В день инаугурации террористы выдвинут свои требования. При мысли о тех благах, которыми будет осыпана «Ангка», Макоумер просиял. Он предоставит Готтшалку всю необходимую информацию, подробно растолкует ему последовательность всех действий вплоть до того момента, когда Нью-Йорк будет спасен от радиоактивного заражения. Власть Готтшалка станет безграничной, и тогда он, Макоумер, станет вертеть международной политикой как ему заблагорассудится. Кто после всех его героических усилий по спасению Америки осмелится встать у него на пути? Естественно, не Конгресс. И уж конечно же не народ Соединенных Штатов.
Поэтому, размышлял Макоумер, растираясь после душа махровым полотенцем, совершенно неважно, кто вломился в офис «Моришез», как неважно, если даже этот «кто-то» узнал о поставке партии героина. Что же касается оружия, то его больше не существует: еще вчера «Нефритовая Принцесса» сбросила груз за борт, и теперь ящики мирно покоятся на дне Атлантического океана.
Открыв дверцу встроенного между ванной и кабинетом шкафа, Макоумер переоделся в свежую одежду: легкие темно-синие брюки, удобная белая рубашка из чистого хлопка, клубный галстук. Он причесался перед зеркалом, с удовольствием отметив, что густая серебристая грива начнет редеть еще нескоро, пригладил усы и весело подмигнул своему голубоглазому двойнику.
Хороший будет день, подумал Макоумер, глядя в окно на всходящее солнце. Розовые лучи его тихо подкрадывались к зданию фирмы.
Омрачала настроение лишь необходимость заехать на Греймерси-парк, чтобы забрать несколько важных документов.
Он пожал плечами, заставил себя пока об этом не думать и, усевшись за стол, начал набрасывать список срочных международных звонков.
* * *
Трейси ни секунды не сомневался, что Директор лжет. Ким не убивал отца, в этом он был абсолютно уверен. На такое Ким не способен. Даже если бы Трейеи умудрился смертельно оскорбить Кима, то месть его была бы направлена исключительно на одного лишь Трейси.
Превыше всего почитай предков своих.
Сколько же раз Трейси видел, как перед началом каждой операции Ким вставал на колени под банановым деревом, доставал палочку благовоний, зажигал ее и начинал усердно молиться. Он возносил молитвы родителям и родителям родителей, испрашивая у них мужества и стойкости, чтобы он никогда и ни при каких обстоятельствах не покрыл себя и свой род позором.
Предложение Директора его не удивило: в конце концов Трейси и сам обратился к помощи Фонда. А если он серьезно на нее рассчитывает, придется играть по их правилам.
Ему по-прежнему требовалась поддержка оперативных служб Фонда. С места отвергать принцип guid pro guo было бы просто глупо, потому что Фонд тут же повернулся бы к нему спиной. А пойти на это он сейчас никак не мог. Трейси не смог бы сформулировать, почему именно нет: его тревожили какие-то воспоминания, что-то, связанное с Макоумером и... С кем еще? Проклятье, он этого не знал. Пока не знал. Всему свое время, решил Трейси, сейчас надо сосредоточиться на других проблемах.
К примеру, на проблеме Кима. По пути из Гонконга домой Трейси пришел к выводу, что у Кима имелись исключительно личные мотивы стремиться попасть на службу в Фонд. Если это так, то, вне всякого сомнения, он намеренно вовлекает Трейси в преследование. Не исключено, что он знает, кто убил Джона Холмгрена, возможно, он знал это с самого начала.
Лицо Трейси вспыхнуло – он вспомнил прежнюю кличку Кима: Хорек. Она приклеилась к нему потому, что, едва почуяв противника, он молча набрасывался на него. А что, если он использовал эту тактику против меня, думал Трейси. Тогда возникает другой вопрос: почему?
Он прекрасно знал, до какой степени Ким его ненавидит. Но неприязнь была обоюдной и имела весьма специфический характер. Трейси не понимал и не принимал Кима в качестве заплечных дел мастера, однако отдавал должное его таланту. При этом он был отчаянно смел. В чрезвычайно опасных совместных операциях, когда жизнь часто висела на волоске, они настолько сблизились, что стали роднее братьев.
В ситуациях, когда угроза смерти приобретает совершенно исключительный характер или же растянута во времени, невыносимое напряжение часто приводит к эмоциональному всплеску. Или срыву. Они оба попадали в такие ситуации и видели обнаженные души друг друга.
Самым главным сейчас было установить местопребывания Кима. Трейси не сомневался, что вьетнамец располагает исчерпывающей информацией, которая поможет восстановить недостающие фрагменты картины.
Теперь еще одна проблема. Он был уверен, что в досье «Операции Султан» есть все необходимые данные. Но досье оказалось, по сути дела, совершенно бесполезным. Ни одного упоминания о формировании отряда, никакой информации по Макоумеру, Дивайку, Льюису и Перилли, отсутствуют таблицы шифров и кодов, не отмечены координаты лагеря красных кхмеров в квадрате 350, нет отчетов о боевых операциях, ни одного слова о завершении «Операции Султан».
Конец «Операции Султан». Директор был прав: Трейси пришел в ярость, узнав, что Макоумер физически украл у него из-под носа победу, превратив ее в прах. Но, что еще хуже, он самым чудовищным образом изменил цель и задачи операции.
Что-то... что-то начинало проясняться, среди чехарды мыслей появилась одна...
Спать.
На рассвете он проснулся от телефонного звонка, который вырвал его из пучины каких-то странных образов и отрывков сновидений. Даже полноценный восьмичасовой сон не сумел победить невероятную усталость.
В голове звучало эхо вчерашней мысли. Он почти ухватил ее... Вот сейчас...
Он снял трубку, и голос Туэйта окончательно разбудил его:
– Трейси? Это в самом деле ты?
– Туэйт! Рад слышать твой голос.
– Я пытаюсь прозвониться тебе со вчерашнего дня. А что, в твоем отеле не принято сообщать о строчных телефонных звонках?
Трейси выругался про себя. Вернулся поздно, мозги были забиты бесчисленными вопросами. Он просто забыл спросить, не было ли для него сообщений.
– Извини, – Трейси так зевнул, что едва не вывихнул челюсть. – Никак не приду в себя после Гонконга.
– Эй, с тобой все в порядке?
В голосе звучали нотки искреннего сочувствия. Господи, какое счастье снова общаться с нормальными людьми, подумал Трейси.
– Да, конечно. Еще несколько таких ночей, и как будто никогда ничего и не было.
– Послушай, – голос его по-прежнему был взволнованный, – прими мои соболезнования. Тело забрали люди из ФБР, а от них, сам знаешь, ничего вразумительного не добьешься.
– Похороны были вчера.
– О Господи, Трейси! Меня не было в городе, когда это произошло. Мне ужасно жаль, что все так случилось. Не знаю, что еще можно сказать...
– Ничего. Но я очень благодарен тебе. – Трейси сел и поскреб затылок. – Теперь послушай меня ты. Надо кое-что обсудить. Что произошло в Кеннилворте? Как умер Берки?
– Я говорил с медэкспертом. Все именно так, как ты предполагал. Носовой хрящ не был поврежден.
– А это значит, что там работал наш человек. Все каким-то странным образом связано.
– В точку. Но это еще не все.
– Подожди минутку, – Трейси задумался. – Это открытая линия. А у нас с тобой полно информации. Где ты сейчас? У Мелоди?
– Нет, в участке, – неуверенно произнес Туэйт. – Понимаешь, я по-прежнему живу в отеле.
– О'кей. Мне надо уладить здесь кое-какие дела – думаю, к вечеру освобожусь. Мы можем встретиться завтра в восемь утра в аэропорту?
– Если у меня в это время будет что-то срочное, я пришлю за тобой патрульную машину. Знаешь, начали всплывать очень странные вещи, совершенно неожиданно. А, вообще, действительно лучше поговорим завтра.
– Вот именно. Значит, до завтра.
Трейси спрыгнул с постели и пошел в душ. Открыв краны, он наблюдал как течет вода, и в этот момент его осенило – концы с концами сходятся, стыкуются.
– Три пятьдесят, – вслух пробормотал он, не отрывая взгляд от бегущей воды, – три пятьдесят, будь я проклят!
Он за двадцать минут принял душ, побрился и оделся. Но из-за утренних пробок на дорогах попал в Фонд только через сорок минут.
* * *
Лорин смотрела в иллюминатор, под брюхом авиалайнера лениво плыли плотные облака. Она умудрилась простудиться, и теперь прохладный воздух салона вызывал у нее озноб. Болела поврежденная мышца с внутренней стороны левого бедра. Но она не чувствовала дискомфорта.
Лорин переполняла радость вперемешку с ужасом. Трейси не виновен в гибели Бобби, теперь она была в этом абсолютно уверена. Однако, передав сообщение Монаха, она тем самым ввергнет Трейси в смертельную опасность. В душе ее боролись противоречивые чувства.
То, что Макоумер – смертельный враг Трейси, она не сомневалась. После того, что она узнала от Тисы, это было совершенно очевидно. И в то время, когда Трейси так нуждался в поддержке, она сама нанесла ему удар! Сейчас Лорин проклинала себя за несдержанность: она позволила выплеснуться эмоциям, которые, как оказалось, не имеют к Трейси никакого отношения. А все потому, что она не может примириться со смертью Бобби.
А ведь, между тем, это она обвинила Трейси в его смерти, это она орала на него, как истеричка, это она не дала ему возможности все объяснить. К тому же в тот момент она была, видите ли, не в настроении выслушивать объяснения или внимать здравому смыслу! Она обезумела, а все потому, что в глубине души считала виновной в смерти Бобби себя, виновной в том, что он покинул отчий дом и из всех путей в жизни выбрал силы особого назначения.
От этой мысли ей стало еще холоднее. Лорин обхватила руками плечи, и в ту же секунду перед ней возникла стюардесса, с милой улыбкой осведомившаяся, не нужно ли ей одеяло. Лорин лишь благодарно кивнула в ответ.
Она следила за плывущими за иллюминатором облаками, которые каждую секунду меняли свои очертания, образуя то прелестные фигурки диковинных животных, то безобразно расползаясь, словно улыбка чудовища. Когда-то она управляла своей жизнью и была внимательна к тем, кто ее окружали. Но постепенно, незаметно, страсть к балету овладела ее душой – ее подхватил вихрь и оставил где-то позади вначале Бобби, а потом и родителей. Теперь она это понимала, как понимала, что судьба Бобби тоже целиком лежит на ее совести.
Он хотел доказать ей, что сделан из отменного человеческого материала, он мечтал, чтобы она, наконец, убедилась в его мужестве – но мужество всегда было при нем, только у нее вечно не хватало времени, чтобы разглядеть это.
Существовало множество способов уйти из дома: Бобби мог бы жениться, поступить в колледж, устроиться на работу, уехать, в конце концов, в другой город. Но ни один из этих вариантов его не устраивал, он выбрал армию.
Теперь ее проблемой был Трейси. Должна ли она передать ему послание Монаха или лучше сохранить его в тайне? Сердце подсказывало, что следует молчать: вернись домой, повидайся с ним, сделай все, чтобы восстановить порванные нити. Все остальное не имеет никакого значения.
Идея казалась весьма соблазнительной. Но рисунок облаков напомнил ей лицо Бобби, и Лорин поняла, что эгоистические соображения, которыми она руководствовалась всю жизнь, уже ничего не значат, о них необходимо как можно быстрее забыть. Она больше не ребенок, беспомощно прячущийся за материнскую юбку: происходит что-то очень серьезное и значительное, и она принимает в этом участие, она сделалась частью пока непонятного ей процесса.
Монах в долгу перед Трейси – побыв с ним совсем недолго, Лорин поняла всю важность этого долга. Монах вверил ей важную информацию. Она стала связующим звеном между ними, следовательно, у нее теперь тоже есть вполне конкретные обязанности перед обоими. Она уже дважды подвела Трейси. Третьего раза не будет, поклялась себе Лорин.
Долг и обязательства. Монах и его дочь Тиса сделали так, что она сумела понять смысл этих слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125