Поэтому давайте полагать, что Гилмер будет читать все показания, проверять факты, а мы дадим ему возможность беседовать с нашими свидетелями, и тогда он действительно предложит не выдвигать обвинения. Его решение в отличие от решения гражданского Большого жюри не скреплено обязательством.
– Зачем же тогда весь этот фарс?
– Затем, что несколько лет назад армия хотела волевым решением ввести практику Большого жюри, чтобы защитить права подсудимого, слишком зависимого от многих произвольных решений. Армия столкнулась с подобным расплывчатым слушанием дела по 32-й статье, что до сих пор позволяет более высоким чинам аннулировать любое решение, выдуманное Большим жюри. Президент в то время выполнил обещание и выпустил это решение законодательным актом. А пока Верховный суд неохотно выслушивает любой брошенный ему вызов. Вы видите, что федеральные суды стараются избегать эту замаскированную мину военного законодательства. Премьер-министр Франции после суда над Дрейфусом дал следующий комментарий: военное законодательство имеет такое же отношение к закону, как военная музыка к музыке вообще. Если бы вы подпадали под юрисдикцию федерального суда, вы были бы до сих пор гражданским лицом. К сегодняшнему дню я уже поднял триста правовых вопросов, и, видимо, мне придется погасить издержки пятидесятидолларовой пени. Но не в этом дело. Вы будете сидеть в зале с полковником, который захочет как можно быстрее спровадить вас оттуда. Если полковник Гилмер в тот вечер поедет домой и попросит у Всевышнего укрепить его в правом деле, то на самом деле он будет молиться не Господу, а генералу ван Аркену. И даже если Гилмер по той или иной причине не станет выдвигать обвинение против вас, тогда это сдерет командир Форт-Дикса генерал Питерс. А если и Питерс не захочет поддержать обвинение, тогда этим займется министр обороны, потом дойдет до главнокомандующего вооруженными силами. Но правительству не по нраву, чтобы эти люди высовывались и принимали непопулярное решение. И я сильно подозреваю, что бедный полковник Гилмер печенкой чует это и не захочет, чтобы кто-нибудь выше его претерпевал подобные мучения. Поэтому он выдвинет обвинение перед генералом Питерсом, который, посоветовавшись с судейской коллегией, согласится. И тогда уже генерал Питерс подготовит приказ о созыве трибунала.
Тайсон стал прохаживаться по комнате, потом подошел к окну. Неутомимый ливень смывал последние радости ушедшею лета. Неожиданно загрохотал гром, сверкающий зигзаг молнии полыхнул в пустоте хмурого неба.
– Сценарий уже написан.
– Нет. Его никогда не пишут. Его создает каждый, кто играет более или менее главную роль.
– Я чту военное законодательство.
– Я тоже, но в федеральном суде я бы обошел его. Именно поэтому я трачу столько времени. Все дело в том, что вы виновны, так что пока вам его лучше чтить.
Тайсон не отрываясь смотрел в окно.
– Мне претит позиция невмешательства, даже если борьба заведомо обречена на провал.
– Если мы попросим свидетелей защиты дать показания, нам устроят перекрестный допрос. И мы преждевременно раскроем полковнику Пирсу свои позиции, свои сильные и слабые стороны. – Корва добавил: – Но решение за вами.
Под пасмурным небом все приобретало оттенок грусти. Вот и осень наступает, подумал Тайсон. Вслух же сказал:
– Хорошо. Мы возьмем свидетелей на суд. Брандт с Фарли будут свидетельствовать против?
– Полковник Пирс не вызовет их по той самой причине, по которой я не вызову наше войско. Полковник Гилмер рассмотрит их заявления, данные под присягой. У меня припасено для Брандта и Фарли огромное количество вопросов, но мне придется задавать их перед правлением трибунала.
– Какие вопросы?
– Я рад, что вы спросили об этом. Может быть, вы сможете ответить на некоторые из них.
Тайсон отвернулся от окна.
– Видите ли, Бен, существует один способ убедить полковника Гилмера в том, чтобы он отказался от обвинения. И если доводы будут убедительными, цепь команд замкнется и вас освободят.
Тайсон ничего не ответил.
– Сможете ли вы доказать вопреки свидетельским показаниям и армейским документам, что вы с Брандтом были врагами?
Тайсон насупился, потом ответил:
– Нет.
Корва, не отводя взгляда, спросил:
– Почему же тогда Брандт вас ненавидит?
– Я не говорил, что он меня ненавидит.
– Вы его ненавидите? Я имею в виду не из-за поклепа. Я говорю про то, что случилось во Вьетнаме.
Тайсон обдумал вопрос.
– Нет. У меня нет к нему ненависти. Я презираю его. У него нечистая совесть.
– Не расскажет ли подсудимый более подробно, что он имеет в виду?
– Не теперь.
– Можно я расскажу вам, что сказал мне Садовски? Об этом он намекнул Харпер, а она упомянула про этот эпизод в своем рапорте.
– Что же сказал Садовски?
– Он сказал, что однажды вы отчитывали Брандта перед всем взводом. Вы надавали ему оплеух, а потом столкнули в рисовое поле, где по колено вода, и не разрешали выходить, пока тело не покроется пиявками. – Корва вопросительно посмотрел на Тайсона. – Он был на грани истерики от облепивших его кровососов, кричал, умолял вас пустить его на дамбу.
Тайсон закурил сигарету и выпустил длинную струю дыма.
– Кажется, припоминаю что-то такое.
– Тогда, ради Бога, скажите, что заставило американского офицера лупцевать своего подчиненного и издеваться над ним? Да еще не просто подчиненного, а медика.
– Видимо, у меня был плохой день.
– Не надо шутить, Бен.
– Ой! Послушайте, Винс. Вам неприятно будет слушать такое. Это военная история.
– Я послушаю эту военную байку.
– Как-нибудь в другой раз. Это не относится к делу.
– Не относится? Это относится к тому, что побудило Брандта выйти вперед и рассказать эту историю.
– От этого не изменятся ни рассказ, ни факты.
– Я не интересуюсь фактами. Я только интересуюсь, выказывал ли Брандт свою ненависть и желание отомстить. А если это так, тогда он не заслуживающий доверия свидетель.
– Брандт – уважаемый врач, – вяло возразил Тайсон. – И у него имеется подтверждающий его заявление свидетель.
– Что против вас затаил Фарли?
– Не знаю.
– Почему Брандт в разговоре с Эндрю Пикаром сказал, что Фарли может подтвердить им сказанное? Он не назвал Пикару ни одного имени, кроме Фарли.
Тайсон покачал головой.
– Может, Фарли находился ближе всех, а может быть, они продолжали общаться после войны.
– Врач и парализованный наркоман? Сомневаюсь. А на войне они дружили?
– Что-то не помню.
– Наш разговор напоминает мне удаление зубов. Вы не хотите мне рассказывать, что руководило Брандтом и Фарли, когда они подавали заявления в суд, хотя, мне думается, вы знаете.
– Может, как-нибудь потом, Винс, если дело дойдет до этого.
Корва захлопнул кейс.
– О'кей. В пятницу будете вы, я, полковник Гилмер, обвинение, судебный комментатор. Свидетелей защиты и обвинения не пригласят. Да, придут еще двое.
– Кто?
– Карен Харпер. Ее пригласили к полковнику Гилмеру в качестве консультанта.
Тайсон молчал.
– А также полковник Гилмер вызвал Эндрю Пикара.
– Пикара?
– Да. Не для защиты или обвинения, а в качестве своего свидетеля.
– Интересно, о чем же должен свидетельствовать Пикар по желанию Гилмера?
– Ну, очевидно, Пикар рассказал Карен Харпер несколько эпизодов, которые не вошли в его книгу, или же дал прочесть более поздние интервью. Гилмер чувствует, что устные показания – лучший способ дознания. – Корва добавил: – Вы сами болтали с Пикаром.
– Да. Было дело.
– Ну и как прошла беседа? В дружеской обстановке?
– Сплошное разоблачение.
– Он поможет или навредит нам?
– Мы это сразу поймем. Там. Но вы знаете, каковы писатели. Они думают, что устанавливают особые отношения с истиной. Я уверен, что даже Уолли Джонс, этот бумагомарака, писавший гадости о Марси, верит в это и даже пойдет на суд, чтобы его юридически признали тараканом.
– Показания Пикара не могут навредить нам; против нас и так достаточно интриг. Я не хочу, чтобы на суде появился очевидец, которого бы стали мучить перекрестным допросом. Но я обязательно воспользуюсь шансом и не стану возражать против его показаний. Это может оказаться интересным.
– Возможно.
Корва подошел к стенному шкафу и достал плащ.
– Я поговорю с вами завтра. Если вспомните, почему Брандт жаждет вас увидеть за решеткой в Ливенворте, пожалуйста, дайте мне знать об этом.
– Я подумаю. Что меня поражает, так это почему вы с Харпер просто не примете наиболее логичное объяснение поступков Брандта. Он тяготится тем, что пережил в том госпитале. Он устал жить с этой болью.
– Он участвовал в расправе?
– Нет. Он не участвовал. Он, как и я, стоял на целую голову выше остальных мальчишек. Он образованнее и старше их. К тому же он не пехотинец. Его учили на лекаря. Поэтому он был особенно расстроен и сильно переживал случившееся. А теперь он хочет сделать благородный жест. Он ищет справедливости.
Корва задумчиво пожевал губами.
– И он об этом скажет, да?
– Да. Именно так он и скажет. Он также заверит всех, что уважал меня, а я ценил его труд, а то, что ему приходится свидетельствовать против меня, – самый жестокий поступок, который он когда-либо совершал в своей жизни, и что он очень сочувствует мне и никогда не хотел, чтобы все обернулось так плачевно. Но будет лучше для всех, если правда наконец восторжествует и так далее.
Корва застегнул последнюю пуговицу.
– Но в глубине души он так ненавидит вас, что у него желчь подкатывает к горлу. Он вам желал смерти тысячу раз, а когда вас ранило в Стробери-Пэтч, он сделал кое-что... да, кое-что... а последние двадцать лет он только и мечтал, как бы разбить вам лицо прикладом или бросить в контейнер с пиявками. Ведь верно?
– Вполне вероятно.
– И вот однажды... он видит заметку в информационной рубрике газеты первой воздушно-десантной дивизии и воспринимает ее как перст судьбы. Он забывает обо всякой осторожности, не думает о пагубных последствиях для себя, если все выплывет наружу, потому что его суждения полностью затмевает ненависть. Он проболтался Эндрю Пикару. Держу пари, что сейчас его раздирают противоречивые чувства относительно того, что он сделал. Его болтовня получила большую огласку, чем ему хотелось бы. Конечно, он ликует, что поверг вас, но в то же время чувствует, что тем самым навлек беду и на себя. Правда, Бен? Ведь он был свидетелем преступления и тоже скрывал его в течение многих лет. И тем не менее Бен Тайсон нашел способ наконец свести счеты. Я прав, Бен?
– Что вы имеете в виду. Винс?
Корва ткнул пальцем в собеседника.
– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду, черт вас побери совсем. Вы готовитесь к процессу над Бенджамином Тайсоном, на котором также станут судить и Стивена Брандта. Я правильно излагаю свои мысли?
– У вас слишком светлая голова для итальянца.
– А вы слишком мстительны для такого хладнокровного янки, коим являетесь. Боже, сицилиец ждал бы двадцать лет, чтобы расквитаться по законам вендетты, но... – Он затряс головой. – Но я думаю, что вы чокнутый. И если вы хотите именно этого... то должны хотеть этого очень сильно. Очень жаль, что вы пальцем не пошевелили, чтобы противостоять призыву в армию, не дали понять Харпер, что стали жертвой человека, люто ненавидящего вас, и не согласились на сделку с правительством. Теперь я понимаю, что вами движет.
Тайсон вручил Корве зонтик.
– Вы отчасти правы. Но все это довольно сложно. Мне тоже нужен этот трибунал. Улавливаете?
– Улавливаю. – Корва открыл дверь. – Цена остается та же – двести долларов в час и четыреста за каждый час в суде, даже если вы сумасшедший и хотите поразвлечься.
– Едва ли. Винс. И все же я рассчитываю, что вы спасете меня в конце концов.
Корва рассмеялся, повернулся и вышел, крикнув на ходу:
– Идите распишитесь в штабе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111