Генфис, пекинес миссис Акерманн, живущей в соседней квартире, залился злобным лаем. Разносчик газет, (очень хорошо сложенный, около тридцати лет, в шортах и рубашке с длинным рукавом, пробегал мимо него по узкой дорожке, огибавшей двор. Он, видимо, не заметил Голда, потому что, когда Голд обратился к нему, вздрогнул.
– Поздновато бежите сегодня?
Разносчик уставился на Голда и ничего не сказал.
Голд подошел к нему поближе. У парня на лице красовались свежие царапины.
– Какие-то проблемы, не так ли? – спросил Голд.
Разносчик газет смутился. Он молчал и пялился на Голда.
– Вы американец? – поинтересовался Голд. – Говорите по-английски?
Парень кивнул.
– Слышите, как та собака лает? – Голд указал на активно погавкивающего пекинеса. – Из-за вас эта собака лает каждый день, потому что вы все время бежите по двору. Миссис Акерманн попросила меня поговорить с вами, потому что я ее сосед и потому что я полицейский. Так что сделайте нам обоим одолжение и не бегайте в нашем дворе – и не швыряйте так газеты, договорились?
Разносчик молчал.
– Договорились? – повторил Голд.
Разносчик медленно кивнул.
– Да.
– Замечательно. – Голд повернулся к нему спиной и подобрал свои газеты. Он зашел в квартиру и захлопнул дверь перед парнем, который молча смотрел ему вслед.
В квартире тихо играло радио. «Мили по Европе», 1962 или 1963 год. Семнадцатилетний Тони Уильямс на ударных.
Голд налил себе граммов сто виски, опустошил стакан, затем налил еще полстакана и отправился в ванную.
2.59 дня
К полудню температура достигла 38 градусов. Над городом завис смог. Первый подобный случай за семнадцать лет, сообщили по радио и предупредили о вредном влиянии такой погоды на здоровье. Инверсия слоев. Результат загрязнения. Видимость резко ухудшилась. Школьников отпустили с занятий. Заводы остановились. Тротуары пустовали. «Скорая помощь» была завалена вызовами пожилых людей, астматиков и детей.
В три часа Уолкер направился к мастеру и пожаловался на плохое самочувствие; ему нужен был свободный день. Мастер-мексиканец отказал ему, напомнив, что за день до этого Уолкер уже уходил с работы раньше. Уолкер натянуто улыбнулся и вышел из дока. Сев в фургон, он подъехал к первой попавшейся телефонной будке и вырвал из справочника страницу с магазинами по продаже оружия. До ближайшего было две улицы. Он проехал в магазин и купил новое ружье, 12-го калибра, вместо выброшенного ночью, охотничий нож с десятидюймовым лезвием и несколько коробок патронов. В следующем магазине он купил еще один большой нож, несколько фляжек и пару охотничьих сапог. Последними его покупками были походная плита, палатка, спальный мешок, несколько фляжек, несколько походных пайков, мачете, пятидесятиметровый канат и еще одна винтовка.
Сунув все покупки в фургон, он направился к маленькому домику с крыльцом, где жила Терри. Он припарковался на тихой извилистой улочке и, зарядив новое ружье 12-го калибра, вылез из грузовика. Дверь домика оказалась запертой. Он с силой толкнул дверь, но замок не поддался. Уолкер отошел назад, поднял оружие и выстрелил в замок. Дверь распахнулась. Он вбежал в дом с криком: «Терри!» Везде валялась разбросанная одежда. На холодной плите стояли кастрюли. Уолкер заглянул в ванную, под кровати и за шкафы. Наконец он заметил прикрепленную на холодильник клейкой лентой записку:
"Кевин!
Мы с Эйбом уехали в Вегас. Приедем в понедельник утром. Оставайся с Андре. С Жанетт я поговорила. Веди себя хорошо и не забудь зубную щетку. Люблю тебя, мама.
P.S. «Можешь нас поздравить!!!»
Уолкер присел на стол, положил ружье на колени и перечитал записку. А затем спокойно, методично прошел через квартиру, разбивая все – тарелки, стаканы, круша ружьем, как дубинкой, мебель. Взяв с кухни нож, он вывернул наизнанку матрасы, подушки, разодрал одежду Терри и Кевина, фотографии – все. В ванной прикладом разбил зеркало, висевшее над раковиной. Он открыл краны, и вода взметнулась фонтаном. Вернувшись в комнату, он написал на стенах: «СМЕРТЬ ВСЕМ ЕВРЕЯМ», «СМЕРТЬ ЕВРЕЙСКОЙ ШЛЮХЕ» – и разрисовал обои красными крестами.
Вернувшись в фургон, положил ружье на сиденье рядом с собой и медленно покатил от дома, никем не замеченный.
Уолкер направлялся к западу, к пустыне. В Сан-Бернардино он заправился, заполнил фляжки водой и после этого свернул с удобной дороги на узкую колею, ведшую в сторону пустыни. В ветхом придорожном магазинчике он купил хлеба, шоколадного масла, кофе и фруктов.
Через три мили дорога сошла на нет. Уолкер осторожно поехал по песку, лавируя между зарослями кустарника. Несколько раз ему пришлось вылезать из машины и расчищать дорогу. В один из моментов он услышал рокот вездехода несколькими милями дальше. Уолкер схватил винтовку и замер, но звуки вскоре смолкли. Когда он наконец достиг основания горы, солнце начало садиться за туманно-оранжевый горизонт. Небо было кирпичного цвета. Уолкер разделся, оставив только носки и тяжелые ботинки, и вывалялся в пыли, как собака, смеясь и завывая. Присев на корточки и оправившись, он осмотрел свои испражнения, оставшиеся на красном песке.
Уолкер пошел навстречу садящемуся солнцу с протянутыми руками. Он опустился на колени и поблагодарил своего Бога, своего Христа.
Он знал, кем он был сейчас.
Он был правой рукой Бога.
Он был мстящим ангелом.
Он был защитником Христа.
В его руках сосредоточилась судьба всего мира.
Никто не мог навредить ему. Теперь он это знал. Он был бессмертен. Пули отлетали от него прошлой ночью. Он это видел.
Он был бессмертным.
Он был убийцей за Христа. Даже враг сказал ему это.
Мстящим за Христа.
Мстящим за Священного Барана.
Убийца за Христа.
Мстящим за Христа.
Христос.
Он был Христос.
Теперь он это понял. Вот почему они хотели погубить его, эти евреи. Вот почему они его так боялись. Он был Христос. Он!
– Я – Иисус! – прокричал он заходящему солнцу. Потом помочился на песок и повалился на спину, извалявшись в смеси песка и мочи.
5.07 вечера
Кларк Джонсон не мог этому поверить.
Он смотрел на часы снова и удивлялся: 17.07!
Он прибыл на два часа раньше. Это просто невозможно! Что-то случилось – два часа!
Он припарковался перед домом Эстер Фиббс на бульваре Креншо, пытаясь объяснить себе, как взрослый, достаточно зрелый мужчина умудрился приехать на два часа раньше.
Кларк уехал из испытательного центра в полдень, отпросившись на остаток дня. Какая польза от суеты в такой важный день? Съев свой легкий завтрак, салат из тунца и немного фруктов, он отправился в спортивный зал для разминки, затем заехал в химчистку и забрал пиджак и серые слаксы, принял душ, оделся, сел в машину, и вот он здесь – на два часа раньше, как школьник на первом свидании.
Какого черта...
Неожиданно на улице показался фургон Эстер. Кларк похолодел, боясь, что она увидит его. Эстер выбралась из машины, захватив с собой пакет с заднего сиденья. На ней были кроссовки, джинсы и плотная футболка. Она зашла в дом.
О Боже, подумал он, я как последний идиот, примчался раньше на два часа, а она еще не начинала собираться.
Что за черт? Что со мной?
Вдруг он подумал, что Эстер может выйти из дома, увидеть его, приехавшего на два часа раньше. Он – дурак.
Кларк завел машину и резко рванул от дома, все время смотря в зеркало заднего обзора, и перевел дыхание, лишь когда отъехал на два квартала от дома.
Он въехал в парк Креншо. В парке был тихий пруд, окруженный песчаными холмами. Ему рассказывали, что когда-то в пруду водились утки, но их переловили подростки. Давным-давно местные жители здесь играли после наступления сумерек, теперь же парк превратился в дурно пахнущее место.
Кларк уселся на разрушающуюся бетонную скамью у самой кромки воды и уставился на голую однорукую куклу, плавающую в грязной воде.
Он взглянул на часы – 17.32.
О Боже, каким занудливым может быть человек!
Очень занудливым. Занудливым настолько, чтобы приехать на два часа раньше. Зануда! Зануда, постоянно приходящий минута в минуту, вежливый, опрятный, пунктуальный, заботливый, спокойный, лояльный. Занудливый.
Занудливый настолько, чтобы сводить окружающих с ума. Особенно женщин.
Он довел до ручки жену. Она ушла к другому.
«Кларк! – крикнула она, стоя в дверях, а ее друг сидел и ждал в машине. – Пойди посмотри в гардеробе, все ли в порядке с носками!»
Когда Ивон ушла, он решил попробовать. Он старался. Он бросил одежду на пол, оставил грязные тарелки в раковине и не завел будильник.
Он лежал в кровати и пялился на потолок.
Утром он встал в четыре часа, пошел в комнату дочери, которую Ивон забрала с собой. Он заплакал. А потом вымыл пол и убрал весь дом.
Это было шестнадцать лет назад.
С того дня он смирился со своим совершенством. Просто он был слишком правильным с самого начала, как сказала одна из его сестер.
Мальчишка с учебником зашел в парк и сел на скамью на другой стороне озера, лицом к Кларку Джонсону. Их разделяло пятьдесят футов грязной воды. Мальчишка открыл книгу и начал читать. Джонсону стало жарко. Он встал со скамьи, снял пиджак и сел снова, аккуратно свернув его на коленях.
После развода он пытался флиртовать со всеми женщинами, которые ему встречались. Это было ошибкой, потому что он старался стать тем, кем он на самом деле не был. Женщины это чувствовали и отклоняли его приглашения. Потом у него был «монашеский» период, когда он всю свою сексуальную энергию изливал во время бега или игры в гандбол, по крайней мере, ему казалось, что он изливал до тех пор, пока как-то раз не оказался в кинотеатре, специализирующемся на порно. На экране две девицы занимались любовью, а какой-то мексиканец с соседнего ряда улыбался ему.
Когда в понедельник утром он появился на работе, он уже принял решение. Ему надо встречаться с женщинами. А поскольку в светских кругах он не вращался, знакомиться нужно было на работе. Так как пять лаборанток и три секретарши из испытательного центра были замужем, оставались только жены, дочери и сестры его «клиентов».
Да, Эстер как раз являлась одной из этих – она была супругой выпущенного под честное слово человека, и далеко не первой чужой женой, которую он приглашал на ужин. До нее он познакомился с двумя женщинами, правда, случились эти знакомства уже давно, и конец этих историй оказался просто ужасным. Он тогда как раз только начал работать в испытательном центре, и женщина, супруга которой он упек в тюрьму, угрожала разоблачить их связь, если Кларк не вызволит его на волю. Другая женщина, приходившаяся сестрой его «клиенту», просто хотела, чтобы он доставал ей наркотики. Она уверяла, что это укрепит их любовь.
Каких трудов ему стоило отделаться от обеих женщин и умудриться избежать огласки и конца карьеры! В ход было пущено все: взятки, угрозы, лесть, так что этот урок ему надолго запомнился. Он больше не старался завязать отношений с женами «клиентов». Пока не появилась Эстер.
На другой стороне пруда появился другой мальчишка и присоединился к сидящему. Они болтали, громко смеялись и оживленно размахивали руками.
Он долго ждал женщину, подобную Эстер: спокойную, сильную, трудолюбивую, знающую жизнь. Женщину, которой нужны были его внимание и забота. Короче, ту, которая могла по достоинству оценить Кларка Джонсона.
Уже потом он почувствовал всю ее притягательность. Эстер была высокой, худощавой, спокойной – как раз такой женщиной, какие ему нравились, и полной противоположностью низенькой и бойкой Ивон. На лице Эстер явно отражались ее сильный характер, ум, решительность. Не то что у большинства калифорнийских девушек.
Джонсон улыбался, думая об Эстер. Он был очарован ею, и мысль об Эстер привела его в возбуждение. Он бросил взгляд на мальчишек и нервно поднялся со своего места.
Он не мог поверить в свою удачу, когда он нашел ее, а потом – когда Бобби Фиббс бросил ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Поздновато бежите сегодня?
Разносчик уставился на Голда и ничего не сказал.
Голд подошел к нему поближе. У парня на лице красовались свежие царапины.
– Какие-то проблемы, не так ли? – спросил Голд.
Разносчик газет смутился. Он молчал и пялился на Голда.
– Вы американец? – поинтересовался Голд. – Говорите по-английски?
Парень кивнул.
– Слышите, как та собака лает? – Голд указал на активно погавкивающего пекинеса. – Из-за вас эта собака лает каждый день, потому что вы все время бежите по двору. Миссис Акерманн попросила меня поговорить с вами, потому что я ее сосед и потому что я полицейский. Так что сделайте нам обоим одолжение и не бегайте в нашем дворе – и не швыряйте так газеты, договорились?
Разносчик молчал.
– Договорились? – повторил Голд.
Разносчик медленно кивнул.
– Да.
– Замечательно. – Голд повернулся к нему спиной и подобрал свои газеты. Он зашел в квартиру и захлопнул дверь перед парнем, который молча смотрел ему вслед.
В квартире тихо играло радио. «Мили по Европе», 1962 или 1963 год. Семнадцатилетний Тони Уильямс на ударных.
Голд налил себе граммов сто виски, опустошил стакан, затем налил еще полстакана и отправился в ванную.
2.59 дня
К полудню температура достигла 38 градусов. Над городом завис смог. Первый подобный случай за семнадцать лет, сообщили по радио и предупредили о вредном влиянии такой погоды на здоровье. Инверсия слоев. Результат загрязнения. Видимость резко ухудшилась. Школьников отпустили с занятий. Заводы остановились. Тротуары пустовали. «Скорая помощь» была завалена вызовами пожилых людей, астматиков и детей.
В три часа Уолкер направился к мастеру и пожаловался на плохое самочувствие; ему нужен был свободный день. Мастер-мексиканец отказал ему, напомнив, что за день до этого Уолкер уже уходил с работы раньше. Уолкер натянуто улыбнулся и вышел из дока. Сев в фургон, он подъехал к первой попавшейся телефонной будке и вырвал из справочника страницу с магазинами по продаже оружия. До ближайшего было две улицы. Он проехал в магазин и купил новое ружье, 12-го калибра, вместо выброшенного ночью, охотничий нож с десятидюймовым лезвием и несколько коробок патронов. В следующем магазине он купил еще один большой нож, несколько фляжек и пару охотничьих сапог. Последними его покупками были походная плита, палатка, спальный мешок, несколько фляжек, несколько походных пайков, мачете, пятидесятиметровый канат и еще одна винтовка.
Сунув все покупки в фургон, он направился к маленькому домику с крыльцом, где жила Терри. Он припарковался на тихой извилистой улочке и, зарядив новое ружье 12-го калибра, вылез из грузовика. Дверь домика оказалась запертой. Он с силой толкнул дверь, но замок не поддался. Уолкер отошел назад, поднял оружие и выстрелил в замок. Дверь распахнулась. Он вбежал в дом с криком: «Терри!» Везде валялась разбросанная одежда. На холодной плите стояли кастрюли. Уолкер заглянул в ванную, под кровати и за шкафы. Наконец он заметил прикрепленную на холодильник клейкой лентой записку:
"Кевин!
Мы с Эйбом уехали в Вегас. Приедем в понедельник утром. Оставайся с Андре. С Жанетт я поговорила. Веди себя хорошо и не забудь зубную щетку. Люблю тебя, мама.
P.S. «Можешь нас поздравить!!!»
Уолкер присел на стол, положил ружье на колени и перечитал записку. А затем спокойно, методично прошел через квартиру, разбивая все – тарелки, стаканы, круша ружьем, как дубинкой, мебель. Взяв с кухни нож, он вывернул наизнанку матрасы, подушки, разодрал одежду Терри и Кевина, фотографии – все. В ванной прикладом разбил зеркало, висевшее над раковиной. Он открыл краны, и вода взметнулась фонтаном. Вернувшись в комнату, он написал на стенах: «СМЕРТЬ ВСЕМ ЕВРЕЯМ», «СМЕРТЬ ЕВРЕЙСКОЙ ШЛЮХЕ» – и разрисовал обои красными крестами.
Вернувшись в фургон, положил ружье на сиденье рядом с собой и медленно покатил от дома, никем не замеченный.
Уолкер направлялся к западу, к пустыне. В Сан-Бернардино он заправился, заполнил фляжки водой и после этого свернул с удобной дороги на узкую колею, ведшую в сторону пустыни. В ветхом придорожном магазинчике он купил хлеба, шоколадного масла, кофе и фруктов.
Через три мили дорога сошла на нет. Уолкер осторожно поехал по песку, лавируя между зарослями кустарника. Несколько раз ему пришлось вылезать из машины и расчищать дорогу. В один из моментов он услышал рокот вездехода несколькими милями дальше. Уолкер схватил винтовку и замер, но звуки вскоре смолкли. Когда он наконец достиг основания горы, солнце начало садиться за туманно-оранжевый горизонт. Небо было кирпичного цвета. Уолкер разделся, оставив только носки и тяжелые ботинки, и вывалялся в пыли, как собака, смеясь и завывая. Присев на корточки и оправившись, он осмотрел свои испражнения, оставшиеся на красном песке.
Уолкер пошел навстречу садящемуся солнцу с протянутыми руками. Он опустился на колени и поблагодарил своего Бога, своего Христа.
Он знал, кем он был сейчас.
Он был правой рукой Бога.
Он был мстящим ангелом.
Он был защитником Христа.
В его руках сосредоточилась судьба всего мира.
Никто не мог навредить ему. Теперь он это знал. Он был бессмертен. Пули отлетали от него прошлой ночью. Он это видел.
Он был бессмертным.
Он был убийцей за Христа. Даже враг сказал ему это.
Мстящим за Христа.
Мстящим за Священного Барана.
Убийца за Христа.
Мстящим за Христа.
Христос.
Он был Христос.
Теперь он это понял. Вот почему они хотели погубить его, эти евреи. Вот почему они его так боялись. Он был Христос. Он!
– Я – Иисус! – прокричал он заходящему солнцу. Потом помочился на песок и повалился на спину, извалявшись в смеси песка и мочи.
5.07 вечера
Кларк Джонсон не мог этому поверить.
Он смотрел на часы снова и удивлялся: 17.07!
Он прибыл на два часа раньше. Это просто невозможно! Что-то случилось – два часа!
Он припарковался перед домом Эстер Фиббс на бульваре Креншо, пытаясь объяснить себе, как взрослый, достаточно зрелый мужчина умудрился приехать на два часа раньше.
Кларк уехал из испытательного центра в полдень, отпросившись на остаток дня. Какая польза от суеты в такой важный день? Съев свой легкий завтрак, салат из тунца и немного фруктов, он отправился в спортивный зал для разминки, затем заехал в химчистку и забрал пиджак и серые слаксы, принял душ, оделся, сел в машину, и вот он здесь – на два часа раньше, как школьник на первом свидании.
Какого черта...
Неожиданно на улице показался фургон Эстер. Кларк похолодел, боясь, что она увидит его. Эстер выбралась из машины, захватив с собой пакет с заднего сиденья. На ней были кроссовки, джинсы и плотная футболка. Она зашла в дом.
О Боже, подумал он, я как последний идиот, примчался раньше на два часа, а она еще не начинала собираться.
Что за черт? Что со мной?
Вдруг он подумал, что Эстер может выйти из дома, увидеть его, приехавшего на два часа раньше. Он – дурак.
Кларк завел машину и резко рванул от дома, все время смотря в зеркало заднего обзора, и перевел дыхание, лишь когда отъехал на два квартала от дома.
Он въехал в парк Креншо. В парке был тихий пруд, окруженный песчаными холмами. Ему рассказывали, что когда-то в пруду водились утки, но их переловили подростки. Давным-давно местные жители здесь играли после наступления сумерек, теперь же парк превратился в дурно пахнущее место.
Кларк уселся на разрушающуюся бетонную скамью у самой кромки воды и уставился на голую однорукую куклу, плавающую в грязной воде.
Он взглянул на часы – 17.32.
О Боже, каким занудливым может быть человек!
Очень занудливым. Занудливым настолько, чтобы приехать на два часа раньше. Зануда! Зануда, постоянно приходящий минута в минуту, вежливый, опрятный, пунктуальный, заботливый, спокойный, лояльный. Занудливый.
Занудливый настолько, чтобы сводить окружающих с ума. Особенно женщин.
Он довел до ручки жену. Она ушла к другому.
«Кларк! – крикнула она, стоя в дверях, а ее друг сидел и ждал в машине. – Пойди посмотри в гардеробе, все ли в порядке с носками!»
Когда Ивон ушла, он решил попробовать. Он старался. Он бросил одежду на пол, оставил грязные тарелки в раковине и не завел будильник.
Он лежал в кровати и пялился на потолок.
Утром он встал в четыре часа, пошел в комнату дочери, которую Ивон забрала с собой. Он заплакал. А потом вымыл пол и убрал весь дом.
Это было шестнадцать лет назад.
С того дня он смирился со своим совершенством. Просто он был слишком правильным с самого начала, как сказала одна из его сестер.
Мальчишка с учебником зашел в парк и сел на скамью на другой стороне озера, лицом к Кларку Джонсону. Их разделяло пятьдесят футов грязной воды. Мальчишка открыл книгу и начал читать. Джонсону стало жарко. Он встал со скамьи, снял пиджак и сел снова, аккуратно свернув его на коленях.
После развода он пытался флиртовать со всеми женщинами, которые ему встречались. Это было ошибкой, потому что он старался стать тем, кем он на самом деле не был. Женщины это чувствовали и отклоняли его приглашения. Потом у него был «монашеский» период, когда он всю свою сексуальную энергию изливал во время бега или игры в гандбол, по крайней мере, ему казалось, что он изливал до тех пор, пока как-то раз не оказался в кинотеатре, специализирующемся на порно. На экране две девицы занимались любовью, а какой-то мексиканец с соседнего ряда улыбался ему.
Когда в понедельник утром он появился на работе, он уже принял решение. Ему надо встречаться с женщинами. А поскольку в светских кругах он не вращался, знакомиться нужно было на работе. Так как пять лаборанток и три секретарши из испытательного центра были замужем, оставались только жены, дочери и сестры его «клиентов».
Да, Эстер как раз являлась одной из этих – она была супругой выпущенного под честное слово человека, и далеко не первой чужой женой, которую он приглашал на ужин. До нее он познакомился с двумя женщинами, правда, случились эти знакомства уже давно, и конец этих историй оказался просто ужасным. Он тогда как раз только начал работать в испытательном центре, и женщина, супруга которой он упек в тюрьму, угрожала разоблачить их связь, если Кларк не вызволит его на волю. Другая женщина, приходившаяся сестрой его «клиенту», просто хотела, чтобы он доставал ей наркотики. Она уверяла, что это укрепит их любовь.
Каких трудов ему стоило отделаться от обеих женщин и умудриться избежать огласки и конца карьеры! В ход было пущено все: взятки, угрозы, лесть, так что этот урок ему надолго запомнился. Он больше не старался завязать отношений с женами «клиентов». Пока не появилась Эстер.
На другой стороне пруда появился другой мальчишка и присоединился к сидящему. Они болтали, громко смеялись и оживленно размахивали руками.
Он долго ждал женщину, подобную Эстер: спокойную, сильную, трудолюбивую, знающую жизнь. Женщину, которой нужны были его внимание и забота. Короче, ту, которая могла по достоинству оценить Кларка Джонсона.
Уже потом он почувствовал всю ее притягательность. Эстер была высокой, худощавой, спокойной – как раз такой женщиной, какие ему нравились, и полной противоположностью низенькой и бойкой Ивон. На лице Эстер явно отражались ее сильный характер, ум, решительность. Не то что у большинства калифорнийских девушек.
Джонсон улыбался, думая об Эстер. Он был очарован ею, и мысль об Эстер привела его в возбуждение. Он бросил взгляд на мальчишек и нервно поднялся со своего места.
Он не мог поверить в свою удачу, когда он нашел ее, а потом – когда Бобби Фиббс бросил ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84