Взял со льда бутылку пива, открыл и поднес к пересохшим губам. Опустошил ее чуть ли не одним глотком, открыл следующую.
– Эй, – бросил он через плечо, – давай есть. Я проголодался.
Он разделал омара, окунул кусок в густой камберлендский соус и отправил в рот. И с полным ртом объявил Макоумеру:
– Знаешь, я вряд ли когда-либо брошу Сенат. Макоумер улыбнулся:
– Конечно, Джек. Твое место – только в Сенате.
* * *
В комнате детективов в Полис-плаза на полную громкость орало радио. Туэйт узнал Готтшалка.
"Вопрос в том, готова ли эта страна соответствующим образом реагировать на акты терроризма, совершаемые против американского военного и дипломатического персонала и против объектов, находящихся в собственности США за рубежом, – вещал глубокий, хорошо поставленный голос. – И, судя по недавним трагическим событиям в Египте и Западной Германии, ответ, увы, очевиден. У меня возникают следующие вопросы: как могли террористы затесаться к сотрудникам, обеспечивавшим охрану нашего наиболее значительного из военных советников в Каире? Каким образом в руки террористов попал план военной базы в Рамштейне? Как долго мы будем терпеть издевательства над служащими американского консульства в Лиме? Когда же наконец мы во весь голос скажем: «Хватит!»
Я призываю сенатора Джека Салливена как можно скорее назначить слушания по вопросу об обеспечении нашей безопасности за рубежом. Я вновь обращаюсь к президенту Лоуренсу и вновь призываю его как можно скорее приступить к формированию элитных подразделений по борьбе с терроризмом.
Потому что если мы будем продолжать пребывать в апатии и прятать голову под крыло, террористы начнут убивать американских граждан уже на самой земле Америки".
– Господи, – простонал Эндерс, выключая радио. – Предвыборный год – это просто кошмар. Невозможно ни радио, ни телевизор включить: всюду этот Готтшалк!
– Не знаю, – ответил Борак, – лично мне кажется, что в его словах есть справедливость. Мне тоже чертовски не нравится, как гоняют наших в Европе и на Ближнем Востоке, – он поднял глаза и увидел Туэйта. – Смотри, кто появился.
Тед Эндерс вышел из-за письменного стола:
– Привет, Дуг, как ты? – В глазах его светилась искренняя забота. – Мы все переживаем из-за того, что произошло. Господи, куда катится мир!
– Вот и я о том же думаю, – Марти Борак вымученно улыбнулся. – Кстати, Туэйт, тут звонила одна стерва из судмедэкспертизы. Кажется, ее зовут Миранда. Ну как, провел вечерок в мясницкой с толком?
Туэйт кинулся на него, но Эндерс успел его перехватить.
– Хватит, хватит, – Эндерс повернулся к Бораку: – Слушай, Марти, когда-нибудь я все-таки позволю ему сделать из тебя отбивную!
Борака трясло от злости, лицо его побагровело:
– Ишь, великий! Мы с Тедди делаем всю грязную работу, а похвалы ему достаются! А теперь он хочет перехватить это дело в Чайнатауне, после того, как мы с Тедди все раскопали!
Эндерс повернулся в Туэйту:
– Это правда?
– Ничего подобного, – Туэйта бесила необходимость оправдываться, да еще перед коллегами. – Мне нужен будет доступ в офис медэкспертизы. И я просто воспользовался делом китайцев как предлогом.
Эндерстолкнул Борака:
– Вот видишь? Засунул бы ты свой грязный язык сам знаешь, куда.
Борак молча повернулся и снова засел за работу. Туэйт просмотрел собравшуюся на его столе почту, но не нашел ничего для себя интересного.
– Эй, Дуг, – окликнул его Эндерс. – Совсем запамятовал: тебя хотел видеть Флэгерти.
– Да, он тут все утро репетировал, – ухмыльнулся Борак. Да они просто дурни, думал Туэйт по дороге к кабинету капитана. Боятся, что я уведу китайское дело у них из-под носа. Ну и смех! Это все синдром парней с улицы: вечно трясутся, что вот их сделали детективами, а потом вдруг выкинут назад, в патрульные. Ни черта не соображают. Если на то пошло, то в Чайнатауне есть своя полиция, покруче официальной.
Он постучал в дверь, она сразу же распахнулась. Перед ним появилась веснушчатая физиономия капитана.
– Туэйт, я надеялся, что вы зайдете, хотя, по правде, я бы понял, если бы вы сказались больным. Входите. Господи, – капитан покачал головой. – Мы все в шоке. Все в полиции понимают, что наши семьи тоже рискуют, но, как бы мы хорошо это ни понимали, мы все же не готовы к такому повороту событий. И никогда не будем готовы...
* * *
– Я похожа на Полли?
Эллиот не мог отвести от нее взгляда.
– Ты совсем на нее не похожа, – хрипло произнес он и уткнулся лицом ей в грудь.
Кэтлин улыбнулась, как могла бы улыбаться богиня своему земному фавориту. Подняла руку, погладила его по голове. Потом нежно оттолкнула, заставила лечь рядом на смятых простынях и принялась тихонько гладить его грудь, пощипывать соски. Затем подняла руки, расстегнула свое жемчужное ожерелье – она знала, как соблазнительно выглядят ее груди, когда она поднимает руки. Взгляд Эллиота буквально обжигал ее.
Они лежали в спальне квартиры Эллиота на Шестидесятой улице. Здесь были светло-зеленые стены, низкий комод, книжные полки из металла – все со вкусом, все гармонировало друг с другом. Но это была холодная комната, как и остальные комнаты квартиры, и Кэтлин она не понравилась. Хотя, войдя, она сразу же объявила, что здесь очень красиво.
– Что собираешься делать?
– Сейчас увидишь, – она положила ожерелье между ног. – А теперь – прошептала она, взяв его за руку, – спрячь жемчуг, ты сам знаешь куда.
Эллиот сделал, как она просила. С горящими глазами, он наблюдал, как нитка жемчуга исчезала во влагалище, как потом он вытягивал жемчужины, медленно, одну за другой.
– Сделай так еще раз, – прошептала она, закрыв от наслаждения глаза.
Жемчужины стали влажными, они таинственно мерцали.
– О, – простонал он, – о, о, о!..
– Да, дорогой, видишь, какими они стали мокрыми, как они сверкают?
– Да, – он был заворожен тем, как исчезали и появлялись жемчужины.
– А теперь, – она отобрала у него жемчуг, – ляг на спину, дорогой. Расслабься.
Она сползла пониже, забралась к нему между ног.
– Твоя Полли делала с тобой такое? – Рот ее раскрылся, розовый язычок пробежал по всей длине его восставшего члена. – Или такое? – Она взяла в рот головку и заглатывала ее все глубже и глубже, пока губы не коснулись волос.
В ответ Эллиот только застонал.
Кэтлин установила определенный ритм и придерживалась его, по опыту зная, что мужчин более всего возбуждает именно это. Она не хотела его дразнить – не в этот раз. Она хотела, чтобы он кончил, но так, чтобы не скоро забыл о таком оргазме.
Когда она почувствовала, как задрожали мышцы его бедер, она оторвалась, хотя он протестующе замычал, и приказала:
– А теперь раздвинь ноги еще шире, дорогой.
– Что?
Но она вновь принялась за дело, и Эллиоту ничего не оставалось, как подчиниться. Кэтлин усилила давление на его пенис, и Эллиот стонал все громче и громче. А она взяла жемчуг, смочила его своим соком и начала потихоньку заталкивать жемчужинки одну за другой в задний проход Эллиота. Просунув шесть-семь жумчужин, она остановилась. Он дышал хрипло, прерывисто, словно астматик. Он дрожал.
Теперь Кэтлин была почти счастлива – она наслаждалась наслаждением, которое даровала ему.
Она почувствовала, как еще сильнее напрягся и задрожал его пенис. Эллиот закричал, и она почувствовала во рту вкус его семени. И тогда Кэтлин приподнялась и начала осторожненько, одну за другой вытаскивать жемчужины, и его сперма хлестала на них.
Эллиот стонал, кричал, скреб нитями простыни. Никогда еще в жизни не испытывал он такого! Он словно попал в новое измерение, о существовании которого ранее не подозревал.
Наконец дыхание его стало ровнее, он без сил лежал на спине и только смотрел, как Кэтлин приподнимается, покрывает его тело поцелуями снизу доверху.
Наконец он перевернулся на бок и погладил ее.
– Кэти? – Пальцы его ласкали ей грудь. – Мы могли бы снова это сделать? Прямо сейчас...
Кэтлин засмеялась: совсем ребенок, думает только о себе. До чего же утомительный любовник! Она дотронулась до его опавшего члена.
– Наверное, нам следует дать этой штуке немного отдыха, не так ли? – После этого она вытянулась на постели и вновь начала ласкать его прикосновениями. Эллиот закрыл глаза. Она разглядывала его лицо. – Я хотела бы остаться с тобой, Эллиот.
Он схватил ее в объятия:
– Боже, конечно! Я хочу этого больше всего на свете, – и поцеловал ее в губы.
Она слегка оттолкнула его.
– Только тогда никаких секретов друг от друга, Эллиот. Я этого не переношу. Я не могу жить с человеком, который хоть что-то от меня скрывает.
В этот момент из телефонного аппарата, стоявшего на прикроватной тумбочке, раздался оглушительный звонок.
– Возьми трубку.
– Нет, у меня идея получше, – он положил руку ей между ног.
Кэтлин сняла трубку и протянула ему.
– Алло? – произнес он, глядя на Кэтлин. Затем сел на постели. – Да, сэр, я один, – снова взглянул на Кэтлин, щелкнул пальцами и показал на лежавшие на тумбочке блокнот и карандаш. Кэтлин передала ему то и другое, он начал записывать. – Понял, – он кивнул. – Хорошо. Прямо сейчас. У него это будет через полчаса, – и повесил трубку.
– Кто это был? – спросила она совершенно равнодушным голосом.
– Ох, да ничего особенного, просто бизнес, – он оторвал листочек от блокнота, сложил его вдвое. – А теперь, – он подмигнул, – перейдем к кое-чему действительно важному.
– Нет, – Кэтлин отодвинулась. В голосе ее послышались стальные нотки. – Я же говорила тебе, Эллиот, что не потерплю секретов. Как мы сможем тогда доверять друг другу?
На его лице появилось озабоченное выражение.
– Послушай, Кэтлин, ты не понимаешь. Видишь ли, я не могу вот так, ну... Я имею в виду, мы едва знаем друг друга.
– Тогда это не «ничего особенного», а действительно важно.
Он молчал, в нерешительности глядя на нее.
– Хорошо, – сказала она. – Ты полагаешь, что пока еще не можешь мне доверять. Я покажу тебе, до какой степени ты ошибаешься.
Она взяла блокнот и начала легонько водить карандашом по чистому листку, следующему за тем, который Эллиот вырвал.
– Смотри, – и она бросила Эллиоту блокнот.
– Господи! – воскликнул он, глядя на отпечаток, который проявился на листке. – Все вылезло.
Кэтлин кивнула.
– Так что я в любой момент могла бы прочитать, да так, что ты ничего бы и не узнал.
Он обнял ее.
– Боже, Кэти! Прости меня, – он снова взглянул на блокнот, подумал, потом протянул его Кэтлин. – Читай. Я тебе доверяю.
Она улыбнулась.
– Да меня это и не интересует, Эллиот.
– Нет, прочти, пожалуйста. Тут кое-что написано... Я тебе еще об этом не говорил.
Глаза у нее были огромные, синие, как океан. Для Эллиота, у которого никогда не было такого успеха у женщин, как у Киеу, она олицетворяла саму женственность: она была сексуальной, умной и, самое главное, обладала невинностью иных эпох.
Так что он был окончательно сломлен, когда она заявила:
– Не могу. Ты все еще не доверяешь мне, я же вижу. И он, чтобы доказать ей обратное, прочел записку вслух: «Холо состоится в одиннадцать тридцать. Август тридцать один. У Патрика».
Кэтлин смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Звучит ужасно загадочно, прямо шпионский шифр, – она наклонилась к Эллиоту, лицо ее приняло игриво-невинное выражение. – Ох, как интересно, Эллиот! Ну пожалуйста, расскажи!
Я сошел с ума, мелькнуло у него в голове. Но мне самому решать! Обычно все решал Киеу, Киеу и Делмар Дэвис Макоумер. Это Киеу – настоящий сын моего отца, а не я, в тысячный раз с горечью подумал Эллиот. Но сейчас мне решать!
И чем больше Эллиот размышлял, тем сильнее ему хотелось рассказать ей обо всем. Он почувствовал на себе ее нежные руки, увидел в глазах этот нежный, страстный призыв, и сердце его окончательно растаяло.
Он невольно застонал, ощутив ее руку на своем вновь восставшем твердом члене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125