Не пытайтесь смешивать эти два понятия, Тайсон. Почему бы вам просто не пригласить капитана Ходжеза в гимнастический зал? Я люблю смотреть, как офицеры выясняют там свои разногласия. Пять раундов, вес боксерских перчаток не больше шестнадцати унций, присутствие рефери обязательно.
Тайсон посмотрел подполковнику в глаза и отметил, что тот не отличался ни словоохотливостью, ни остроумием.
– Пожалуй, я так и сделаю, – ответил Бен.
– Хорошо. Послушайте, Тайсон, мой долг приветствовать вас в Форт-Гамильтоне и устроить встречу с полковником Хиллом – командиром дежурной части. Но, если говорить начистоту, полковник Хилл считает ваше присутствие здесь нежелательным и, пожалуй, не захочет с вами встретиться, поэтому не досаждайте никому, прося его аудиенции. А также не стоит появляться на неофициальных встречах, на которые вас будут приглашать. Пожалуйста, устройте так, чтобы вы питались отдельно. Я ясно изъясняюсь?
– Так точно.
Левин подпер рукой щеку и задумался. Он смотрел на Тайсона немигающим взглядом.
– Допустим, что вы уже доложили о своем прибытии, поэтому вам не придется возвращаться за формой. Хорошо?
– Так точно.
Левин порылся в бумагах на столе и нашел то, что искал.
– В вашем предписании говорится, что вы должны явиться с паспортом. Он при вас?
Тайсон помешкал, потом ответил:
– Так точно.
Подполковник Левин протянул руку.
– Можно взглянуть?
Тайсон похлопал по нагрудному карману и достал паспорт. Он положил его на ладонь подполковника.
Полистав документ, Левин удивленно покачал головой.
– Смотрю, где вы только ни побывали.
– Так точно.
Он сунул паспорт в верхний ящик стола и закрыл его, потом, сложив руки перед собой, спокойно посмотрел на Тайсона.
– По чьему распоряжению вы забрали мои паспорт?
Левин пожал плечами.
– Не знаю, что вам и сказать. Это мои приказы. Можете обратиться с этим в госдепартамент или министерство юстиции. Но туда вы сможете поехать только по разрешению. – Он добавил: – Имею предписание из Пентагона временно трудоустроить вас в моем офисе, значит, я являюсь вашим непосредственным командиром. Однако я не думаю, чтобы вы захотели находиться вместе с капитаном Ходжезом, поэтому постараюсь подыскать для вас работенку вне стен этого здания.
– Слушаюсь.
Дышал Левин, как старый астматик, тяжело, со свистом.
– Есть что-нибудь в нашей части такое, чтобы могло бы заинтересовать вас?
Тайсон и не думал скрывать своего раздражения.
– Нет ничего.
Оплывшее лицо Левина, казалось, застыло на мгновение, но потом снова размякло. Он раскурил сигару и выпустил клуб дыма.
– Армия дала мне несколько специнструкций. Я должен найти вам поручение соответствующее вашим способностям и опыту. – Он листал толстое досье Тайсона. – Вы ведь офицер пехоты.
– Был им менее двух лет, и то давным-давно. Зато совсем недавно я был вице-президентом крупной аэрокосмической корпорации.
– Вот как? – Левин бросил сигару в кофейник. – Мы подыщем что-нибудь для вас. Между прочим, вам известно, какое у вас жалованье?
– Никак нет.
– Вам положили 1 796 долларов в месяц. Не значит ли это, что нынешний призыв в армию подорвет ваше финансовое положение?
– Мягко сказано. На самом деле, сэр, если служба продлится достаточно долго, мне придется продать дом.
Левин потер щеку.
– Я не думаю, что ваша служба затянется. Но, пожалуйста, держите меня в курсе ваших финансовых дел.
– Зачем, позвольте вас спросить?
– Ну, армия поможет вам каким-то образом. Можно воспользоваться кредитом. Согласны?
– Спасибо. – Тайсон знал, что подполковник не был лично заинтересован в этом, а вот правительство беспокоилось о его благополучии, почему Левин и завел этот разговор. Он хотел посмотреть, как отреагирует на него Тайсон. В Америке, как он знал, самой страшной бедой, которая может обрушиться на голову гражданина, является не тюремная решетка, а его некредитоспособность. Запятнанная репутация, разрушенная семья, душевный и физический кризис не шли ни в какое сравнение с его финансовым положением. Тайсон был рад узнать, что правительство имеет касательство к этому вопросу.
– Я убежден, – сказал Левин, – что вы изыщете возможность не продавать дом. Кстати, это напомнило мне, что по инструкции дежурная часть обязана выделить жилье для вас и вашей семьи, хотя у нас здесь немного тесно.
– Спасибо, подполковник, но не думаю, что моя семья приедет сюда, к тому же я бы не хотел, чтобы из-за меня выгоняли на улицу другого офицера и его семью. Если у начальства нет возражений, я бы хотел продолжать жить в своем доме, тогда мне не потребуется никого стеснять и пользоваться казенным жильем.
Левин навалился грудью на стол.
– Позвольте мне выразиться более точно, лейтенант. Армия приказывает вам занять квартиру для семейных офицеров. Честно говоря, армия не желает давать повода печати и обществу думать, что вы поставлены в стесненные обстоятельства. Вам предписывается поселиться в квартире с двумя спальнями в кирпичном доме, и завтра же утром на двери будет висеть табличка с вашей фамилией. Она уже частично обставлена, и вам разрешено перевезти за счет государства все необходимое для хозяйства. Вам также разрешается привезти жену и сына, хотя вы можете этого не делать. Ясно?
– Никак нет. Не совсем. Мне придется жить на территории части?
– Боюсь, что да.
– Это незаконно, – кипятился Тайсон, – Это чересчур жестокое испытание. Я не вижу смысла так строго меня ограничивать.
Левин откашлялся.
– К сожалению, смысл есть. Предварительное расследование вашего дела проводится по статье 31-й «Кодекса военных законов», поэтому военная прокуратура имеет полное право вводить некоторые ограничения с тем, чтобы обеспечить вашу готовность к этому расследованию. Следуя своему моральному и юридическому долгу, вы должны подчиниться приказу.
Тайсон, удрученный услышанным, кивнул.
– Я знаю все это, подполковник. Каким образом будет ограничиваться моя свобода?
Левин сосредоточенно всматривался в пункты циркуляра, выданного ему командиром части.
– Ваше обязательное пребывание в форте с ноля часов ночи до шести утра. Тем не менее вы можете уезжать на ночь, предшествующую вашим выходным дням. Вам разрешается совершать поездки не дальше пятидесяти миль от места службы.
Отчаявшийся Тайсон заметил:
– Моя семья теперь живет на Лонг-Айленде, а это, как вы знаете, находится почти в ста милях отсюда.
– Значит, вы не сможете навещать своих домашних.
– Это не ограничение свободы, а просто произвол.
– Не думаю, лейтенант, что отказ армии позволить провести лето в Гемптоне можно назвать произволом. У вас здесь будут некоторые обязанности, и нет никакого смысла мотаться туда каждый день после работы, а потом обратно возвращаться к полуночи. Ваше передвижение ограничивается пятьюдесятью милями, к тому же вам не разрешается путешествовать по морю и по воздуху, не уведомив меня или командира части. – Левин помялся немного, потом, отвернувшись в сторону, добавил: – У меня сложилось впечатление, что вы не живете с женой.
– Некоторое время не жил. Но теперь мы снова сошлись.
– Ну, тогда... – Левин посмотрел на приказ, подняв кустистые брови. – У вас ведь основное место жительства в Гарден-Сити. Это как раз в пятидесяти милях отсюда, если не ошибаюсь.
– Так точно. Это мой дом, который, видимо, мне придется продать.
– Лейтенант, пока что до этого дело не дошло. Ваша жена могла бы переехать в Гарден-Сити. Практически вы можете проводить выходные дома. Или ваши домочадцы, если захотят, пусть приезжают сюда, в отведенную вам квартиру.
– Подполковник, ноги моей жены не будет в казенном доме.
Левин отвечал раздраженно:
– Знаете ли, вмешиваться в ваши личные дела не входит в мои обязанности. Вы сами составите график посещения семьи, лейтенант.
– Слушаюсь.
Подполковник нервно забарабанил пальцами по столу. Через некоторое время он сказал:
– Я понимаю, как это греет душу.
– Разве это греет?
– Да. Наложение некоторых запретов вынуждает правительство рассмотреть ваше дело без проволочек. Вы имеете право на безотлагательный суд или же в течение девяноста дней получите решение военной прокуратуры о том, что дело возбуждено не будет. Гражданские суды могут не знать, что значит безотлагательный судебный процесс, но судебное разбирательство в трибунале всегда проходит быстро. Поэтому нет худа без добра. Отсчет времени вашей мнимой службы начался с той минуты, как вы вошли в этот кабинет. До середины октября так или иначе все закончится.
– Понимаю.
Левин смягчился и заговорил дружелюбнее.
– К тому же ограничения не будут очень обременительными. Никто за вами не следит, но благоразумие и осторожность не помешают.
– Слушаюсь.
– Между прочим, есть ли еще какие-нибудь адреса, по которым вы можете проживать?
– Так точно. Из газет явствует, что я временно обитаю в фешенебельном квартале Ист-Сайда.
– Да у вас адресов больше, чем у меня ванных комнат.
– Так точно.
– Мне нужны адреса в Ист-Сайде и Саг-Харборе. Передайте их Ходжезу.
– Слушаюсь.
Левин перевернул страницу досье Тайсона.
– Два Пурпурных сердца. Где и когда?
– В правое колено и правое ухо.
Сузив щелочки усталых глаз, подполковник сфокусировал взгляд на искромсанном ухе Тайсона.
– Я заметил, что вы хромаете. Это что, результат ранения?
– Так точно.
– Вы годны к строевой?
– Никак нет.
– Ну, к тому-то, что они затевают, вы вполне пригодны.
Тайсон промолчал. Подполковник заметил простодушно:
– Признаться, я вас не ждал.
– Я на девяносто процентов был уверен, что не приеду.
Левин улыбнулся.
– Мой адвокат, – добавил Тайсон, – пустил в ход все свое влияние в федеральном окружном суде, чтобы этот призыв в армию отменили.
– Это меня не касается. Теперь вы уже здесь и имели право доложиться, как приказано, в форме или без нее.
– Так точно. Так мне сказал мой адвокат.
– И последнее. Ваша присяга. Они требуют, чтобы вы снова присягнули, и просили меня проследить за этим после вашего приезда.
Тайсон почувствовал, что загнан в угол. Левин не скрывал, что армия и правительство все продумали до мелочей: изъятие паспорта, фиксация места проживания, привод к присяге. Трах! Бах! Мы заполучили тебя. Теперь ты от нас никуда не денешься.
Левин передал Тайсону листок бумаги.
– Нет необходимости читать это вслух. Прочтите про себя и подпишите. – Подполковник затянулся сигарой.
Тайсон прочел «Я, Бенджамин Тайсон, получив офицерское звание старшего лейтенанта вооруженных сил США, торжественно клянусь (или заявляю), что буду укреплять и защищать конституцию Соединенных Штатов от всех врагов, внешних и внутренних, что также стану носителем истинной веры и преданности; что добровольно возлагаю на себя эти обязательства без мысленных оговорок и без умышленных уклонений; и что я буду верой и правдой служить там, где велит мой долг офицера; да поможет мне Бог».
Тайсон оторвался от выспренних строчек и увидел, что Левин протягивает ему ручку. Бен колебался, потом взял ее, отметив про себя совершенно не к месту, что это была хорошая уотермановская авторучка.
– У меня есть несколько оговорок.
– Вот как?
– Поэтому... можно я здесь напишу их?
– Лучше не надо. Послушайте, лейтенант, вы служите в армии, это – воинская присяга, а не контракт с исправлениями. Подписывайте ее такой, какая она есть, или вовсе не подписывайте.
– Тогда я отказываюсь подписывать.
– Отлично. Верните мне это.
Тайсон передал ему бумагу и ручку. В комнате воцарилось гробовое молчание. Потом вдруг Левин спросил:
– Вы рыбу ловите или попусту теряете время?
– И то, и другое.
– Недалеко отсюда в бухте Шишпед замечательно клюет. – Он посмотрел на часы. – Думаю, что если капитан Ходжез принял вас не совсем радушно, это не есть презумпция виновности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111