Пока он в растерянности оглядывался по сторонам, отыскивая место, куда бы поставить поднос, я стремительно ринулся на него.
Охранник был явно профессионалом, неплохо натренирован, но я тоже не слабак, кое-что знал и умел, поэтому тех двух-трех секунд, пока он соображал, что к чему, мне вполне хватило, чтобы застать его врасплох. Я припечатал его к полу, поднос и бутылка с грохотом шлепнулись на ковер. Он моментально очухался и, вскочив на ноги, двинул меня что есть силы левой в челюсть. Удар был довольно болезненным.
Голос по радио громким скрипучим голосом бормотал что-то: «...Она пошла вниз... теперь я смог... пойти», да тут еще шум воды, льющейся из душа, заглушали все звуки, разобрать, конечно же, ничего нельзя было и...
Деревянный поднос оказался самым боевым оружием: схватив его с пола правой рукой, я резко и сильно рубанул им по горлу охранника, попав ребром подноса прямо в самое уязвимое место — по адамову яблоку. Охранник тяжело застонал, пытаясь сделать мне подсечку ногами, и я вдруг услышал его мысль: «...не могу... стрелять... не должен стрелять... твою мать...»
Тут я понял, что взял над ним верх, узнав, что он не может сделать. В этом-то и заключалось его уязвимое место — он не мог применить оружие. Пока он сжимал свои пудовые кулаки, я успел захватить его мертвой хваткой и завалить вперед на живот. Схватка происходила рядом с массивным креслом с подлокотниками. Когда он падал, то крепко, со стуком ударился головой о дубовый подлокотник. Что-то прохрипев и с шумом выдохнув, он вдруг как-то сразу обмяк, рот у него непроизвольно перекосился, и он неподвижно растянулся на полу.
Охранник был без сознания. Он ударился, но не так, чтоб уж очень сильно. Минут через десять, ну от силы двадцать, он придет в себя.
И все это время, пока мы боролись, радио что-то громко бормотало и бормотало.
Я точно знал, что через несколько секунд сюда войдет второй охранник, заподозрив неладное.
У лежащего без сознания охранника в кобуре под мышкой оказался великолепный девятимиллиметровый полуавтоматический револьвер «рюгер-П90», из которого мне хоть и редко, но все же приходилось постреливать ради тренировки. Моментально нагнувшись, выхватив револьвер, я перезарядил его, спустил предохранитель и... выпрямившись, увидел, что надо мной угрожающе навис другой охранник, совсем не Чет, а из следующей смены, и направил на меня свой пистолет.
— А ну-ка брось, — резко скомандовал он. Мы глядели друг на друга в каком-то оцепенении. — Полегче, — продолжал он. — Никто не собирается бить тебя, если бросишь эту штуку. Положи потихоньку на пол и топай, а потом...
Выбора у меня не оставалось. Я посмотрел на него пустыми глазами и выстрелил навскидку. Я целился так, чтобы только ранить его, да и то несерьезно. Раздался внезапный звонкий выстрел, вспышка, резкий запах пороха. Я сразу же увидел, что попал ему в ляжку, и он растянулся на полу. Он, разумеется, не был профессиональным убийцей — я это понял, потому как прочел немало книг о них и получил, таким образом, бесценную информацию.
И вот я встал над ним с «рюгером», нацеленным ему в голову.
В глазах его я ясно прочел боль от пулевой раны и безмерный страх. Тут я услышал и мучительные слова «...Боже, нет, Боже, нет, он не сделает этого, Боже...»
Я тут же спокойно предостерег его:
— Если только двинешься, сразу пристрелю. Так что извини.
Глаза его еще больше расширились, нижняя губа тряслась от, страха. Я взял у него пистолет и положил к себе в карман. Затем приказал:
— Сиди тихо и считай до ста. Если только двинешься раньше, поднимешь шум, вернусь и убью.
А потом, выйдя из комнаты, я захлопнул за собой дверь и, услышав, как автоматически щелкнул замок, бросился бежать по темному коридору.
27
Пригнувшись, я прокрался вдоль обшитых дубовыми панелями стен холла и быстро оценил обстановку. В конце холла тускло темнело что-то — похоже, там виднелась полуоткрытая дверь. Может, там стоял кто-то, да еще не один. За дверью, предположил я, находилась комната для отдыха сменившихся охранников, где они, вероятно, потягивали кофеек.
Я еще подумал: а нет ли там, в комнате, чего-нибудь подходящего для меня?
Нет, вряд ли там есть что-то нужное, лучше не рисковать и не заглядывать туда.
Я продолжал красться вдоль холла, держась подальше от света. И вдруг раздался громкий металлический щелчок — включилось радиопереговорное устройство, которое оставил второй охранник, прежде чем войти в спальню. Это сигнал, требующий ответа. Я же, не зная пароля, не мог ответить за охранника. Лучше даже и не пытаться.
Все это означало, что в моем распоряжении не более минуты, а потом появится кто-то еще, чтобы выяснить, почему никто не откликается на его вызов.
В холле темно, повсюду закрытые двери. Я не знал внутреннего расположения помещений, запомнив лишь общие контуры этого роскошного особняка, пока меня вели от машины к дверям.
Теперь я двигался по направлению от парадной лестницы — там появляться опасно, она расположена в самом центре здания. Я твердо знал, что в доме должна быть и боковая лестница для прислуги.
Ну вот, наконец, и боковая лестница, — узкая, неосвещенная, ступеньки деревянные и потертые — типичная лестница для слуг, расположенная в самом конце крыла здания. Я стал спускаться по ней, стараясь не шуметь, хотя все равно ступеньки трещали и скрипели, казалось, на весь дом.
Не успел я спуститься до второго этажа, как сверху послышались чьи-то шаги. Вот они ускорились, затем раздались громкие голоса. Мой побег обнаружили гораздо раньше, чем я ожидал. Охранники знали, что я скрываюсь где-то в доме, поэтому нет сомнений, что выходы перекрыты, все в доме подняты на ноги и на меня будет устроена настоящая облава.
Взглянув вверх, затем вниз, я понял, что на первый этаж мне не пробиться. Тогда посмотрим, что там на втором.
Выбора не было, надеяться можно было лишь на счастливый случай. Бегом я добежал по лестнице до второго этажа, к сожалению, пол его не покрывал ковер, как этажом выше, и топот моих ног слышался повсюду. Голоса приближались, раздаваясь все громче.
Всюду темень, лишь за окном в конце коридора неярко светила луна. Я резко повернулся и стремглав помчался к окну, распахнул его и хотел было прыгнуть, не сообразив сперва, что под окном расстилается не мягкая рыхлая лужайка, а твердый асфальт.
Да, внизу, в добрых двадцати пяти футах, меня ждал асфальт или щебенка, покрывающие утрамбованную площадку для стоянки автомашин. Ничто не препятствовало прыжку, но прыгнуть я не мог — это было бы верное самоубийство.
И тут раздался сигнал тревоги, по всему дому пронзительно зазвенели сотни звонков, заглушая все остальные звуки. Повсюду вспыхнул свет, яркие люминисцентные лампы осветили зал, все коридоры и помещения. Свет то гас, то вспыхивал, а тревожные сигналы непрерывно раздавались повсюду.
«Двигайся же, ради Бога, не стой на месте», — мысленно закричал я себе. Да, нужно двигаться, но куда? В какую сторону?
И я в отчаянии помчался прочь от окна, к парадной лестнице в центре здания, на ходу пытаясь найти незапертую дверь... четвертая, пятая, шестая... наконец, седьмая открыта... Я влетел в маленькую и темную ванную комнату, окно в ней приоткрыто, из него тянет сквозняком. Под легким дуновением ветерка слегка шевелился виниловый занавес душа. Я сорвал занавес с крючков, и он с шелестом упал на пол.
Тревожные звонки звучали все громче и призывнее. Где-то вблизи послышался треск, хлопанье дверей, крики.
Ну, а что теперь?
Под рукой один лишь проклятый занавес для душа. Как же это я не догадался прихватить с собой простыню!
Привязать бы его к чему-нибудь — мелькнула в голове безумная мысль. Привяжи. Где-то тут торчит крюк. Нужно что-то попрочнее. Но нет ничего подходящего. Ничего, за что можно было бы привязать занавес и держаться за него, пока выкарабкаюсь из окна, а теперь уже и секунды нет искать что-то — слышно, как приближаются шаги... все ближе, они, должно быть, ищут меня по всему этажу. В отчаянии я озирался вокруг, сердце мое бешено билось, готовое выпрыгнуть из груди, я слышал громкие голоса в холле, футах в двадцати: «Направо! Живее двигаемся!»
Распахнув пошире окно, я увидел, что оно затянуто тонкой сеткой от мошкары. Громко выругавшись, я вцепился в сетку, пытаясь ее оторвать, но крепежные штыри как прикипели к стене — с места не сдвинуть. Тогда я отошел немного назад и, разбежавшись, прыгнул очертя голову... пролетел через окно, сквозь сетку, в ночную темень, извиваясь в воздухе, как кошка, стремясь упасть ногами вперед.
Я грохнулся на землю — не на мягкую траву, а на холодную твердую почву, чуть не свернув себе шею, и сразу же вскочил на ноги, больно ударившись косточкой лодыжки, отчего даже вскрикнул.
Впереди виднелись какие-то деревья, рощица деревьев, в темноте их почти нельзя было различить, но на третьем этаже то вспыхивал, то гас тревожный свет, освещая окрестности.
Зарокотала приглушенная очередь выстрелов. Позади меня, слева. Около уха, совсем близко, просвистели пули, вспоров воздух. Я пригнулся пониже. Беспорядочная стрельба не стихала, все приближаясь. Я бегом ринулся по траве под защиту деревьев и успел добежать, слава Богу. Это же естественное укрытие, под ними надежнее. В нескольких футах росло дерево с расщепленным стволом, за ним виднелось такое же. Я выбрал второе и быстро двинулся к нему, подгоняемый тупой болью в лодыжке и в плечах. Через мгновение я уже был у ограды.
Под током ли она? Кто знает?
Высота — футов пятнадцать, отлита из черного чугуна, надежна от проникновения грабителей, охраняема... а каково напряжение тока? Высокое ли? Может, все же рискнуть.
Вряд ли есть смысл возвращаться — назад дороги нет, стоять на месте тоже нельзя, в моем распоряжении всего несколько секунд, а потом они подбегут — и все кончено. Слышно даже, как они высыпали во двор, бегут в моем направлении, их, кажется, много, стрельба уже у меня за спиной, они обнаружили меня, но прицельно стрелять им мешают деревья.
Вздохнув поглубже, я решил осмотреться. Дом окружает густой виргинский лес, в нем деревья с кустами и всякая живность вроде белок да бурундуков, быстро снующих там и сям, вверх и вниз по ограде, и...
Опрометью кинулся я к ограде и, ухватившись за горизонтальную балку, полез наверх, на острые пики. Там, поколебавшись секунду-другую, показавшиеся мне вечностью, схватился прямо за остроконечные верхушки ограды и... ощутил холод твердого чугуна. Нет. К ограде ток не подключен. Если бы был ток, белки и бурундуки не резвились бы на ней, так ведь? Попробуй, порезвись под током. Я осторожно, стараясь не зацепиться и не оцарапаться, перекинул через ограду ноги и спрыгнул по ту сторону на рыхлую, покрытую травой землю — и был таков.
А позади меня остался тот залитый светом особняк, вспышки сигнальных огней, крики и гам, тревожившие ночную темень.
Я помчался что было духу, не разбирая дороги и слыша позади себя крики и топот ног преследователей, но они находились по ту сторону ограды. Я понял, что оторвался от них.
Я бежал, морщась от боли и ругаясь вслух, но не сворачивая в сторону. Наконец показалась дорога, и я оказался у развилки, где, помню, мы проезжали, когда ехали в особняк. И вот уже я мчусь по темной узкой дороге, и вдруг впереди ярко засветились автомобильные фары. Машина, я заметил, что это была «хонда-аккорд», ехала не так чтобы уж очень быстро, но и не медленно, я решил было «проголосовать», но все же поостерегся. Автомашина появилась на главной дороге, а мне надо было быть настороже. И вот пока я приближался к ней, фары вдруг вспыхнули ослепительным «дальним светом», и тут же позади вспыхнули фары другой автомашины, и я, по сути, оказался освещенным двумя машинами сразу — «хонда» светила спереди, а какой-то американский автомобиль — сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83