процесса испарения, в снежной массе почти не остается воды и, благодаря низкой температуре, отдельные ядрышки скапливаются вместе.
– Это не очень прочное образование, не правда ли? – спросил Роландсон.
– Не прочное, если сравнивать с другими веществами.
Роландсон кивнул, и Макгилл продолжил.
– Следует принять во внимание температуру снежного покрова. Она непостоянна – нижняя часть теплее верхней и образует таким образом температурную кривую на графике. Если Вы посмотрите на график номер один, то увидите температурную кривую первых пяти проб.
Роландсон пролистал страницы.
– Если она отклоняется, то ненамного – не больше, чем на два градуса.
– Достаточно для следующего этапа этого процесса. В снежном покрове все еще достаточно воздуха – относительно теплый воздух начинает подниматься со дна, вызывая одновременное испарение воды. Она оседает на более холодных ядрышках сверху. Так развивается строительный процесс, называемый конструктивным метаморфизмом, и начинает формироваться новый кристалл – кристалл в форме чашки.
– Не могли бы Вы описать этот кристалл, доктор Макгилл?
– Он имеет форму конуса с углублением в тупой части – как чашка.
– И каких же размеров этот «чашечный» кристалл?
– Хорошо развитый кристалл может достигать половины дюйма в длину, но обычно большинство из них – не больше четверти дюйма.
Макгилл остановился и, поскольку Роландсон ничего не сказал, добавил: – График номер два дает показания пенетрометра, то есть сопротивление снега различным давлениям.
Роландсон внимательно рассматривал схему.
– Это сопротивление измеряется в тоннах на квадратный фут?
– Да, сэр.
– Но график прерывается на середине на всех пяти пробах.
– Да, сэр, это слой инея на поверхности. Гаррисон вмешался:
– Если он не на поверхности, как Вы можете говорить, что это иней на поверхности?
– Он был на поверхности. Когда снежная поверхность холоднее, чем воздух над ней, тогда процесс испарения воды проходит интенсивнее – что-то вроде конденсации наверху бокала с холодным пивом.
В ложе прессы Дэн Эдвардс тяжело вздохнул и облизнул губы.
– В этом случае следует представить, что это происходило ясной безоблачной ночью, когда была возможна значительная радиация. Тогда иней, или наледь, будут образовываться на поверхности, создавая широкие пластинки тонкого льда.
Снова Гаррисон попытался возразить.
– Но этот разрыв в графике, как его назвал профессор Роландсон, отражает то, что было не на поверхности.
– Да, – согласился Макгилл. – Обычно он исчезает под утренним солнцем. В этом случае я могу выдвинуть гипотезу, что тучи собрались перед самым рассветом и снова начался очень сильный снегопад. Он накрыл и тем самым сохранил слой наледи.
– И что дальше? – поинтересовался Роландсон.
– А дальше могло произойти несколько вещей. Этот слой достаточно тверд, как Вы можете судить по показаниям пенетрометра. К тому же он достаточно гладкий и мог образовать скользящую поверхность для снега, что находится над ним.
Макгилл вытянул второй палец.
– Во-вторых, слой наледи образован из спаянных вместе широких пластинок льда, то есть он относительно воздухонепроницаем. Это значит, что наиболее вероятное место для формирования «чашечных» кристаллов будет как раз под слоем наледи.
– Вы все подчеркиваете роль «чашечных» кристаллов. Чем именно они опасны?
– Они опасны своей круглой формой, а также тем, что связь между одним кристаллом и другим очень непрочна.
Макгилл почесал затылок.
– В качестве очень глубокой аналогии могу привести пример. Ходить по полу, устланному катающимися биллиардными шарами, человеку было бы очень трудно. Это именно такая нестабильность.
– Есть ли свидетельства о возникновении таких кристаллов?
– Они начали формироваться в пробе первой, взятой на самой вершине склона. У меня есть основания предполагать, что этот процесс будет продолжаться и приведет к полной нестабильности.
– Продолжайте, доктор Макгилл.
Макгилл вытянул третий палец.
– В-третьих, прогноз погоды предвещает сильные снегопады, а, значит, увеличение давления на этом склоне.
Он опустил руку.
– По этим причинам я пришел к выводу, что снежный покров на западном склоне долины Хукахоронуи был относительно нестабильным и, таким образом, создавал потенциальную угрозу обвала. Именно так я и информировал управление шахты.
– Вы имеете в виду мистера Бэлларда? – спросил Гаррисон.
– На встрече присутствовали мистер Бэллард, мистер Доббс, управляющий шахтой, мистер Камерон, инженер шахты, мистер Квентин, представитель профсоюза.
– И Вы находились там на протяжении всей встречи?
– Да, сэр.
– Тогда, мне кажется, мы можем рассматривать ваше свидетельство как информацию о том, что произошло на этой встрече, предмете нашего дальнейшего расследования. Однако пора завершить сегодняшнее заседание. Мы соберемся здесь в десять утра, и Вы, доктор Макгилл, снова будете свидетелем. Слушание заканчивается.
Участники расследования хлынули на мостовую улицы Армаг и начали рассеиваться. Дэн Эдвардс, немедленно устремившийся на поиски пива, остановился, когда Дэлвуд спросил:
– Кто эта высокая рыженькая, которая беседует с Бэллардом? Девушка с собакой.
Эдвардс вытянул шею.
– Боже мой! Да что там теперь происходит, черт возьми?
– Кто она?
– Лиз Петерсен, сестра Чарли и Эрика.
Дэлвуд смотрел, как Бэллард ласкает сенбернара и дружелюбно улыбается девушке.
– Похоже, они в хороших отношениях.
– Да, забавно! Чарли сделал все, чтобы прикончить Бэлларда, и сейчас ему не позавидуешь. Интересно, знает ли он, что Лиз подружилась с его врагом?
– Скоро мы это выясним, – сказал Дэлвуд. – Вон идут Чарли и Эрик.
Двое мужчин вышли из здания, обмениваясь короткими фразами. Чарли посмотрел вверх, и лицо его омрачилось. Он что-то проговорил брату и ускорил шаги, локтями прокладывая путь сквозь толпу на тротуаре. В этот момент подъехала машина, Бэллард сел в нее, и когда Чарли настиг сестру, его уже след простыл. Чарли начал что-то говорить сестре, и спор, казалось, затянулся.
Эдвардс наблюдал происходящее и сказал: – Если и не знал, то узнал сейчас. Скажу больше, это ему не понравилось.
– И собаке не нравится Чарли. Посмотри на нее.
Сенбернар оскалил зубы, и Лиз пришлось натянуть поводок и что-то резко приказать собаке.
Эдвардс вздохнул.
– Пойдем попьем пива.
Майк Макгилл вел машину. Он покосился на Бэлларда и снова переключил внимание на дорогу.
– Ну, так что ты думаешь?
– У тебя были хорошие показания. Очень четкие.
– Роландсон помог; он задавал нужные вопросы. В моей комедии он сыграл наивного простака. А ты все-таки не так хорошо держался.
– Я держусь.
– Проснись, Йен! Этот сукин сын Рикмен разделает тебя в пух и прах, если ты его не остановишь.
– Перестань, Майк, – коротко сказал Бэллард. – Я дико устал.
Макгилл прикусил губу и погрузился в молчание. Через десять минут он свернул с дороги и припарковал машину во дворе отеля.
– Ты почувствуешь себя лучше после холодненького пива, – сказал он. – В этом чертовом суде было так жарко. Идет?
– Ладно, – безучастно произнес Бэллард.
Они вошли в бар отеля, Макгилл заказал две кружки пива и отнес их к укромному столику.
– Здесь нам будет спокойно.
Он сделал глоток и застонал от наслаждения.
– Боже, как мне этого не хватало!
Он отпил еще.
– Ну и местечко этот зал суда! Кто его строил – Эдвард Исповедник?
– Это не зал суда – это что-то вроде провинциального здания парламента. Бывшего, разумеется.
Макгилл усмехнулся.
– Что мне в нем нравится, так это благочестивые изречения на витражах. Интересно, чья это идея?
И спросил так же спокойно:
– Чего хотела Лиз Петерсен?
– Просто пожелала мне удачи.
– В самом деле? – с иронией переспросил Макгилл. – Если так, то ей следовало бы разделать своего братца острым ножом.
Он посмотрел на запотевшие края кружки.
– Подумай сам, тупой нож может оказаться лучше. Юрист Петерсена просто доконал тебя утром.
– Я знаю, – Бэллард отпил глоток с видимым удовольствием. – Это не важно, Майк. И ты, и я знаем, что показания в нашу пользу.
– Ошибаешься, – решительно сказал Макгилл. – Свидетельство зависит от того, как преподнесет его юрист, а говоря о юристах, подумай хотя бы о Рикмене. Ты ведь знаешь, какой финт он провернул сегодня утром, не правда ли? Он хотел повернуть дело так, как будто ты пытаешься улизнуть. Черт, а ведь каждый в зале думал, что ты действительно собирался уехать из страны.
Бэллард потер глаза.
– Я говорил что-то Рикмену как раз перед началом заседания, и он меня неправильно понял, только и всего.
– Только и всего? Не может быть. Уж он-то такой ушлый парень, в зале суда он все понимает. Если он неправильно понял, значит, он хотел неправильно понять. И все-таки, что ты ему сказал?
Бэллард вынул бумажник и извлек листок. – Я уже уходил из отеля сегодня утром, когда мне передали это.
Он передал листок Макгиллу. – Мой дед умер!
Макгилл развернул телеграмму и прочитал.
– Прости, Йен; мне в самом деле очень жаль.
Он секунду помолчал.
– Эта Герриет – твоя мать?
– Да.
– Она хочет, чтобы ты возвращался домой?
– Еще бы, – с горечью сказал Бэллард.
– И ты показал это Рикмену?
– Да.
– И он, прикинувшись ангелочком, упрекнул тебя в том, что ты трус. Какого черта, Йен; он представляет вовсе не тебя. Он представляет компанию.
– Мои интересы – интересы компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44