— прохрипел он. — Проследи путь золота!
Что он имел в виду?
— Имя? — крикнул я ему. — Назови мне имя банкира!
— Не могу назвать, — захрипел он снова и замахал руками, указывая на полицейских. — Они...
Понятно. Разумеется, он не мог произнести это имя вслух при этих полицейских.
— Имя! — повторил я. — Назови мысленно имя!
Орлов только озадаченно глядел на меня с каким-то отчаянием и вдруг резко обернулся к полицейским.
— Где мои люди? — крикнул он. — Что вы сделали с моими...
Внезапно он резко бросился вперед, тут же раздался грохот, и я мгновенно понял, что он означает. Повернувшись, я увидел, что один из полицейских поливает Орлова огнем из автомата. Огненная очередь прошила его грудь. Руки и ноги его непроизвольно дернулись, и он издал жуткий предсмертный стон. Из груди хлынула кровь, забрызгивая пол, стены, полированный обеденный стол. Голова его почти оторвалась от туловища, и он рухнул на пол как бесформенный куль, кошмарный и кровоточащий.
Невольно из груди моей вырвался крик ужаса, и я выхватил пистолет, не думая о численном превосходстве полицейских.
И тут вдруг наступила полная тишина. Автоматный огонь оборвался. Ничего не соображая, в каком-то оцепенении, я поднял руки и сдался на милость врагов.
38
А дальше произошло худшее, что мне только довелось пережить в своей жизни.
Полицейские заковали меня в наручники и медленно повели через сводчатую дверь к старенькому голубому полицейскому фургону. Одеты они были в форму карабинеров, да и выглядели похоже, но на самом деле ими не являлись. По всему чувствовалось, что они профессиональные наемные убийцы. Но кто их нанял? Я просто оцепенел от ужаса и едва что соображал. Ведь Орлов вызывал своих охранников, и как же он изумился, когда заявились эти. Но кто же они такие? И почему заодно не прикончили меня?
Один из налетчиков что-то быстро и тихо скомандовал по-итальянски, двое других молча кивнули и запихнули меня в фургон. Сопротивляться я не мог — обстановка не позволяла, поэтому безропотно подчинился. Один из полицейских разместился внутри фургона позади меня, другой сел за руль, а третий устроился на переднем сиденье и наблюдал за дорогой. Никто не сказал ни слова. И я молча смотрел на своего стража, полного и угрюмого молодого человека. Сидел он футах в двух от меня. Я напрягся и сосредоточился, но голоса мыслей не услышал. Доносился лишь громкий монотонный рокот мотора — это фургон поехал по грунтовой дороге имения. Или, может, показалось, что мы едем, поскольку сзади у фургона никаких окон не было. Свет проникал лишь через люк на крыше кузова. Наручники натирали запястья до крови.
Я опять постарался ни о чем не думать, а всю энергию направил на то, чтобы сосредоточиться. За последнюю неделю мозги напрягать мне особо не приходилось, поэтому и сейчас не составляло труда отвлечься от всяких абстрактных мыслей — пусть мозги окончательно очистятся от всяких дум, а работают лишь в одном направлении — как приемник. Если я настроюсь решительно, тогда услышу вихри и потоки мыслей, отличающиеся особой тональностью, а это поможет мне не обращать внимание на словесную речь и посторонние звуки.
Итак, я напрягся, перестал думать о чем-либо и приготовился слушать мысли, и вот... сначала послышалось мое имя... затем еще какое-то знакомое слово... и так слабо, едва слышно, что я сразу же понял — это голос мыслей.
Звучал он по-английски.
Охранник явно думал по-английски.
Он вовсе не полицейский и совсем не итальянец.
— Кто вы такой? — спросил я по-английски.
Охранник взглянул на меня, лишь на секунду выдав свое замешательство, затем, молча и неприязненно пожал плечами, будто не понимая вопроса.
— По-итальянски вы говорите прекрасно, — заметил я.
Мотор фургона в это время стал сбавлять обороты и замолк совсем. Мы остановились. Должно быть, где-то невдалеке от имения — ехали-то всего лишь несколько минут. Интересно, где это они намерены спрятать меня?
Двери фургона открылись, и двое других полицейских влезли внутрь. Один направил на меня автомат, а другой жестом приказал лечь на пол. Я лег, и он принялся опутывать мне ноги черной нейлоновой веревкой. Я, как мог, сопротивлялся — брыкался и извивался, но он все равно продолжал плотно обматывать мне обе ноги вместе. Обвязывая меня, он обнаружил второй пистолет, который я прятал в кобуре под левой подмышкой.
— А вот и еще один, ребятки, — с торжеством возвестил он на чистом английском языке, показывая пистолет.
— Хорошо, если не окажется еще, — заметил другой полицейский, похоже, старший из них, глухим, хриплым, прокуренным голосом.
— Ну что ж, поищем получше, — буркнул третий и обыскал меня с головы до ног.
— Ну ладно, с этим покончено, — сказал старший. — Мистер Эллисон, а ведь мы ваши коллеги.
— Докажите, — потребовал я, лежа лицом вниз. Видел я только свет, падающий из люка на крыше прямо надо мной.
— Можете верить, а можете не верить — дело ваше, — продолжал старший.
Ответа не последовало.
— Нам все равно. Мы только зададим парочку вопросов. Если будете до конца откровенны, то бояться вам нечего.
Он говорил, а я чувствовал, как на мои оголенные руки, лицо, шею, уши льется холодная и густая жидкость — ее впору наносить кистью.
— Вам известно, что это такое? — спросил проклятый старший полицейский.
Я ощутил, что жидкость сладковата на вкус.
— Догадываюсь.
— Вот и хорошо.
Втроем они вынесли меня на руках из темного фургона наружу, на яркий дневной свет. Драться с ними я никак не мог, убежать тоже. Оглядываясь вокруг, пока они несли меня, я заметил деревья, кусты и мотки колючей проволоки. Оказывается, мы и не выезжали с территории Кастельбьянко, так как находились неподалеку от главных ворот, перед одним из приземистых каменных зданий, которые я видел, когда проезжал на грузовике.
Подойдя к зданию, они положили меня на землю, и я почувствовал ее сырой запах, затем отвратительную вонь гниющих отбросов и понял, где мы находимся.
Тут старший из моих похитителей сказал:
— Все, что от тебя требуется, — сказать, где золото.
Лежа пластом на земле и чувствуя затылком сырость и прохладу, я ответил:
— Орлов сотрудничать отказался. Мне и так с трудом удалось просто переговорить с ним.
— Ну а вот это неправда, мистер Эллисон, — заметил тот, что постарше. — Вы с нами не откровенны.
Он встал передо мной на колени, вертя в руке небольшой блестящий предмет — теперь я разглядел, что это была острая опасная бритва. Он приблизил лезвие к моему лицу, и я в страхе инстинктивно закрыл глаза. Боже, нет! Не надо, не позволяй им!
На щеке я ощутил мягкое поглаживание холодного металла и сразу же жгучую боль, будто в нее вонзились тысячи иголок.
— Мы не хотим уж слишком уродовать вас, — уговаривал старший. — Ну пожалуйста, скажите нам, снабдите информацией. Где золотишко-то?
По правой стороне моего лица медленно текло что-то тягучее и горячее.
— Понятия не имею, — не сдавался я.
Теперь бритва поползла по другой моей щеке, такая холодная и вместе с тем странно приятная.
— Мне определенно не нравятся ваши россказни, мистер Эллисон, но выбора у нас нет. Давай снова, Фрэнк!
— Нет, не надо, — шепотом произнес я.
— Где золото?
— Я же говорил, не имею...
Еще одно скобление кожи. Холодное прикосновение стали, затем щека стала гореть, и я почувствовал, как кровь потекла у меня по лицу, заливая крысиную приманку, которой они намазали мне лицо. В глазах защипало, невольно полились слезы.
— Вы же прекрасно знаете, почему мы поступаем так, мистер Эллисон, — сказал старший.
Я извивался, стараясь перевернуться на живот, но двое крепко прижимали меня к земле.
— Будьте вы прокляты, — закричал я. — Орлов сам не знал! Вам что, трудно поверить в это? Он не знал, стало быть, и я не знаю.
— Не заставляйте нас мучить вас, — уговаривал старший. — Вы же прекрасно знаете, что мы не остановимся, пока все не вызнаем.
— Если вы отпустите меня, я помогу найти вам золото, — прошептал я.
Тогда старший махнул рукой, в которой держал пистолет, и младший, повинуясь приказу, подхватил меня одной рукой под голову, а другой под колени и понес, как ребенка. Я извивался и колотился у него на руках, но все мои потуги оказывались тщетными — держали меня крепко.
На этот раз они внесли меня в холодное, темное, сырое каменное здание, отвратительно пахнущее гнилыми объедками пищи. Я услышал там какие-то шорохи. Примешивался еще какой-то запах, едкий и противный, вроде керосина или бензина.
— Вчера отбросы отсюда все вычистили, — заметил старший, — поэтому они сильно проголодались.
Шорохи заметно усилились.
Слышны потрескивания полиэтиленовых пакетов, опять шуршание, на этот раз какое-то неистовое. И запах — точно, пахнет бензином или керосином.
Они усадили меня на пол, ноги по-прежнему оставались связанными. В эту маленькую отвратительную каморку свет проникал только через дверь, в просвете которой я заметил силуэты двух лжекарабинеров.
— Что, черт бы вас побрал, вы задумали? — прохрипел я.
— А вот сперва скажи нам, где золото, тогда мы унесем тебя отсюда, — прокуренным, скрипучим голосом ответил старший. — Это ведь так просто.
— Боже ты мой, — не мог не воскликнуть я, хотя и понимал, что показывать свой страх им ни в коем случае нельзя, но как удержаться-то?
Царапанья и шорохи все ближе и громче. Они доносятся со всех концов.
— В вашем личном досье, — проскрежетал старший, — говорится, что вы панически боитесь крыс. Помогите нам, и мы вас отпустим.
— Я же сказал, не знал он!
— Запри его, Фрэнк, — рявкнул старший.
Дверь в каменном боксе захлопнулась, лязгнул засов. Сразу же все померкло вокруг, а когда глаза мои привыкли к темноте, приобрело мрачный желтоватый оттенок. Отовсюду доносились звуки шмыгания и шуршание. Со всех сторон на меня надвигались крупные темные тени.
— Когда будете готовы заговорить, — крикнули с улицы, — мы придем сразу.
— Нет! — завопил я. — Я сказал вам все, что знаю!
Что-то пробежало по моим ногам.
— Боже мой...
С улицы опять донесся хриплый голос:
— А знаете ли вы, что эти крысы привыкли к темноте? Они ориентируются исключительно на запахи. Ваше лицо, перепачканное кровью и сладкой приманкой, вроде как мед для мух. Они обгложут вас от жадности до косточек.
— Не знаю я ничего про это золото! — завопил я в отчаянии.
— В таком случае мне очень жаль вас, — опять захрипел старший «карабинер».
Я почувствовал, как около моего лица появилось сначала несколько крупных, теплых, мохнатых тушек, потом их стало еще больше. Открыть глаза я не решался и чувствовал только, как щеки мои начинают резать острые зубы, как они больно вонзаются в плоть, слышал шуршащие звуки, ощущал, как по ушам волочатся длинные хвосты, а по шее скользят влажные лапки.
Испытывая неописуемый ужас, я готов был жутко завопить, но удерживала меня лишь мысль, что за стеной стоят мои палачи и ждут не дождутся, когда я начну молить о пощаде.
39
Но все же каким-то образом, каким не знаю, я не утратил способности здраво мыслить.
Изогнувшись, я все же умудрился перевернуться лицом вверх, распугав при этом крыс и смахнув их с лица и шеи. Через несколько минут я освободился от пут, но проку от этого было мало, потому что мои палачи за стенкой все предусмотрели: выбраться отсюда, из этого бастиона с толстыми стенами, можно лишь через дверь, а она надежно закрыта на засов.
Я попытался поискать на ощупь свои пистолеты, но вскоре понял, что их не забыли унести. В носке у меня оставалась привязанной к щиколотке обойма с несколькими патронами, но они сами по себе не стреляют — для этого нужно оружие.
Глаза окончательно привыкли к темноте, и я выяснил, откуда идет едкий запах. У одной из стен среди всякого хлама и инструмента для огородных работ стояло несколько канистр с бензином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Что он имел в виду?
— Имя? — крикнул я ему. — Назови мне имя банкира!
— Не могу назвать, — захрипел он снова и замахал руками, указывая на полицейских. — Они...
Понятно. Разумеется, он не мог произнести это имя вслух при этих полицейских.
— Имя! — повторил я. — Назови мысленно имя!
Орлов только озадаченно глядел на меня с каким-то отчаянием и вдруг резко обернулся к полицейским.
— Где мои люди? — крикнул он. — Что вы сделали с моими...
Внезапно он резко бросился вперед, тут же раздался грохот, и я мгновенно понял, что он означает. Повернувшись, я увидел, что один из полицейских поливает Орлова огнем из автомата. Огненная очередь прошила его грудь. Руки и ноги его непроизвольно дернулись, и он издал жуткий предсмертный стон. Из груди хлынула кровь, забрызгивая пол, стены, полированный обеденный стол. Голова его почти оторвалась от туловища, и он рухнул на пол как бесформенный куль, кошмарный и кровоточащий.
Невольно из груди моей вырвался крик ужаса, и я выхватил пистолет, не думая о численном превосходстве полицейских.
И тут вдруг наступила полная тишина. Автоматный огонь оборвался. Ничего не соображая, в каком-то оцепенении, я поднял руки и сдался на милость врагов.
38
А дальше произошло худшее, что мне только довелось пережить в своей жизни.
Полицейские заковали меня в наручники и медленно повели через сводчатую дверь к старенькому голубому полицейскому фургону. Одеты они были в форму карабинеров, да и выглядели похоже, но на самом деле ими не являлись. По всему чувствовалось, что они профессиональные наемные убийцы. Но кто их нанял? Я просто оцепенел от ужаса и едва что соображал. Ведь Орлов вызывал своих охранников, и как же он изумился, когда заявились эти. Но кто же они такие? И почему заодно не прикончили меня?
Один из налетчиков что-то быстро и тихо скомандовал по-итальянски, двое других молча кивнули и запихнули меня в фургон. Сопротивляться я не мог — обстановка не позволяла, поэтому безропотно подчинился. Один из полицейских разместился внутри фургона позади меня, другой сел за руль, а третий устроился на переднем сиденье и наблюдал за дорогой. Никто не сказал ни слова. И я молча смотрел на своего стража, полного и угрюмого молодого человека. Сидел он футах в двух от меня. Я напрягся и сосредоточился, но голоса мыслей не услышал. Доносился лишь громкий монотонный рокот мотора — это фургон поехал по грунтовой дороге имения. Или, может, показалось, что мы едем, поскольку сзади у фургона никаких окон не было. Свет проникал лишь через люк на крыше кузова. Наручники натирали запястья до крови.
Я опять постарался ни о чем не думать, а всю энергию направил на то, чтобы сосредоточиться. За последнюю неделю мозги напрягать мне особо не приходилось, поэтому и сейчас не составляло труда отвлечься от всяких абстрактных мыслей — пусть мозги окончательно очистятся от всяких дум, а работают лишь в одном направлении — как приемник. Если я настроюсь решительно, тогда услышу вихри и потоки мыслей, отличающиеся особой тональностью, а это поможет мне не обращать внимание на словесную речь и посторонние звуки.
Итак, я напрягся, перестал думать о чем-либо и приготовился слушать мысли, и вот... сначала послышалось мое имя... затем еще какое-то знакомое слово... и так слабо, едва слышно, что я сразу же понял — это голос мыслей.
Звучал он по-английски.
Охранник явно думал по-английски.
Он вовсе не полицейский и совсем не итальянец.
— Кто вы такой? — спросил я по-английски.
Охранник взглянул на меня, лишь на секунду выдав свое замешательство, затем, молча и неприязненно пожал плечами, будто не понимая вопроса.
— По-итальянски вы говорите прекрасно, — заметил я.
Мотор фургона в это время стал сбавлять обороты и замолк совсем. Мы остановились. Должно быть, где-то невдалеке от имения — ехали-то всего лишь несколько минут. Интересно, где это они намерены спрятать меня?
Двери фургона открылись, и двое других полицейских влезли внутрь. Один направил на меня автомат, а другой жестом приказал лечь на пол. Я лег, и он принялся опутывать мне ноги черной нейлоновой веревкой. Я, как мог, сопротивлялся — брыкался и извивался, но он все равно продолжал плотно обматывать мне обе ноги вместе. Обвязывая меня, он обнаружил второй пистолет, который я прятал в кобуре под левой подмышкой.
— А вот и еще один, ребятки, — с торжеством возвестил он на чистом английском языке, показывая пистолет.
— Хорошо, если не окажется еще, — заметил другой полицейский, похоже, старший из них, глухим, хриплым, прокуренным голосом.
— Ну что ж, поищем получше, — буркнул третий и обыскал меня с головы до ног.
— Ну ладно, с этим покончено, — сказал старший. — Мистер Эллисон, а ведь мы ваши коллеги.
— Докажите, — потребовал я, лежа лицом вниз. Видел я только свет, падающий из люка на крыше прямо надо мной.
— Можете верить, а можете не верить — дело ваше, — продолжал старший.
Ответа не последовало.
— Нам все равно. Мы только зададим парочку вопросов. Если будете до конца откровенны, то бояться вам нечего.
Он говорил, а я чувствовал, как на мои оголенные руки, лицо, шею, уши льется холодная и густая жидкость — ее впору наносить кистью.
— Вам известно, что это такое? — спросил проклятый старший полицейский.
Я ощутил, что жидкость сладковата на вкус.
— Догадываюсь.
— Вот и хорошо.
Втроем они вынесли меня на руках из темного фургона наружу, на яркий дневной свет. Драться с ними я никак не мог, убежать тоже. Оглядываясь вокруг, пока они несли меня, я заметил деревья, кусты и мотки колючей проволоки. Оказывается, мы и не выезжали с территории Кастельбьянко, так как находились неподалеку от главных ворот, перед одним из приземистых каменных зданий, которые я видел, когда проезжал на грузовике.
Подойдя к зданию, они положили меня на землю, и я почувствовал ее сырой запах, затем отвратительную вонь гниющих отбросов и понял, где мы находимся.
Тут старший из моих похитителей сказал:
— Все, что от тебя требуется, — сказать, где золото.
Лежа пластом на земле и чувствуя затылком сырость и прохладу, я ответил:
— Орлов сотрудничать отказался. Мне и так с трудом удалось просто переговорить с ним.
— Ну а вот это неправда, мистер Эллисон, — заметил тот, что постарше. — Вы с нами не откровенны.
Он встал передо мной на колени, вертя в руке небольшой блестящий предмет — теперь я разглядел, что это была острая опасная бритва. Он приблизил лезвие к моему лицу, и я в страхе инстинктивно закрыл глаза. Боже, нет! Не надо, не позволяй им!
На щеке я ощутил мягкое поглаживание холодного металла и сразу же жгучую боль, будто в нее вонзились тысячи иголок.
— Мы не хотим уж слишком уродовать вас, — уговаривал старший. — Ну пожалуйста, скажите нам, снабдите информацией. Где золотишко-то?
По правой стороне моего лица медленно текло что-то тягучее и горячее.
— Понятия не имею, — не сдавался я.
Теперь бритва поползла по другой моей щеке, такая холодная и вместе с тем странно приятная.
— Мне определенно не нравятся ваши россказни, мистер Эллисон, но выбора у нас нет. Давай снова, Фрэнк!
— Нет, не надо, — шепотом произнес я.
— Где золото?
— Я же говорил, не имею...
Еще одно скобление кожи. Холодное прикосновение стали, затем щека стала гореть, и я почувствовал, как кровь потекла у меня по лицу, заливая крысиную приманку, которой они намазали мне лицо. В глазах защипало, невольно полились слезы.
— Вы же прекрасно знаете, почему мы поступаем так, мистер Эллисон, — сказал старший.
Я извивался, стараясь перевернуться на живот, но двое крепко прижимали меня к земле.
— Будьте вы прокляты, — закричал я. — Орлов сам не знал! Вам что, трудно поверить в это? Он не знал, стало быть, и я не знаю.
— Не заставляйте нас мучить вас, — уговаривал старший. — Вы же прекрасно знаете, что мы не остановимся, пока все не вызнаем.
— Если вы отпустите меня, я помогу найти вам золото, — прошептал я.
Тогда старший махнул рукой, в которой держал пистолет, и младший, повинуясь приказу, подхватил меня одной рукой под голову, а другой под колени и понес, как ребенка. Я извивался и колотился у него на руках, но все мои потуги оказывались тщетными — держали меня крепко.
На этот раз они внесли меня в холодное, темное, сырое каменное здание, отвратительно пахнущее гнилыми объедками пищи. Я услышал там какие-то шорохи. Примешивался еще какой-то запах, едкий и противный, вроде керосина или бензина.
— Вчера отбросы отсюда все вычистили, — заметил старший, — поэтому они сильно проголодались.
Шорохи заметно усилились.
Слышны потрескивания полиэтиленовых пакетов, опять шуршание, на этот раз какое-то неистовое. И запах — точно, пахнет бензином или керосином.
Они усадили меня на пол, ноги по-прежнему оставались связанными. В эту маленькую отвратительную каморку свет проникал только через дверь, в просвете которой я заметил силуэты двух лжекарабинеров.
— Что, черт бы вас побрал, вы задумали? — прохрипел я.
— А вот сперва скажи нам, где золото, тогда мы унесем тебя отсюда, — прокуренным, скрипучим голосом ответил старший. — Это ведь так просто.
— Боже ты мой, — не мог не воскликнуть я, хотя и понимал, что показывать свой страх им ни в коем случае нельзя, но как удержаться-то?
Царапанья и шорохи все ближе и громче. Они доносятся со всех концов.
— В вашем личном досье, — проскрежетал старший, — говорится, что вы панически боитесь крыс. Помогите нам, и мы вас отпустим.
— Я же сказал, не знал он!
— Запри его, Фрэнк, — рявкнул старший.
Дверь в каменном боксе захлопнулась, лязгнул засов. Сразу же все померкло вокруг, а когда глаза мои привыкли к темноте, приобрело мрачный желтоватый оттенок. Отовсюду доносились звуки шмыгания и шуршание. Со всех сторон на меня надвигались крупные темные тени.
— Когда будете готовы заговорить, — крикнули с улицы, — мы придем сразу.
— Нет! — завопил я. — Я сказал вам все, что знаю!
Что-то пробежало по моим ногам.
— Боже мой...
С улицы опять донесся хриплый голос:
— А знаете ли вы, что эти крысы привыкли к темноте? Они ориентируются исключительно на запахи. Ваше лицо, перепачканное кровью и сладкой приманкой, вроде как мед для мух. Они обгложут вас от жадности до косточек.
— Не знаю я ничего про это золото! — завопил я в отчаянии.
— В таком случае мне очень жаль вас, — опять захрипел старший «карабинер».
Я почувствовал, как около моего лица появилось сначала несколько крупных, теплых, мохнатых тушек, потом их стало еще больше. Открыть глаза я не решался и чувствовал только, как щеки мои начинают резать острые зубы, как они больно вонзаются в плоть, слышал шуршащие звуки, ощущал, как по ушам волочатся длинные хвосты, а по шее скользят влажные лапки.
Испытывая неописуемый ужас, я готов был жутко завопить, но удерживала меня лишь мысль, что за стеной стоят мои палачи и ждут не дождутся, когда я начну молить о пощаде.
39
Но все же каким-то образом, каким не знаю, я не утратил способности здраво мыслить.
Изогнувшись, я все же умудрился перевернуться лицом вверх, распугав при этом крыс и смахнув их с лица и шеи. Через несколько минут я освободился от пут, но проку от этого было мало, потому что мои палачи за стенкой все предусмотрели: выбраться отсюда, из этого бастиона с толстыми стенами, можно лишь через дверь, а она надежно закрыта на засов.
Я попытался поискать на ощупь свои пистолеты, но вскоре понял, что их не забыли унести. В носке у меня оставалась привязанной к щиколотке обойма с несколькими патронами, но они сами по себе не стреляют — для этого нужно оружие.
Глаза окончательно привыкли к темноте, и я выяснил, откуда идет едкий запах. У одной из стен среди всякого хлама и инструмента для огородных работ стояло несколько канистр с бензином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83