Но я уже бросил ее.
19
Джон Матера, мой брокер с фондовой биржи, так удивился, что насилу смог выдавить из себя:
— Черт побери, ты слышал?
Мы разговаривали по телефонной линии биржи, где записываются все переговоры, поэтому я ответил тоном, будто знать ничего не знаю:
— Чего слышал?
— Ну этот... «Бикон»... что произошло с ним... его приобрела Саксонская корпорация...
— Какой ужас, — вскричал я, притворяясь взволнованным. — А как это скажется на акциях?
— Скажется? Уже сказалось. Они подскочили на целых тридцать вонючих пунктов. У тебя, Бен... да ты же увеличил втрое свои денежки, а день ведь еще не кончился. Ты уже загреб побольше шестидесяти тысяч, что очень даже недурственно за пару часиков работы.
— Продавай акции, Джон.
— Да на кой черт?..
— Продавай, Джон. И немедля.
По некоторым причинам я отнюдь не радовался привалившему богатству, наоборот, ощутил, как меня охватила волна необъяснимого тупого страха. Все случившееся со мной за прошедшие несколько часов я мог как-то оправдать игрой своего воображения, как некое ужасное заблуждение. Но в данном случае я исхитрился прочитать мысли человека, следовательно, узнал его внутреннюю информацию, и вот — конкретный результат моего подленького действия.
Причем моим новым свойством мог воспользоваться и кто-то другой, внимательно за мной наблюдавший. Я понимал, что серьезно рискую, так как Комиссия по контролю за ценными бумагами не дремлет и вполне сможет усмотреть что-то нечестное в моем быстром обогащении. Но я сильно нуждался в деньгах и поэтому позволил себе воспользоваться своим даром.
Я быстренько дал указания Джону, как поступить с деньгами, на какой счет их перевести, а потом позвонил Эдмунду Муру в Вашингтон.
* * *
В трубке долго раздавались длинные гудки — автоответчика Мур не признавал и всегда считал подобные хитроумные штучки бестактными. Я уж было собирался положить трубку, но тут в ней прорезался чей-то мужской голос.
— Да?
Голос явно не Эда, говорит какой-то молодой мужчина, да еще начальственным тоном.
— Позовите, пожалуйста, Эда Мура, — попросил я.
— А кто говорит?
— Его приятель.
— А как зовут этого приятеля?
— Не ваше дело. Позовите тогда Елену.
Из глубины комнаты доносились рыдания женщины, то усиливающиеся, то затихающие.
— Кто там меня спрашивает? — послышался откуда-то издалека ее ломающийся голос.
— Извините меня, сэр, но она не может подойти к телефону, — объяснил мужчина.
Женщина зарыдала еще сильнее, а потом я разобрал и слова:
— О Господи Боже мой! Деточка моя, детка...
Тут раздались судорожные мучительные всхлипывания.
— Что за чертовщина там происходит? — не сдержавшись, закричал я в трубку.
Человек на том конце провода прикрыл трубку рукой, посоветовался с кем-то, а потом ответил:
— Мистер Мур скончался. Его нашла мертвым супруга всего несколько минут назад. Самоубийство. Извините меня. Это все, что я могу сказать.
* * *
Меня как обухом по голове хватило, я не мог вымолвить ни слова.
Эд Мур... самоубийство? Мой дорогой друг и учитель, такой тщедушный, взбалмошный и вместе с тем столь сердечный старикан. Я был шокирован, потрясен столь основательно, что даже слез у меня не было.
Быть того не может.
Самоубийство? Он упоминал что-то смутно о нависшей над ним угрозе и об опасениях за свою жизнь. Да, конечно же, нет тут никакого самоубийства. Но все же, когда мы с ним говорили, он показался мне каким-то расстроенным, немного сбитым с толку.
Эдмунд Мур мертв.
Нет, это наверняка не самоубийство.
Я позвонил в Массачусетскую больницу и попросил подозвать Молли, ибо верил в ее здравомыслие, полагался на ее советы, в чем, собственно, и нуждался сейчас, как никогда прежде.
* * *
Было от чего перепугаться не на шутку. Молодым разведчикам, только что поступившим на секретную службу, присуще свойство подавлять в себе чувство страха и сводить его на нет, ибо они считают, что тем самым проявляют силу воли и способность управлять собой. Но опытные ветераны хорошо знают, что страх может оказаться их самым надежным и ценным союзником. Поэтому следует всегда прислушиваться к своему врожденному чутью и полагаться на него.
И вот теперь моя интуиция подсказывала, что мой нежданно-негаданно приобретенный дар поставил меня и Молли перед очень серьезной угрозой.
Молли долго искали по всей больнице, наконец, дежурный телефонист прокуренным голосом сказал:
— Извините, сэр, ее телефон не отвечает. Может, мне соединить вас с кем-нибудь из отделения интенсивной терапии?
— Да, пожалуйста.
К телефону подошла какая-то женщина и ответила с испанским акцептом:
— Извините, мистер Эллисон, но она уже ушла.
— Куда же?
— Домой. Минут десять назад.
— Как это?
— Она ушла как-то сразу. Сказала, что ей нужно срочно уйти, что-то связанное с вами. Я была уверена, что вы в курсе дела.
Положив трубку, я кинулся к лифту. Сердце у меня неистово забилось.
* * *
Дождь лил как из ведра, потоки воды хлестали под напором шквального ветра. Над головой низко нависли свинцовые тучи, перемежаясь с желтоватыми просветами. Мимо пробегали люди в непромокаемых макинтошах и дождевиках, порывы ветра выворачивали у них черные зонтики.
Пока я бежал от такси до парадной двери, успел промокнуть до нитки. Уже смеркалось, но в доме нигде не горел свет. Странно как-то.
Я буквально влетел в переднюю. Почему она пришла домой? Ведь она должна дежурить в больнице всю ночь напролет.
Первое, что мне бросилось в глаза, — выключенная охранная сигнализация. Означает ли это, что она уже дома? Молли ушла утром после меня, а она всегда такая аккуратная, даже, может быть, чересчур, и никогда не забывала включать сигнализацию, хотя в доме не было ничего ценного, на что можно позариться и стащить.
Отпирая дверь из передней в комнаты, я заметил и вторую необычную вещь: кейс Молли, стоящий тут же, — она никогда не расставалась с ним, куда бы ни шла.
Значит, она должна быть дома.
Я включил свет и тихонько поднялся по лестнице к спальне. Свет там тоже не горел, Молли не было. Тогда я быстро поднялся по лестнице к другой комнате, которую она приспособила под свой кабинет, несмотря на царящий в нем из-за ремонта беспорядок.
Никого нет.
Тогда я позвал:
— Молли?
Никакого ответа.
В крови у меня резко подскочило количество адреналина, в голове завертелись всякие мысли.
Если ее здесь нет, тогда, может, она задержалась в пути? А если так, то кто и зачем вызвал ее домой? И почему она даже не позвонила мне?
— Молли? — снова позвал я немного погромче.
Кругом тишина.
Тогда я быстро помчался вниз, по пути включая повсюду свет. Нет ее нигде — ни в гостиной, ни на кухне.
— Молли? — еще раз позвал я, на этот раз в полный голос.
Во всем доме царила гробовая тишина.
И тут зазвенел телефонный звонок, от чего я даже вздрогнул.
Быстро подскочив к телефону и сняв трубку, я крикнул:
— Молли?
Но это оказалась не она. Чей-то незнакомый мужской голос произнес:
— Мистер Эллисон?
Голос с акцентом, но каким?
— Да, я.
— Нам нужно поговорить. Дело срочное.
— Что вы с ней сделали, мать вашу так, — взорвался я. — Что вы...
— Пожалуйста, не кипятитесь, мистер Эллисон. Разговор не телефонный и не у вас дома.
Я глубоко и медленно задышал, стараясь успокоить бешено стучавшее сердце.
— Кто это говорит?
— Встретимся на улице и прямо сейчас. Дело касается безопасности вас обоих. Ну и всех нас.
— Где же, черт бы вас побрал... — начал я было говорить.
— Вам все объяснят, — снова стал успокаивать меня незнакомец. — Мы поговорим...
— Нет! — решительно возразил я. — Я хочу знать немедленно!
— Послушайте, — зашептал в трубку вкрадчивый голос. — В самом конце вашего квартала стоит такси. В нем сидит ваша жена и ждет вас. Вы выйдете из дома, повернете налево и пойдете по...
Но я даже не стал слушать до конца. Швырнув на пол телефонную трубку, я резко повернулся и вихрем помчался к парадной двери дома.
20
На улице было темно, пустынно и скользко от воды. Моросил мелкий-мелкий дождь.
И вот в конце квартала, ярдах в ста, показалось стоящее желтое такси. «А почему в конце квартала? Почему именно там?» — задавался я вопросом.
Я припустился бежать и, приблизившись, разглядел на заднем сиденье машины силуэт женской головы. Она не двигалась.
«Молли это или не она? На таком расстоянии сказать с уверенностью нельзя, но ведь она же должна быть там? Зачем она там? — думал я на бегу. — Что случилось?»
Что-то заставило меня инстинктивно замедлить бег, и я молниеносно оглянулся по сторонам.
Что там такое?
Что-то не так. Появилось слишком много прохожих в это позднее время, да еще под дождем. Идут они как-то необычно, слишком медленно. Люди под дождем стараются ускорить шаг...
А может, меня просто обуяла чрезмерная подозрительность?
Да конечно же, прохожие как прохожие, идут своим путем.
И тут на какое-то мгновение, на сотую долю секунды, я перехватил взгляд одного из прохожих — высокого сухопарого мужчины в черном или темно-синем дождевике и в темной вязаной шапочке с козырьком. Он явно следил за мной. Наши глаза встретились на долю секунды.
Лицо у него было неестественно бледным, будто совершенно обесцвеченным. Губы тонкие и бескровные, как и лицо. Под глазами глубокие желтоватые круги. Выбивающиеся из-под шапочки волосы тоже очень светлые и зачесаны назад.
Он моментально отвел взгляд, притворившись, будто посмотрел на меня нечаянно.
Почти альбинос, сказала тогда Молли. Тот самый человек, который «приставал» к ней в больнице, выпытывая, а не говорил ли ей Харрисон Синклер что-нибудь про счета и деньги.
Теперь все предстало в ином свете. Телефонный звонок, силуэт Молли в такси — все это определенно предвещало угрозу, а за время своей службы в ЦРУ я научился чуять опасность, мгновенно оценивать обстановку... и опять я перехватил чей-то взгляд, тусклый блеск чего-то такого — металлического? — в свете уличного фонаря через дорогу.
Затем послышался слабый шуршащий звук, будто от трения материи об материю или об кожу. На фоне обычного уличного шума я явственно различил знакомый звук — так шуршит кобура, когда из нее вытаскивают оружие, может ли быть такое?
Тут же раздался гортанный мужской возглас: «Ложись!» — я мгновенно распластался на тротуаре.
Внезапно уличную тишину расколола пугающая какофония звуков — какое-то адское смешение выстрелов и выкриков... негромкие выстрелы из автоматов, снабженных глушителями, противный визг пуль, отскакивающих рикошетом от капотов впереди стоящих автомашин. Где-то раздался скрежущий звук тормозов и одновременно звон разбивающегося вдребезги лобового стекла. Кое-где начали биться и оконные стекла — наверное, от шальных пуль.
Я привстал на четвереньки, пытаясь определить, откуда стреляют, и так, на четвереньках, быстро пополз в сторону, а мысли в голове скакали галопом. Где стреляют? Догадаться точно нельзя...
С другой стороны улицы? Слева? Да, вроде слева, со стороны... точно, из такси!
Ко мне бежала темная фигура, раздался еще один предостерегающий крик, разобрать, что кричат, нельзя, но я на всякий случай опять распластался на тротуаре, и тут же мгновенно прошлась еще одна автоматная очередь. На этот раз пули просвистели в опасной близости. Что-то больно ужалило меня в щеку и лоб, чиркнуло по челюсти и вонзилось в ляжку. И только я прополз мимо какой-то автомашины, как у нее вдребезги разлетелось переднее стекло.
Я угодил в западню: преследующий меня человек неотступно приближался, а оружия у меня не было. Не помня себя, я нырнул под стоявшую рядом машину, а следом раздалась еще одна очередь из бесшумного автомата, чей-то дикий предсмертный вопль, визг тормозов, и... все смолкло.
Могильная тишина.
Из-под колес автомашины я сразу же разглядел прямо на другой стороне улицы в свете зажженных фар распластанное неподвижное тело человека — лицо его было повернуто в сторону, затылок разможжен в кровавое месиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83