Хьюго решил импровизировать, затронув струнку доверия, хоть и не был уверен, что с такой волевой умницей, как Алиса, это не заведет его в тупик.
– Скажи, ты мне доверяешь?
Слегка обернувшись, он заметил легкое движе­ние, означавшее согласие.
– Я должен встретиться с одним человеком, ко­торый нам поможет. Его зовут Витали. Вот уви­дишь… Идет?
Их взгляды снова встретились в зеркале. Хью­го убавил звук.
– А теперь, если не возражаешь, расскажи мне все как есть. Кто ты? А эти вооруженные типы, ко­торые тебя преследуют? Что за человек твоя мать? Наконец, что за гребаная тайна кроется за всей этой историей? Хорошо?
Он старался говорить холодным, отстраненным тоном. И это сработало. Голосом, срывающимся от волнения и усталости, Алиса снова начала развора­чивать перед почти незнакомым ей человеком кар­тину своей более чем странной жизни. По непонят­ным ей самой причинам она поведала встреченному в ночи человеку крайне важные сведения, которые не доверила даже той женщине из амстердамской полиции. Вот уже некоторое время ей снятся кош­мары. Отсюда все и пошло.
7
«Вечер окончательно испорчен, – думал Вильхейм Брюннер. – А теперь еще и это…»
Ева готова была взорваться, это точно, и по­следствия будут разрушительными для ближай­шего окружения. Когда она вот так «перегрева­лась», старикам, больным и слабым лучше было не попадаться ей на пути. Как тому болвану слуге, ко­торому Ева врезала по роже, потому что он не ус­пел вовремя убраться, хотя она вопила, отсылая его.
Все рухнуло. Слежка Кеслера стала сущей ка­тастрофой. Южноафриканцу не оправдаться. Как только вернется, понесет телесное наказание.
Алиса воспользовалась ситуацией и сбежала. С наступлением ночи напряжение в гостиной нара­стало. Ева превратила комнату в кризисный штаб, развесив по стенам карты Европы и потребовав, чтобы все, включая Освальда, были готовы к ночи без сна. Один из ее телохранителей установил на столе рацию, которой манипулировал темноволо­сый очкарик.
Ева приказала Сорвану возглавить операцию и разослать патрули на юг Голландии, охватив все основные магистрали. Франция, Бельгия. Эти ко­манды должны были координировать свои дейст­вия с людьми Кеслера, подстерегая Алису повсюду: на вокзалах, автобусных станциях, бензозаправках. Девочка наверняка пробирается на юг. Люди Со­рвана устроят ей засады. Ева начала прикалывать цветные флажки на большую карту Европы, вися­щую рядом с дверью.
Зеленые – машины Кеслера – из Амстердама на юг. Красные – группы Сорвана – через германо-швейцарскую границу на Страсбург, Мец и Нанси.
Позже, вечером, Ева влепила пощечину Ос­вальду за то, что тот, как ей показалось, слишком медленно выводил замороженные в Голландии средства, а потом взглядом дала понять Дитеру Борвальту, что дойдет очередь и до него.
По последним сведениям из министерства, кон­тора Хасленса и Хаммера вынуждена была сооб­щить властям новый адрес. Из Амстердама должен прибыть полицейский для допроса.
Следом за этим Ева прицепилась к человеку, которого назначила ответственным за операцию «Караван»: стремительную эвакуацию студии и вывоз всех кассет в Швейцарию, а оттуда – в подготовленный Евой тайник. «На все у вас ухо­дит вдесятеро больше времени», – орала она, хо­тя несчастный сколотил команду из восьми чело­век и нанял два грузовичка, готовых выехать той же ночью.
Окончательно вывело Еву из себя сообщение, полученное по радио от одной из патрульных бри­гад Кеслера. Они заметили Алису где-то на грани­це с Бельгией, на автостоянке. Она сидела в серой «вольво», которую вел неизвестный.
Первоначальная эйфория быстро сменилась растущим напряжением. Лицо Евы стало мрачным и жестким, а это не сулило ничего хорошего. Сооб­щение о том, что «вольво» оторвалась от преследо­вателей, стоило жизни статуэтке из слоновой кос­ти и зеркалу эпохи Людовика XV, висевшему над каминной полкой.
Юному радисту повезло: статуэтка не была предназначена именно ему, но пролетела в десяти сантиметрах от его головы. Ева бы не возражала против того, чтобы наказать того, кто принес дур­ные новости, как это делали древние.
Она стояла перед размеченной картой, словно ждала, что странная схема таинственным образом даст ей знать, где находится Алиса. Странно, но она не взорвалась. Обернувшись к Вильхейму, она бро­сила ледяным тоном:
– Мне нужно с тобой поговорить.
И направилась в коридор, ведущий в их лич­ную гостиную. Ева не проронила ни слова, пока он не закрыл дверь, потом встала напротив мужа, разглядывая его, как если бы он был тысячу раз виденным предметом мебели.
– Кеслер не справляется, – произнесла она на­конец. – Мы больше не можем на него рассчитывать в тонких операциях, – надеюсь, ты это пони­маешь?
Вопрос был явно риторическим, и Брюннер промолчал.
Ева подошла к великолепному письменному столу работы Филиппа Старка и уставилась в ночь, окутывавшую окрестность: покрытые снегом аль­пийские вершины, освещенные луной, напоминали висящие в воздухе купола. Внезапно она резко обернулась, и Вильхейм с ужасом ощутил охва­тившую ее новую волну раздражения.
– Мы будем вынуждены покинуть Европу, то есть привести в действие план срочной эвакуации, а мы еще не готовы…
Голос Евы напоминал свистящее шипение змеи, но она была даже опаснее гремучки, на кото­рую по неосторожности наступили ногой.
– Промах Кеслера все очень усложнил. Если бы не его чудовищная тупость в магазине, Алисин побег от полицейских не вызвал бы никаких про­блем… Теперь время работает против нас. Поли­цейские разошлют ордера на задержание по всей Европе и наверняка отправят за ней погоню, чтобы взять показания о перестрелке… Ситуация стано­вится… критической. Форсмажорной. А ведь мы могли бы тихо, без шума, забрать ее… и растворить­ся, как и было предусмотрено.
Вильхейм заметил в глазах жены жестокий блеск
– Итак, – проговорила она ледяным тоном, – нужно как можно скорее отозвать Кеслера.
Брюннер отважился робко возразить:
– Но ведь Кеслер в базовом лагере, занимается Йоханом.
– Слушай внимательно, Вильхейм…
Ева не отрывала ледяного взгляда от лица му­жа. Потом ткнула ему в грудь длинным ярко-крас­ным ногтем и рявкнула:
– Мне плевать, что станет с этим мудаком Йо­ханом. И даже наоборот… Впрочем, это я тебе объ­ясню позже, а сейчас ты позвонишь этому южноа-фриканцу, который у меня уже в печенках сидит, и попросишь его приехать как можно быстрее, со­блюдая секретность.
– Но… Кто же будет управлять группами в Ам­стердаме? А с лысым что делать? Он ранен, и его разыскивает вся голландская полиция!
Ева сделала вид, что размышляет, хотя ответ был готов заранее, и Вильхейм это знал.
– Мы решим обе проблемы одновременно.
– Каким образом? – недоуменно выдохнул Брюннер.
– Я пошлю Сорвана в Нидерланды… Он возьмет на себя лысого – тот стал для нас обузой. Потом он вернется руководить поисками, будет оставаться на связи с группами Кеслера во Франции, и они начнут одновременно двигаться на юг, сжимая кольцо.
Вильхейм ничего не ответил, размышляя. Ева устроилась за столом, положив ноги в красных шпильках на матово-черный край, и закурила од­ну из своих любимых сигарок.
– Я запущу еще одну операцию. Вильхейм допил виски и пробормотал заплета­ющимся языком:
– Какую именно?
Ева выпустила в потолок струю сероватого си­гарного дыма.
– Десантную, котик.
– Десантную?
– Использую джокер, как в покере. Гамбит, обеспечивающий победу.
Колечко, струйка дыма. И возбуждение, исхо­дящее от молодой женщины в красном платье.
– Гейм-бит? – непонимающе переспросил Брюннер.
– Я пошлю в Португалию частного детектива. Завтра утром. Надежного человека. Преданного. Он умеет быстро находить пропавших людей. Я знаю, куда направляется моя дочь, Вильхейм. Ты понима­ешь? Я знаю, что она едет к своему отцу, Стивену Тревису. В Альграву или в Андалусию, в общем, ку­да-то туда. Англичанин и маленькая девочка. Мой детектив их разыщет очень быстро, если она попа­дет в Португалию прежде, чем ее схватят люди Со­рвана. Вот что я называю десантной операцией.
Вильхейм в третий раз долил себе виски.
– Как только сыщик их найдет, мы отправимся туда с самыми верными из наших людей, заберем Алису, пустив в ход официальную бумагу, выдан­ную Хасленсом и Хаммером, хоть она и липовая, и скроемся с малышкой в наш новый мир… С другой стороны…
Она навалилась грудью на ребро стола. Взгляд ее витал где-то далеко, словно она высчитывала траекторию смертоносного лезвия.
– С другой стороны, – наконец продолжила Ева, – по описанию тип в «вольво» не похож на Тревиса, но мы должны изначально быть готовы к худшему.
– К худшему? – переспросил Вильхейм.
– Да. Он наверняка послал вместо себя одного из друзей и руководит из какого-нибудь богом за­бытого местечка в Португалии. От всего этого несет тщательно выношенным планом… И мы отправим­ся туда, как только мой человек их вычислит.
Ева с размаху плюхнулась на стул, сбросив но­ги со стола.
Открыла один из ящиков, достала оттуда карту Европы, разложила перед собой на столе.
– Подойди, – приказала она хриплым голосом.
Он повиновался – инстинктивно, как загипно­тизированный, похожий на марионетку… Боже, как он любил это ощущение!
Красный ноготь нацелился на один из кусоч­ков разноцветной мозаики карт. Брюннер узнал Швейцарию. Ева прочертила линию вниз, на юг Испании, спустилась к Гибралтарскому проливу, пересекла границу Марокко, на секунду задержа­лась на побережье у юго-западной части Мараке-ша, дойдя до самой южной точки Африки. «Да­кар» – прочитал Брюннер. Дальше линия шла через океан. Ярко-красный ноготь на синеве Ат­лантики. Маленькие желтые пятна: Караибы, Антильские острова, Ямайка, Панама, Венесуэла. Рай. Рай на земле.
Вильхейма завораживал кобальтовый блеск, дрожавший в зрачках жены.
В ее глазах словно выражалась вся великолеп­ная полнота мира, с которым им предстоит вскоре слиться.
Они будут подобны молодым волкам в овчарне.
Внезапно красное платье Евы приобрело имен­но тот оттенок красного цвета, который он больше всего любил. Ода, проклятье, именно так: рай на земле!
8
Холодное осеннее солнце освещало воды Рейна и пустынные набережные. В воздухе витали резкие запахи, по обеим сторонам реки стояли заброшен­ные, проржавевшие пакгаузы. Старые цеха стале­литейных и нефтехимических заводов, предприя­тий черной металлургии и трубопроката, когда-то составлявшие славу Рурской области, уступали место стеклянным башням и современным невысо­ким изящным зданиям. Над всем этим промыш­ленным пейзажем синело небо. Когда-нибудь здесь будет красиво.
Тороп смотрел на жирную золотисто-коричне­вую воду, блестевшую в желтом свете зари.
Рядом стоял высокий человек в очках – суту­лый, невероятно худой, со светлыми волосами. Ко­роткое пальто с капюшоном было ему велико как минимум на два размера. Витали Гузмана его внешний вид волновал так же сильно, как космо­навта в скафандре – щипчики для сахара.
– У тебя с собой никаких бумаг, которые могут повредить сети?
– Нет, – ответил Тороп, – конечно нет.
Они говорили на французском, родном языке Хьюго. Еще одна уловка Витали на случай, если их подслушивают. К тому же французский – язык Малларме и Вольтера, а Витали был ценителем высокого стиля.
Сейчас он погрузился в глубокие раздумья.
– Ты совершенно уверен, что те типы на доро­ге были вооружены? – наконец спросил он со своим неистребимым акцентом, так не вязавшимся с его правильной речью.
Хьюго не обижался, зная, что этот человек все­гда прокручивает в голове все возможные ситуации.
– Да. Таких я чую за многие километры, Вит. Подобных Тороп часто брал на прицел в Сараеве и в Бихаче. Обычно они приезжали из Белграда в автобусах, как на сафари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61