Анита, упавшая на раненую руку, закричала от ос­трой боли. Тревис каким-то чудом сумел удер­жаться одной рукой за штурвал. Хьюго понесло вперед, он потерял равновесие и чуть было не вы­пустил из рук оружие, но вцепился в него, как в спасательный круг.
В корпусе «Красной сирены» образовалась ог­ромная дыра. Теперь они видели эмблему и назва­ние, написанное готическим шрифтом. Удар повре­дил и нос «Манты»: обломки стали, титана и поликарбоната скрутились, образовав фантасти­ческую скульптуру.
Скорее, теперь надо спешить.
– Возьмите ружье и пули в сумке! Быстро!
Сам он уже вскочил на ноги, скользя по палубе, залитой морской водой. Снова поднял ГШ, навел прицел на палубу.
Могучие волны вливались в зияющую пробоину.
Мотор яхты жалобно закашлялся и смолк, тур­бины остановились. Теперь в воздухе звучала одна только мощная симфония стихии. Ни один звук че­ловеческого голоса не исходил из недр корабля, слившегося с парусником. Теперь они напоминали морских чудовищ в немыслимом объятии. Волны пытались оторвать «Манту» от яхты, но (и Хьюго удивился, что еще способен обращать на это вни­мание) дождь стал ослабевать: гроза отступала в глубь континента, куда-то в сторону Алентежу…
Он нагнулся к Аните:
– Как дела?
– Все будет хорошо, – слабым голосом пробор­мотала она, поднимаясь.
Тревис выхватил из сумки «ремингтон» две­надцатого калибра и начал заряжать помповое ру­жье. Хьюго увидел на его лице выражение хищной решимости. Нет никаких сомнений – этот спосо­бен убить!
«Хорошо, – подумал он, – пришла пора встре­титься с чудовищем в его логове».
– Что будем делать? – Анита почти шептала.
– Надо идти туда… Но, боюсь, они ждут нас – держат под прицелом трап.
Тревис понял его.
– Так как же нам быть?
Да, план придется придумывать за несколько секунд. Значит, будем импровизировать.
– А если пройти изнутри? Через дыру, кото­рую мы пробили… Пока яхта не пошла ко дну…
Две секунды, отведенные на размышления, прерывал только шум дождя.
– Нет, – покачал головой Тревис. – Это слиш­ком опасно. Попытаемся причалить, как на лодке, и способ тут только один…
– Какой? – спросил Хьюго.
– Довериться «Манте» и суровой муштре воен­но-морского флота.
Тревис снова занял место за штурвалом и по­вернул большую рукоятку справа от себя. Хьюго услышал глухое жужжание за спиной, а под нога­ми почувствовал легкую вибрацию.
Тревису удалось прочно прижать парусник к борту дрейфующей яхты. Хьюго уцепился за сту­пеньку трапа и подтянулся, «Штейер-АУГ» висел у него за спиной. Ему вовсе не нравилось болтаться в непроглядном мраке всего в нескольких метрах над бушующими волнами. «К счастью, четырехме­сячный „турпоход“ на Балканах способствовал восстановлению спортивной формы», – думал он, стараясь не смотреть вниз.
Он примерно представлял себе, как будет дей­ствовать наверху. Дождется англичанина на трапе, не высовываясь за борт. Потом, как сказал Тревис, обстреляют палубу. «Вы своей игрушкой – с одной руки, а я вот этим. (Тут он загнал пулю в ствол сво­его сорок пятого калибра.) Потом перекатимся за борт, каждый со своей стороны, а ваша подружка пойдет за нами и будет нас прикрывать».
«Что ж, изложено связно», – подумал Хьюго, прежде чем дать добро на этот план и начать воехождение. Тревис стоял рядом, в руке у него был трос с металлическим крюком на конце… Хьюго с трудом удерживался на трапе, и его вовсе не радо­вала мысль о том, что придется управляться со «Штейер-АУГом» одной рукой. Он нащупал кобу­ру пистолета под спасательным жилетом и пока­зал оружие Тревису:
– Для начала я поработаю этим, если вы не воз­ражаете.
Тревис подмигнул:
– О'кей… На счет «три» – вперед…
– О'кей, – кивнул Хьюго.
Нет, что он здесь забыл, в этом бурном море, за­чем гоняется за этой проклятой «Красной сире­ной»? На этом философские размышления Хьюго были прерваны: Тревис прошептал заветное «Три, пошли!», как в замедленной съемке, и все заверте­лось в бешеном темпе.
Они одновременно вскарабкались наверх, и Хьюго дотянулся рукой до палубы под поручнями. За кончиками его пальцев открывалось чужое пространство, темное и пугающее. В двух метрах от себя он увидел тело, застывшее в неловкой по­зе. Задняя стенка рубки с приоткрытой дверью. Помещение командного отсека, изрешеченного пулями, два пустых боковых коридора. Его палец уже лежал на спусковом крючке. Обстрелять руб­ку. Он перевалился через поручни на целую се­кунду позже Тревиса. «Бог мой, – подумал он, – перекатываясь по палубе, неплохо учат в военном флоте, надо признать».
Тревис торопливо разматывал свой трос с кре­пежным карабином, когда с носа судна раздались выстрелы. С двух сторон. Хьюго разрядил магазин в этом направлении. Послышались голоса, стена­ния на испанском. Тревис тоже открыл огонь, и они бросились к двери рубки, подчиняясь невидимой силе, синхронизировавшей их движения.
Тревис сдернул с плеча помповое ружье, Хью­го повторил его жест, убрав «ругер» и вооружив­шись автоматом.
«О'кей, все не так уж плохо, мы живы», – ду­мал Хьюго, прижимаясь к створке двери..Он уви­дел, как Анита с трудом вылезла на палубу, и по­нял, что теперь события начнут развиваться стремительно. Надо защитить ее. Он приготовился стрелять, прицелился в противоположный конец корабля. В зеленоватом мерцании прицела обрисо­вались контуры кормы.
Ах, дьявол! В ту же секунду там внезапно по­явился какой-то человек и начал стрелять. Он явст­венно слышал, как смертоносные насекомые жуж­жат над его головой. Яркие огоньки чертили полосы на зеленом экране. Он в бешенстве поливал огнем корму и вдруг услышал крик, а за ним – шум пада­ющего тела. Щелкнул боек автомата – магазин был пуст. Он снова выхватил пистолет, откинув автомат за спину. Справа от него Тревис и Анита отвечали на огонь другого стрелка (тот тоже вскоре умолк). Из дула ружья Тревиса поднимался дымок. Дождь почти прекратился. Стихия успокаива­лась, словно заканчивалась длинная, бесконечно повторяющаяся мелодия, полная тонких нюансов.
Он задавался вопросом: сколько врагов прита­илось в темноте? Где эта сука Ева Кристенсен?.. И где, черт возьми, Алиса?
Притаившись по обе стороны двери, они при­слушивались, сдерживая дыхание.
В воздухе ощущалась странная вибрация.
В конце концов они переглянулись, лица их вы­ражали удивление.
До них донеслись голоса. Ниоткуда, издалека, распыленные ветром, приглушенные переборками судна. Да, голоса шли изнутри, кто-то разговари­вал за этой дверью.
Хьюго посмотрел на Тревиса, взялся за ручку двери и потянул ее на себя, молча, всего на один сантиметр. Сомнений не было, разговаривали вну­три. Значит, надо спускаться.
В этот самый момент судно резко накренилось вперед и влево, и они с трудом удержались на но­гах, ухватившись друг за друга. Внезапно оттуда, из-за двери, раздался вопль.
«Алииииса!» – закричал кто-то, а потом чудо­вищный взрыв разорвал внутренности судна.
– Дай мне эту гранату, Алиса, – сказала ей мать. – Я не стану повторять дважды.
Застыв от ужаса, Алиса смотрела на дуло на­целенного ей в лоб ружья. Глаза Евы светились в полумраке дьявольским блеском.
Алиса крепко сжимала гранату обеими руками, вытянув их перед собой. У нее не хватило времени выдернуть чеку – мать подобралась совсем близко.
Вода в салоне поднялась уже на десять санти­метров, и ноги у нее заледенели от холода. Собст­венное тело казалось Алисе чужим, словно это бы­ла живая, но посторонняя субстанция.
– Мама, – мягко произнесла она, – положи это ружье, прошу тебя.
– Дай мне гранату, глупышка, – приказала мать, и голос ее прозвучал намного жестче.
Наверху, на палубе, гремели выстрелы. Это было похоже на фейерверк на улице в праздничный день, и Алиса отвлеклась на мгновение. Краем глаза она уловила молниеносное движение матери: в одной руке та по-прежнему держала ружье, крепко зажи­мая его под мышкой, а второй вырвала у дочери гра­нату, прежде чем девочка успела среагировать.
Маленькое черное металлическое яблочко ока­залось в красных когтях Евы.
– Ну что же, детка, – прошипела мать, кладя ружье на стол и потрясая перед носом Алисы гра­натой. – Вижу, кое-какие задатки в тебе есть… Это самая приятная новость… Лицо матери преобразилось, – казалось, она близка к мистическому экстазу. Гранату Ева под­няла над головой, как дар самому грозному божест­ву на свете.
– Странно, Алиса, но я даже не могу на тебя рассердиться… Да и не одна ты… виновата… Я мало тобой занималась… Позволила идеями о гуманизме и равенстве развратить твой ум…
Алиса едва различала силуэт матери сквозь пелену слез, застилавших ей глаза.
– Мама… Умоляю тебя… Что ты делаешь? Мать бросила на нее безумный взгляд.
– Любуюсь ключом к нашей свободе, малышка. Жестом, чудовищным в своей уверенности, она выдернула чеку. Пальцы побелели от напряжения, с которым она сжимала гранату.
– Мама…
– Я совершила грубейшую ошибку, не заняв­шись твоим воспитанием. Я бы преподала тебе истинные таинства жизни. Открыла перед тобой восторги транспсихического слияния… ритуала крови, Священного Грааля… Ты не должна бо­яться, Алиса… – Ева перешла на шепот. – С нами ничего не может случиться… у нас особые гены, мы… я расскажу тебе позже, когда мы окажемся далеко отсюда, объясню, почему мы принадле­жим к высшей расе, чье предназначение в бли­жайшем будущем – подчинить себе человече­ство.
– Мама… – продолжала умолять девочка, – прошу тебя… Сдайся… Они… Они не сделают тебе ничего плохого… Они…
– Что ты там несешь, глупышка?
Тон голоса Евы мгновенно стал жестким. Глаза горели безумной, болезненной злобой. Она потря­сала над головой смертоносным оружием.
В это мгновение Алиса вдруг поняла, что выст­релы смолкли. До ее слуха доносился только скрип корабля да адское ворчание океана.
Судно стонало под ударами волн, с новой и но­вой силой бившихся в борта.
– Что ты вообразила? – бросила мать с пре­зрительной гримасой. – Знаешь, что они сдела­ют? Объявят меня сумасшедшей… Отправят в психушку… Меня. А ведь я всего лишь экспери­ментировала с новой формой абсолютного подчи­нения, чтобы возродить свою душу через слож­ные изначальные приемы, которые я хотела воскресить, пыталась возродить их к жизни, приспособить к нашему времени. Ты увидишь, Алиса, настанет день и мой гений оценят по достоинству…
– Мама… умоляю… что ты хочешь сделать? Мать коротко рассмеялась в ответ:
– Что? Все беды из-за твоего идиотского обра­зования – научного, материалистического… упад­ничество, непонимание, отказ от великих законов естества… Выживают только сильнейшие. Жажда крови – игра. Открывающая путь к Бессмертию… Когда-нибудь я напишу об этом книгу…
И она пустилась в странный танец с гранатой.
– Прежде всего следует понять: убийство – это искусство… И доступно оно избранным. Мир – охотничий заповедник для аристократов двадцать первого века. Для тех, кому выпадет уничтожить всю эту копошащуюся массу, гордо называющую себя человечеством…
– Мама, мамочка… – с трудом проговорила сквозь слезы Алиса, – Почему мадемуазель Ча-тарджампа, почему!
На последнем слове голос ее зазвенел напря­женной яростью.
Ева раздраженно отмахнулась:
– А! Да какое тебе дело до этой шлюшки из тре­тьего мира?.. Все дело в Вильхейме, мужчины так слабы, скоро ты в этом убедишься, их так легко во­дить за нос или за другое место, но на них нельзя по­ложиться… Сучка заплатила за то, что забивала те­бе голову материалистическими идеями. Как можно забывать о священной природе человека и космоса? Ангел мой, уверяю тебя, нам нужны религии. Но­вые, возвращающие к дикарской чистоте древних ритуалов. Так готовится будущее… У меня грандиоз­ные планы по этой части, Алиса, проекты, в которых тебе отводится важная роль, клянусь…
– Мама…
Внутри Алисы что-то сломалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61