Поэтому позвольте мне не детализировать некоторые детали.
Мгновение он смотрел на лежавшую у него на коленях папку, потом сунул ее под мышку и поднялся, заскрипев артритными суставами.
Подошел к окну, взглянул на горы на горизонте, словно собираясь с духом для предстоящего разговора.
Анита уловила некую двойственность в этом согбенном пожилом человеке, который медленно поворачивался к ним, поправляя очки и раскрывая папку.
– Видите ли, госпожа Ван Дайк, в основном я лечу госпожу Кристенсен на сеансах софрологии и медитации, но иногда мне приходилось заниматься Алисой, ее дочерью.
Анита не перебивала его. Пусть говорит все, что хочет. Она удобнее устроилась в элегантном французском кресле и взглядом призвала Петера сделать то же. Посмотрим, что дорогой «доктор» Форстер нам поведает.
– Около трех лет назад Алисе стали сниться кошмары.
Он снова покхекал, глядя в свои заметки.
– Возвращающиеся сны. Очень тревожные. Они повторялись все чаще и достигли кульминации в конце девяносто первого, начале девяносто второго… Я весьма успешно лечил девочку в течение девяносто второго года, и зимой кошмары прекратились. Тем не менее…
Анита с нетерпением ждала продолжения.
– Тем не менее рискну утверждать, что пресловутая «комната с видеокассетами», которая так вас занимает, – часть галлюцинаций.
Кхе-кхе…
– Что вы хотите этим сказать? – холодно спросила Анита.
Казалось, Форстер подыскивает правильную формулировку.
– Ну-у… Я полагаю, что «комната с видеозаписями» – вымысел больного сознания ребенка, который она транспонировала на реальность.
– Вы это серьезно? А кассета, которую мы видели, – тоже кошмарный сон?
Доктор примиряющим жестом поднял руку.
– Прошу вас, успокойтесь. Нет. Конечно нет. Этого я не утверждаю. Я говорю исключительно о «комнате с видеозаписями». Кассета случайно оказалась в доме Кристенсенов, которые действительно хранили у себя порнографические фильмы для дальнейшего использования в экспериментальном кино, и…
Анита открыла было рот, чтобы ответить, но передумала, и Петер вступил в игру.
– Экспериментальное кино? Так вы называете съемки, где девушке разворачивают анус электрическим ножом?
Форстер бросил на Петера мимолетный взгляд. В этом взгляде странным образом смешивались глухая тревога, сочувствие, отвращение и фатализм. Он снова откашлялся и продолжил так, словно ничего не случилось:
– Боюсь, я недостаточно ясно выразился. Есть еще один важный момент, о котором я не решился вам сообщить… Профессиональная тайна…
Анита предоставила ему самому разбираться с собственной совестью.
– Единственное, что я могу сказать, – речь идет о проецировании кошмаров на реальность. Отправной точкой, разумеется, были некоторые элементы действительности, встраивающиеся в предуготовленный сценарий. Комната с видеозаписями – элемент, созданный воображением, кассета – факт действительности.
Анита не верила своим ушам.
– Видите ли, все подобные сны – крайне неудачное разрешение эдипова комплекса, который в Алисином случае приобрел гипертрофированные размеры.
«Посмотрим, до какой степени он раздует эти размеры», – подумала пораженная Анита.
Доктор пролистнул несколько страниц в поисках нужного места и прочел:
– Все сны имеют одинаковую структуру и закручены вокруг разрушительного образа Матери, все укладывается в схему ужасающей борьбы и погони, то есть инцестрального каннибализма. Отец всегда возникает как далекий загадочный персонаж, носитель света, одетый в костюм тореро или моряка. Алиса отчаянно стремится к нему, а мать гонится за ней с ножом или с пистолетом…
В уголках губ Форстера появилась хитроватая складка, глаза светились детской радостью.
Анита была парализована дьявольской точностью его анализа. Она понимала, к чему он ведет.
Старик захлопнул папку.
– Итак, позвольте спросить: а не совершает ли наша юная беглянка то, что до нее проделывали миллионы других, похожих на нее детей, – превращает сон в реальность? Большая Игра. Убежать от соперницы-матери к отцу, сделать сон реальностью, представить мать богомолом из-за той злополучной кассеты, которая свела на нет месяцы кропотливой работы.
В его голосе Анита услышала искренние нотки. А что, если этот «доктор» психо-каких-то там наук говорит правду?
– Вы повторили бы это на суде под присягой, доктор Форстер?
Она специально сделала упор на слове «доктор».
В ответ Форстер слегка пожал плечами, словно избавлялся от непосильной ноши.
– Я бы сказал, что эта теория имеет право на существование, многое объясняет и что подобные случаи встречаются чаще, чем нам бы того хотелось, у детей Алисиного возраста, особенно когда родители разводятся. Невротический бред. Побеги из дома… А теперь, возможно, наркотики и проституция…
– Значит, именно так вы бы выступили? Вот диагноз – невротические фантазии, связанные с неизлеченным эдиповым комплексом?
– Я заявил бы, что это весьма вероятно, учитывая два с половиной года работы и около тридцати проанализированных снов.
Тон его был безапелляционным. Дитер Борвальт курил сигару, едва заметно улыбаясь.
– Ладно, – проговорила Анита. – А теперь пусть один из вас объяснит мне, как мадемуазель Чатарджампа оказалась на этой кассете?
Форстера ничуть не смутило упоминание имени жертвы.
Адвокат кашлянул:
– Мы с доктором очень плохо знали эту девушку, поскольку бывали в доме Кристенсенов только по праздникам.
– Вас удивило ее исчезновение? Я хочу знать ваше мнение. Как вы объясните тот факт, что юная студентка из Шри-Ланки внезапно исчезает, а потом у ее бывших работодателей – и ваших нынешних, кстати, – появляется кассета, запечатлевшая ее смерть?
Плечи доктора, продолжавшего созерцать горные вершины, передернулись. Анита решила дожать его.
– Будьте откровенны, доктор, забудьте о психоанализе. Почему, как эта молодая студентка стала героиней этого, с позволения сказать, фильма, где некто отрезает ей груди электрическим ножом? Кто, по-вашему, способен на такое?
Доктор обернулся: он был в бешенстве, глаза метали молнии. Он мгновенно овладел собой, и только дрожь в голосе выдавала сдерживаемые чувства.
– Не знаю, инспектор, и мне кажется, что именно полиция обязана раскрывать подобные дела!
– Что я и пытаюсь делать…
– Я видел Сунью один или два раза, на приемах у Евы Кристенсен… Она отвечала за Алису…
Он назвал ее по имени, хотя тон оставался спокойным. Гневное тремоло затихало.
– С другой стороны, вам не хуже меня известно, что именно молодые иностранки, оторванные от привычной среды, чаще всего становятся объектами индустрии такого рода.
– Да, – согласилась Анита, – именно поэтому дельцы от порнобизнеса так мне омерзительны!
В глазах Форстера промелькнуло странное выражение. Он уже готов был что-то сказать, но тут вмешался Дитер Борвальт:
– Давайте все проясним. Что именно вы хотите узнать? Должен ли я напоминать, что ваш ордер распространяется только на Еву Кристенсен и Вильхейма Брюннера и что мы с доктором Форстером согласились на этот допрос с единственной целью – помочь правосудию нашей страны?
Анита не стала говорить, что она обо всем этом думает.
– Я собираю информацию. Пытаюсь понять. Делаю свою работу, если хотите.
– Полагаю, больше мы ничем не сможем вам помочь.
Первое по-настоящему честное высказывание за целый день.
Они покинули дом, и Петер повез ее в аэропорт Цюриха. За всю дорогу она не произнесла ни слова, переживая поражение.
Позже, в самолете, прижавшись виском к иллюминатору, стараясь погрузиться в созерцание облаков, она слышала, как Петер ворочается в кресле.
– Скажи, ты веришь во все эти психоштучки?
– Не знаю, – пробормотала в ответ Анита, – но в суде это могло бы возыметь действие.
Океан бело-золотых облаков не смог успокоить ее тревогу. Адреналин в крови зашкаливал, когда Анита ступила на летное поле под весенний ливень. Вечернее солнце играло на дождевых струях, перебирая текучие струны небесной арфы.
Увы, настроение Аниты мало соответствовало красоте города, застигнутого врасплох дождем и светом.
10
Автобан-Сити
Дюссельдорф был теперь родиной Витали. И родным городом музыкальной группы «Крафтверк», создавшей в 70-е новое направление – технопоп. Тороп вставил в магнитофон кассету с записью их «Компьютерного Мира».
Эта музыка, написанная здесь, в Руре, была словно специально создана для дороги. Панель управления. Спидометр, подсвеченный зеленым светом. Стеклянные башни, наполовину скрытые оранжевым дымом заводских труб, теплообменники, чередой уходящие в сторону Кельна и Бонна.
Ночь, черный совершенный свод над головой. Равномерное мелькание фонарей.
Киберпанковская урбанизация, конец двадцатого столетия… Сверкающее металлом родео машин, они напоминают диких животных, бегущих по асфальту дороги, черно-желтая территория с загадочным смыслом.
Белые буквы надписей, высвечиваемые фарами.
Алиса не спала на заднем сиденье. Отодвинувшись в противоположный угол, она прислонилась лбом к стеклу и следила за дорогой. Хьюго повернул зеркало, чтобы разглядеть ее. Лицо было спокойным. Темные волосы спадали на плечи. Взгляд, устремленный в ночь, изменился, как и все прочее.
Линзы орехового цвета и черные волосы делали ее похожей на иностранку. Какое-то искусственное создание, девочка-клон, путешествующая по Европе на заднем сиденье чужой машины… Она могла бы прилететь на космической тарелке, высадиться в долине Рейна и путешествовать автостопом – Хьюго подсадил бы ее, высветив случайно фарами.
Алиса перестала быть Алисой, они добились своего.
Маскировка оказалась потрясающей. Привезенная Витали одежда привнесла последний – идеальный – штрих в создание нового образа.
Хьюго вернул зеркальце в нужное положение и расслабился.
Он «загримировался», сменив черные штаны и куртку на потертую кожанку и светло-голубые джинсы. Витали постриг его и покрасил волосы, предварительно вытравив их, в темно-медовый, почти каштановый, цвет. К сожалению, голубые линзы кончились, так что Хьюго придется носить темные очки. Зато они сменили машину и ехали теперь на черном «БМВ». Один из членов организации владел автосалоном в Дюссельдорфе.
Хьюго удобнее устроился в кресле и нажал на газ.
Витали – это не человек, а просто чудо какое-то! Не случайно он стал правой рукой Ари, а потом возглавил самый секретный отдел их организации. Под непримечательной внешностью скрывался человек редкостного таланта, способный утереть нос любому аналитику ФБР и ЦРУ. Практический, конкретный, стремительный ум позволял ему заранее находить решение многих проблем, а умение приспосабливаться и прагматичное воображение довершали дело.
В его архивах наверняка хранится досье с описанием проблемы, похожей на ту, что поставила перед ним маленькая голландка. Нет никаких сомнений в том, что Витали уже наполовину разрешил ее, – задолго до того, как она возникла. Как говорит Ари, если предвидишь проблему, имеешь шанс избежать ее.
Витали превратил это вполне банальное правило безопасности в законченное произведение искусства, пусть и с налетом выпендрежа. Превращение девочки-подростка нордического тина в типичную представительницу предместий Барселоны или Флоренции может быть на сто процентов расценено как один из его шедевров.
НАНСИ-МЕТЦ
Указатель разделял автостраду на два ответвления, одно из которых вело прямо на юг. Арденны и Лотарингию – заброшенные металлургические центры, ржавеющие среди полей, – он проедет ночью под монотонное урчание двигателя, напоминающее рев ночного бомбардировщика. Постиндустриальный пейзаж – и это еще самое мягкое определение целины в центре Европы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Мгновение он смотрел на лежавшую у него на коленях папку, потом сунул ее под мышку и поднялся, заскрипев артритными суставами.
Подошел к окну, взглянул на горы на горизонте, словно собираясь с духом для предстоящего разговора.
Анита уловила некую двойственность в этом согбенном пожилом человеке, который медленно поворачивался к ним, поправляя очки и раскрывая папку.
– Видите ли, госпожа Ван Дайк, в основном я лечу госпожу Кристенсен на сеансах софрологии и медитации, но иногда мне приходилось заниматься Алисой, ее дочерью.
Анита не перебивала его. Пусть говорит все, что хочет. Она удобнее устроилась в элегантном французском кресле и взглядом призвала Петера сделать то же. Посмотрим, что дорогой «доктор» Форстер нам поведает.
– Около трех лет назад Алисе стали сниться кошмары.
Он снова покхекал, глядя в свои заметки.
– Возвращающиеся сны. Очень тревожные. Они повторялись все чаще и достигли кульминации в конце девяносто первого, начале девяносто второго… Я весьма успешно лечил девочку в течение девяносто второго года, и зимой кошмары прекратились. Тем не менее…
Анита с нетерпением ждала продолжения.
– Тем не менее рискну утверждать, что пресловутая «комната с видеокассетами», которая так вас занимает, – часть галлюцинаций.
Кхе-кхе…
– Что вы хотите этим сказать? – холодно спросила Анита.
Казалось, Форстер подыскивает правильную формулировку.
– Ну-у… Я полагаю, что «комната с видеозаписями» – вымысел больного сознания ребенка, который она транспонировала на реальность.
– Вы это серьезно? А кассета, которую мы видели, – тоже кошмарный сон?
Доктор примиряющим жестом поднял руку.
– Прошу вас, успокойтесь. Нет. Конечно нет. Этого я не утверждаю. Я говорю исключительно о «комнате с видеозаписями». Кассета случайно оказалась в доме Кристенсенов, которые действительно хранили у себя порнографические фильмы для дальнейшего использования в экспериментальном кино, и…
Анита открыла было рот, чтобы ответить, но передумала, и Петер вступил в игру.
– Экспериментальное кино? Так вы называете съемки, где девушке разворачивают анус электрическим ножом?
Форстер бросил на Петера мимолетный взгляд. В этом взгляде странным образом смешивались глухая тревога, сочувствие, отвращение и фатализм. Он снова откашлялся и продолжил так, словно ничего не случилось:
– Боюсь, я недостаточно ясно выразился. Есть еще один важный момент, о котором я не решился вам сообщить… Профессиональная тайна…
Анита предоставила ему самому разбираться с собственной совестью.
– Единственное, что я могу сказать, – речь идет о проецировании кошмаров на реальность. Отправной точкой, разумеется, были некоторые элементы действительности, встраивающиеся в предуготовленный сценарий. Комната с видеозаписями – элемент, созданный воображением, кассета – факт действительности.
Анита не верила своим ушам.
– Видите ли, все подобные сны – крайне неудачное разрешение эдипова комплекса, который в Алисином случае приобрел гипертрофированные размеры.
«Посмотрим, до какой степени он раздует эти размеры», – подумала пораженная Анита.
Доктор пролистнул несколько страниц в поисках нужного места и прочел:
– Все сны имеют одинаковую структуру и закручены вокруг разрушительного образа Матери, все укладывается в схему ужасающей борьбы и погони, то есть инцестрального каннибализма. Отец всегда возникает как далекий загадочный персонаж, носитель света, одетый в костюм тореро или моряка. Алиса отчаянно стремится к нему, а мать гонится за ней с ножом или с пистолетом…
В уголках губ Форстера появилась хитроватая складка, глаза светились детской радостью.
Анита была парализована дьявольской точностью его анализа. Она понимала, к чему он ведет.
Старик захлопнул папку.
– Итак, позвольте спросить: а не совершает ли наша юная беглянка то, что до нее проделывали миллионы других, похожих на нее детей, – превращает сон в реальность? Большая Игра. Убежать от соперницы-матери к отцу, сделать сон реальностью, представить мать богомолом из-за той злополучной кассеты, которая свела на нет месяцы кропотливой работы.
В его голосе Анита услышала искренние нотки. А что, если этот «доктор» психо-каких-то там наук говорит правду?
– Вы повторили бы это на суде под присягой, доктор Форстер?
Она специально сделала упор на слове «доктор».
В ответ Форстер слегка пожал плечами, словно избавлялся от непосильной ноши.
– Я бы сказал, что эта теория имеет право на существование, многое объясняет и что подобные случаи встречаются чаще, чем нам бы того хотелось, у детей Алисиного возраста, особенно когда родители разводятся. Невротический бред. Побеги из дома… А теперь, возможно, наркотики и проституция…
– Значит, именно так вы бы выступили? Вот диагноз – невротические фантазии, связанные с неизлеченным эдиповым комплексом?
– Я заявил бы, что это весьма вероятно, учитывая два с половиной года работы и около тридцати проанализированных снов.
Тон его был безапелляционным. Дитер Борвальт курил сигару, едва заметно улыбаясь.
– Ладно, – проговорила Анита. – А теперь пусть один из вас объяснит мне, как мадемуазель Чатарджампа оказалась на этой кассете?
Форстера ничуть не смутило упоминание имени жертвы.
Адвокат кашлянул:
– Мы с доктором очень плохо знали эту девушку, поскольку бывали в доме Кристенсенов только по праздникам.
– Вас удивило ее исчезновение? Я хочу знать ваше мнение. Как вы объясните тот факт, что юная студентка из Шри-Ланки внезапно исчезает, а потом у ее бывших работодателей – и ваших нынешних, кстати, – появляется кассета, запечатлевшая ее смерть?
Плечи доктора, продолжавшего созерцать горные вершины, передернулись. Анита решила дожать его.
– Будьте откровенны, доктор, забудьте о психоанализе. Почему, как эта молодая студентка стала героиней этого, с позволения сказать, фильма, где некто отрезает ей груди электрическим ножом? Кто, по-вашему, способен на такое?
Доктор обернулся: он был в бешенстве, глаза метали молнии. Он мгновенно овладел собой, и только дрожь в голосе выдавала сдерживаемые чувства.
– Не знаю, инспектор, и мне кажется, что именно полиция обязана раскрывать подобные дела!
– Что я и пытаюсь делать…
– Я видел Сунью один или два раза, на приемах у Евы Кристенсен… Она отвечала за Алису…
Он назвал ее по имени, хотя тон оставался спокойным. Гневное тремоло затихало.
– С другой стороны, вам не хуже меня известно, что именно молодые иностранки, оторванные от привычной среды, чаще всего становятся объектами индустрии такого рода.
– Да, – согласилась Анита, – именно поэтому дельцы от порнобизнеса так мне омерзительны!
В глазах Форстера промелькнуло странное выражение. Он уже готов был что-то сказать, но тут вмешался Дитер Борвальт:
– Давайте все проясним. Что именно вы хотите узнать? Должен ли я напоминать, что ваш ордер распространяется только на Еву Кристенсен и Вильхейма Брюннера и что мы с доктором Форстером согласились на этот допрос с единственной целью – помочь правосудию нашей страны?
Анита не стала говорить, что она обо всем этом думает.
– Я собираю информацию. Пытаюсь понять. Делаю свою работу, если хотите.
– Полагаю, больше мы ничем не сможем вам помочь.
Первое по-настоящему честное высказывание за целый день.
Они покинули дом, и Петер повез ее в аэропорт Цюриха. За всю дорогу она не произнесла ни слова, переживая поражение.
Позже, в самолете, прижавшись виском к иллюминатору, стараясь погрузиться в созерцание облаков, она слышала, как Петер ворочается в кресле.
– Скажи, ты веришь во все эти психоштучки?
– Не знаю, – пробормотала в ответ Анита, – но в суде это могло бы возыметь действие.
Океан бело-золотых облаков не смог успокоить ее тревогу. Адреналин в крови зашкаливал, когда Анита ступила на летное поле под весенний ливень. Вечернее солнце играло на дождевых струях, перебирая текучие струны небесной арфы.
Увы, настроение Аниты мало соответствовало красоте города, застигнутого врасплох дождем и светом.
10
Автобан-Сити
Дюссельдорф был теперь родиной Витали. И родным городом музыкальной группы «Крафтверк», создавшей в 70-е новое направление – технопоп. Тороп вставил в магнитофон кассету с записью их «Компьютерного Мира».
Эта музыка, написанная здесь, в Руре, была словно специально создана для дороги. Панель управления. Спидометр, подсвеченный зеленым светом. Стеклянные башни, наполовину скрытые оранжевым дымом заводских труб, теплообменники, чередой уходящие в сторону Кельна и Бонна.
Ночь, черный совершенный свод над головой. Равномерное мелькание фонарей.
Киберпанковская урбанизация, конец двадцатого столетия… Сверкающее металлом родео машин, они напоминают диких животных, бегущих по асфальту дороги, черно-желтая территория с загадочным смыслом.
Белые буквы надписей, высвечиваемые фарами.
Алиса не спала на заднем сиденье. Отодвинувшись в противоположный угол, она прислонилась лбом к стеклу и следила за дорогой. Хьюго повернул зеркало, чтобы разглядеть ее. Лицо было спокойным. Темные волосы спадали на плечи. Взгляд, устремленный в ночь, изменился, как и все прочее.
Линзы орехового цвета и черные волосы делали ее похожей на иностранку. Какое-то искусственное создание, девочка-клон, путешествующая по Европе на заднем сиденье чужой машины… Она могла бы прилететь на космической тарелке, высадиться в долине Рейна и путешествовать автостопом – Хьюго подсадил бы ее, высветив случайно фарами.
Алиса перестала быть Алисой, они добились своего.
Маскировка оказалась потрясающей. Привезенная Витали одежда привнесла последний – идеальный – штрих в создание нового образа.
Хьюго вернул зеркальце в нужное положение и расслабился.
Он «загримировался», сменив черные штаны и куртку на потертую кожанку и светло-голубые джинсы. Витали постриг его и покрасил волосы, предварительно вытравив их, в темно-медовый, почти каштановый, цвет. К сожалению, голубые линзы кончились, так что Хьюго придется носить темные очки. Зато они сменили машину и ехали теперь на черном «БМВ». Один из членов организации владел автосалоном в Дюссельдорфе.
Хьюго удобнее устроился в кресле и нажал на газ.
Витали – это не человек, а просто чудо какое-то! Не случайно он стал правой рукой Ари, а потом возглавил самый секретный отдел их организации. Под непримечательной внешностью скрывался человек редкостного таланта, способный утереть нос любому аналитику ФБР и ЦРУ. Практический, конкретный, стремительный ум позволял ему заранее находить решение многих проблем, а умение приспосабливаться и прагматичное воображение довершали дело.
В его архивах наверняка хранится досье с описанием проблемы, похожей на ту, что поставила перед ним маленькая голландка. Нет никаких сомнений в том, что Витали уже наполовину разрешил ее, – задолго до того, как она возникла. Как говорит Ари, если предвидишь проблему, имеешь шанс избежать ее.
Витали превратил это вполне банальное правило безопасности в законченное произведение искусства, пусть и с налетом выпендрежа. Превращение девочки-подростка нордического тина в типичную представительницу предместий Барселоны или Флоренции может быть на сто процентов расценено как один из его шедевров.
НАНСИ-МЕТЦ
Указатель разделял автостраду на два ответвления, одно из которых вело прямо на юг. Арденны и Лотарингию – заброшенные металлургические центры, ржавеющие среди полей, – он проедет ночью под монотонное урчание двигателя, напоминающее рев ночного бомбардировщика. Постиндустриальный пейзаж – и это еще самое мягкое определение целины в центре Европы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61