— Мы проиграем.
Вспыхнули взаимные обвинения. В голосах все более слышались гнев, упреки и разочарование.
Комната, казалось, сотрясалась от эмоций, пока все вдруг не услышали странный звук. Он начался как глухой гул, а затем превратился в сдавленный смех.
Мрачные, злые, унылые, все обратили взоры на кандидата, сидевшего за большим столом. Крейтон Редмонд смеялся.
Все еще смеясь, он встал и оглядел их — штаб и семью. Они были верны ему, и многие из них несколько месяцев работали по двадцать четыре часа в сутки. И все-таки сейчас они смирились с поражением. Он знал, что их отчаяние не лишено оснований, и нужно было дать ему выход, высказать худшие и сильнейшие страхи. Ужас сковывает в темноте, но при свете дня уже не кажется таким непреодолимым.
Нарыв был вскрыт, и Крейтон должен убедить их отбросить пораженческие настроения. Перед ними стоят монументальные задачи, о которых они еще не знают. Ему нужно, чтобы они были умными, энергичными и верными. У него был план, который приведет его в Белый дом. Он навечно останется секретом, но благодаря команде он сработает.
Кандидат в президенты громко смеялся.
— Посмотрите на себя! Армагеддон еще не наступил! Мы не собираемся поднимать лапки вверх! — Он запрокинул голову и засмеялся еще громче.
Его братья Дэвид и Брайс ошарашенно наблюдали за представлением. Точно так смеялся их отец, запрокидывая голову с гривой седых волос, смеялся с таким же полным презрением к реальности.
Кулак Крейтона Редмонда обрушился на крышку стола.
— Вы не сдадитесь! Я знаю, что не сдадитесь. Посмотрите на себя, на эти вытянутые лица. Ведь вы не такие, вы — лучшие...
Брайс почти видел за этим столом старого Лайла Редмонда, слышал его страстные речи, видел суровое лицо. Все возможно, если много работать и дерзать. И все они — три брата — так и поступали.
Недоверчиво, но с восхищением Брайс смотрел, как Крейтон взывал к теням Оливера Уэнделла Холмса и Авраама Линкольна, чтобы вдохновить всех на продолжение борьбы. Нахмурясь, он расхаживал вдоль стола, с силой сжимая руки за спиной. Все в комнате с ошеломлением слушали, а он напоминал о том, как его кандидатура, выдвинутая в идеально выбранное время, прошла первичные выборы и партийные собрания, вкатившись на съезд, как разогнавшаяся колесница, которую уже невозможно остановить.
Хотя и раньше некоторые члены Верховного суда подумывали над этой перспективой, но в двадцатом веке лишь один ушел в отставку, чтобы выдвигаться в президенты, — судья Чарлз Эванс Хьюз. Он совсем чуть-чуть проиграл Вудро Вильсону в 1916 году. Крейтон Редмонд со своей командой не собирался проигрывать. Не для того он покинул пожизненное место в высшем суде страны, чтобы оказаться неудачником. Избиратели изголодались по незапятнанному скандалами главе исполнительной власти, который повел бы государство в новое тысячелетие, и он был именно таким человеком.
Его голос звенел, когда он заканчивал свое выступление:
— Помните, что сказал Анвар Садат: «Нельзя быть реалистом, не веря в чудеса». Но чудеса также связаны с упорством и точным выбором времени. Мы прошли вместе долгий путь, и у нас еще есть три дня, чтобы повернуть ситуацию вспять. Никто не знает, что может произойти в эти три дня, но я верю — что-то произойдет. Если сейчас мы выйдем из гонки, у нас уже не будет возможности воспользоваться удачным моментом. Мы должны продолжать борьбу. Не останавливаться ни на минуту. Подумайте о том, что принесет победа на этих выборах стране и вашему будущему. — Он остановился, чтобы широко развести руки, как бы охватывая всех. — Будущему всех нас. Мы можем использовать наши идеи и, между прочим, извлечь из этого выгоду. Пропорциональный налог. Открытые рынки. Сокращение числа министров в правительстве. Строго конституционное толкование закона...
Волна оптимизма накрыла комнату. Люди ответили аплодисментами и приветственными выкриками. Сидевшие вскочили на ноги. Они помнили, что значили эти выборы. Значили для них... для всех них, для будущего. Плечи выпрямились. Сердца стали биться чаще. Крейтон Редмонд был их президентом. Человеком, который стоит выше других. Он хотел повести их в Белый дом, и они были с ним на каждом этапе борьбы за это.
9
Атмосфера в библиотеке была насыщена аурой победы, и Крейтон намеревался поддерживать ее в таком состоянии. Он дал возможность информационной команде изложить план последнего стремительного рекламного наступления — мощного и, с чем все согласились, потрясающе эффективного.
Секретарь Крейтона объявил программу его завтрашнего предвыборного турне по Калифорнии. Нужно максимально привлечь прессу и одновременно польстить избирателям этого важного штата. Крейтон должен был лететь на запад следующим вечером. Запланированное на целый день воскресное мероприятие будет демонстрировать приверженность семейным ценностям, при этом двое его младших детей и несколько кузенов должны будут собираться у заднего вагона на каждой остановке. Кандидат в вице-президенты Артур Фридман, находившийся в поездке по югу, должен присоединиться к Крейтону в Лос-Анджелесе к концу турне.
Наконец, ближе к окончанию утреннего собрания, Крейтон предложил руководителю своего штаба изложить переходный план, который должен был привести их к власти. Слушая его, собравшиеся улыбались. Они говорили о Белом доме с решительностью в голосе. Их страхи и сомнения улетучились — их лидер заслуживает победы. Он был лучшим. И поскольку он выбрал их, они были лучшими. Им оставалось только убедиться, что это подтвердят выборы.
Со своего места у стены Брайс Редмонд продолжал наблюдать за происходящим. Его обычная болезненная депрессия была несколько рассеяна возбуждением, царившим на встрече участников кампании, на лице появилась озадаченная улыбка. У него были редеющие рыжие волосы, умные голубые глаза и рот, который при необходимости мог выражать непреклонную решимость.
Брайс не был похож ни на одного из своих братьев с их быстро седеющими, по-ирландски черными волосами, карими глазами, ястребиными лицами и широкими плечами. Он был на пятнадцать сантиметров выше, одет в джинсы «Ливайс», голубую рабочую рубашку и серый пиджак «в елочку». На братьях — Крейтоне и Дэвиде — были дорогие костюмы и шелковые галстуки, подходящие для полуденной пресс-конференции.
Когда собрание разошлось, он остался. В глубине души Брайс был растерян. Убийство их единственной сестры Маргерит поразило его. Он был самым младшим из родственников, на два года моложе Маргерит — ему исполнилось сорок пять. Когда-то они были очень близки. Смерть сестры потрясла его не только потому, что он любил ее, — впервые смерть перестала быть чистой теорией.
Они с Маргерит были бунтарями, тогда как Крейтон и Дэвид избрали стези, которые приготовил им отец: Крейтон пошел в юриспруденцию, а Дэвид — в банковское дело. Старый Лайл решил, что каждой семье нужны юрист и банкир. С другой стороны, врачи были просто наемными работниками. Ни один врач не смог заработать приличного состояния, законно занимаясь медициной. Еще хуже дело обстояло с учителями, учеными, преподавателями и артистами всех мастей. Лайл был в этом твердо уверен.
И все-таки Брайс пошел своим путем. Двадцать пять лет назад он разглядел будущее в компьютерах. Отец и братья говорили, что он сошел с ума. Его заело, и он, опустошив свой небольшой доверительный фонд, собрал звездную команду молодых компьютерных гениев и основал программистскую фирму. Два года он вел дела с прибылью, а через пять лет образовал отделение, занимающееся компьютерным оборудованием.
Теперь его компания «Редмонд системз» конкурировала с «Майкрософт» и «Ай-би-эм», и он получал столько денег, что не знал, куда их деть. К несчастью, у него при этом пропала любовь к жизни. Фирме «Редмонд системз» теперь нужны были менеджеры, а не предприниматель. Это угнетало его. Он жаждал новой задачи, за решение которой стоило бы браться, встав утром с постели.
— Бедная Маргерит, — сдержанно покачав головой, сказал Крейтон Редмонд, выходя с сыном Винсом и Дэвидом из библиотеки. — Ужасная смерть. Такая трагедия. Нам всем ее будет недоставать. Ты идешь, Брайс?
Брайс оторвался от стены.
— "Нам ее будет недоставать"? «Такая трагедия»? И это все? Крейтон, ты чертовски бесчувственный человек. Наша единственная сестра? Умерла? Бог ты мой — убита.
— Не богохульствуй, Брайс, — шутливо пожурил его Дэвид. — Никто не знает, когда нас слушает кардинал.
Крейтон ответил, и голос его звучал искренне:
— Прости, Брайс. Я потерял контакт с Маргерит, когда она с головой погрузилась в карьеру бедной Джулии, но это не оправдание. Я не так выразился. Это все из-за напряжения последних дней. Потеря Маргерит велика, и мне действительно ее будет ужасно не хватать. И всем нам тоже. Но тебе более всего. Может, тебе не стоит идти с нами в бар?
— Мне нужно выпить.
Дэвид ослабил узел галстука:
— Поддерживаю.
Помирившись так же быстро, как поссорились, братья двинулись к дверям.
Крейтон разглядывал Брайса.
— Ты сбросил вес, братишка?
— Немного. Думаю, в самый раз.
Потерял он много — почти четырнадцать килограммов. Вес исчезал вместе с аппетитом. Брайс слышал, что это следствие депрессии.
Крейтон улыбнулся:
— Тебе скучно. И больше ничего. Поговорим об этом в баре. Сын, пойдешь с нами?
Винс почтительно слушал, но, как обычно, говорил мало.
— Я лучше свяжусь с офисом. Отец, я обойдусь без бара и встречусь с тобой, как договорились, в убежище.
— Я там буду, — кивнул Крейтон.
Винс взял сигару и вернулся обратно в библиотеку, где на столе стоял телефон и горел свет. Братья двинулись в соседний зал — двое меньших ростом в своих костюмах с Сэвил-роуд и Брайс в джинсах и пиджаке «в елочку». Каждый из них источал один и тот же запах власти и своего высокого предназначения.
— Сколько еще осталось до прилета Джулии? — спросил Дэвид.
Крейтон посмотрел на свой «Ролекс».
— Ее «Конкорд» прибывает в аэропорт Кеннеди в девять двадцать. Я послал двоих агентов забрать ее. Они должны встретить ее на посадочной полосе и привезти прямо сюда. Журналисты не смогут взять у нее интервью, так как она будет надежно укрыта за тонированными стеклами одного из семейных лимузинов.
— Неудивительно, что ты любишь секретную службу, — хихикнул Дэвид. — Это так удобно.
Они проходили по коридору мимо комнат, стены которых украшали живописные полотна стоимостью в миллионы долларов. Музейные статуи и вазы стояли на столах и в сводчатых нишах. И везде были цветы — большие и маленькие букеты от множества друзей и сочувствующих.
В фойе и в длинных коридорах играли и шумели дети, а в гостиной собрались взрослые — семья, близкие друзья, а также члены местного прихода: преподобный Джером О'Коннел, отец Фехтман, сестра Мэри-Маргарет и сестра Мэри-Элис. На высоком диване в окружении родственниц сидела Алексис, жена Крейтона. Ее опрятные седые волосы были уложены в виде шлема, в руках она держала чашку кофе, в который почти наверняка была добавлена, как обычно, капля бурбона.
Алексис рассказывала о своих недавних благотворительных мероприятиях в различных фондах, школах и больницах. Она показала на свои туфли от Феррагамо:
— Эти туфельки, дорогие дамы, прошли больше миль, чем любой ваш автомобиль!
Братья миновали зал, направляясь в западное крыло, где располагался главный бар со слугой-барменом в белом пиджаке, который стоял за высокой стойкой из красного дерева, до блеска натирая и без того сияющие стаканы. Стены, потолок и пол бара были отделаны камнем, возраст которого, казалось, измерялся столетиями. Камень был искусственный, его изготовили в начале 1900-х годов. К известково-цементной смеси добавили двууглекислый натрий, чтобы получить царапины и выемки, характерные для камня почтенного возраста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83