— Но ты же ведь опять вступил в игру, — закинул он удочку. — Зачем?
— Меня вынудили вступить.
— Так всегда все говорят. Тебе никогда не выйти из игры.
— Да брось ты. Я вступил временно.
— Говорят, тебя включили в какую-то чрезвычайно секретную экспериментальную программу. Что-то вроде научно-исследовательской программы, которая может очень здорово усилить твои возможности. Не знаю, что за этим скрывается. Ходят всякие смутные слухи.
— Слухи эти — чистой воды барий, — заметил я.
Он понял, о чем я говорю. Слово «барий» применяют в КГБ, когда хотят сказать о нарочно допущенной утечке ложной информации с целью выявить пути и источники утечки. В аналогичных целях барий применяется и в медицине для распознавания заболеваний органов пищеварения.
— Может, и так, — согласился Аткинс. — Но тебе, Бен, нужно залечь на дно. Лучше вам обоим. Исчезнуть. Ваши жизни под угрозой.
Когда мы подошли к пустынному месту — грязная тропка вилась через молодую рощицу — я остановился и сказал:
— А ты знаешь, что Эд Мур умер?
Он прищурился и ответил:
— Да, знаю. Я разговаривал с ним вечером, накануне его убийства.
— Он сказал мне, что тебя запугали до смерти.
— Ну, это он преувеличил.
— Но ты же точно запуган, Кент. Ты просто обязан сказать мне, что тебе известно. Ты же передал Муру документы...
— О чем это ты говоришь?
Тут Молли, заметив, что при ней он не слишком разговорчив, сказала:
— Я пойду прогуляюсь. Мне позарез нужно подышать свежим воздухом.
И уходя, легонько похлопала меня по шее.
— Он сам сказал мне, Кент, — продолжал я. — Я никому об этом не болтал, даю слово. Ну а здесь у нас просто времени нет. Так что же все-таки тебе известно?
Он прикусил тонкую нижнюю губу и нахмурился. Рот его растянулся в прямую линию, круги под глазами стали еще больше. Посмотрев на часы, подделку под «Ролекс», он ответил:
— Документы, которые я передал Эду, были довольно сырыми и неточными.
— Но ты же знаешь больше, чем там написано, не так ли?
— В письменном виде у меня ничего нет. Никаких документов. Все, что знаю, — почерпнул в беседах, разговорах.
— Но Кент, это же подчас самая ценная информация. Эда Мура и убрали-то из-за нее. У меня есть кое-какие сведения, которые могут оказаться полезными.
— Не нужны мне твои проклятые сведения.
— Послушай.
— Нет, — возразил Аткинс. — Это ты слушай меня. Я говорил с Эдом за несколько часов до того, как эти гребаные подонки инсценировали его самоубийство. Он предупреждал меня о заговоре убийц по политическим мотивам.
— Да, да, — заметил я и почувствовал, как заныло под ложечкой. — А против кого же?
— Эд знал лишь фрагментики. Всякие домыслы и догадки.
— Против кого же?
— Против одного парня, который мог здорово почистить разведуправление.
— Догадываюсь. Алекс Траслоу.
— Ты знаешь об этом?
— Еще бы. Я и работаю на него.
— Рад слышать, что работаешь на него и на благо ЦРУ.
— Весьма польщен. Ну а теперь мне нужна кое-какая информация. Недавно на счет одной корпорации в Мюнхене перевели огромную сумму денег. В «Коммерцбанк».
— А на чей счет-то?
Могу ли я доверять ему или нет? В этом деле мне следует целиком положиться на здравую оценку Эда Мура, и я решился:
— Ты мне веришь или нет?
Аткинс глубоко вздохнул и решительно ответил:
— Верю, Бен.
— Перевод пришел на имя Герхарда Штосселя. Корпоративный счет принадлежит концерну «Краффт АГ». Расскажи мне все, что знаешь про них.
Он мотнул головой.
— У тебя, должно быть, неверная информация. Дружище, тебе просто запудрили мозги.
— Почему ты так считаешь?
— Да знаешь ли ты, кто такой Штоссель?
— Нет, откуда мне знать, — признался я.
— Господи! Вот святая простота! Да ты что, газет не читаешь? Герхард Штоссель — председатель совета директоров громадного концерна, ворочающего недвижимым имуществом, «Нойе вельт». Считается, что он обладает огромной собственной недвижимостью и контролирует ее значительную долю, поступающую на рынок во всей объединенной Германии. Еще нужно сказать, что Штоссель является экономическим советником нового канцлера Фогеля. Тот уже пригласил его занять пост министра финансов в своем правительстве. Он хочет, чтобы Штоссель поправил пошатнувшуюся экономику страны. Недаром его называют факиром у Фогеля, своего рода финансовым гением. Как я уже сказал, тебе кто-то вкрутил мозги.
— Каким же образом?
— Компания недвижимости Фогеля никак не связана с концерном «Краффт АГ». А что тебе известно об этом концерне?
— Я сюда и приехал отчасти для того, чтобы узнать. Знаю только, что это гигантский производитель вооружений.
— Всего лишь самый огромный в Европе. Главная контора у него в Штуттгарте. Он гораздо крупнее, чем другие германские военные концерны: «Крупп», «Дорнье», «Краусс-Маффей», «Мессершмитт-Бельков-Блом», «Сименс», да еще и «БМВ» не забудь сюда же добавить. Он побольше «Инжениерконтор Любек», этой компании по строительству подводных лодок; больше даже объединений «Машиненфабрик Аугсбург-Нюрнберг», «Мессершмитт», «Даймлер-Бенц», «Рейнметалл»...
— А почему ты решил, что у Штосселя нет связей с «Краффтом»?
— А на этот счет закон есть. Когда несколько лет назад «Нойе вельт» попыталась приобрести имущество «Краффта», Федеральное картельное управление приняло на этот счет специальное постановление. В нем предусмотрено, что эти две суперкомпании не могут взаимно заниматься делами друг друга, что их слияние породило бы неконтролируемую гигантскую монополию. Тебе, наверное, известно, что слово «картель» происходит от немецкого «картелль». До его создания додумались немцы.
— Но у меня информация все же верная, — заверил я.
Все это время, пока мы беседовали, я не только говорил и слушал, но и напряженно старался уловить мысли Кента. Изредка мне это удавалось. Но каждый раз его мысли подтверждали его же слова, сказанные вслух, он говорил правду, во всяком случае, ту, которую знал.
— Если... если твоя информация верна, — сказал он, подумав, — я не стану даже расспрашивать, где ты ее добыл, я знать не хочу... но она, черт побери, убедительно свидетельствует, что компания Штосселя все же как-то тайно, наверное, скупила акции «Краффта»!
Я повернулся посмотреть, где там Молли, — она находилась поблизости и вышагивала взад-вперед.
Все это означало, подумал я, что «Банк Цюриха» перевел миллиарды долларов на счет германской корпорации, этой самой крупной компании, ворочающей недвижимостью, объединившейся с крупнейшим производителем вооружений... а за этой сделкой стоит Вильгельм Фогель, очередной канцлер Германии и одновременно будущий фактический лидер Европы. Подумать-то я подумал, но вслух говорить об этом не стал.
Не желая даже размышлять о последствиях такого расклада, я поневоле вздохнул, но пересилить себя не смог. Результаты, как до меня сразу же дошло, могли оказаться гораздо плачевнее, чем я предполагал.
50
— Может, тут сыграла роль взятка? — предположил я.
— Вряд ли. У Штосселя чистые руки. Это все знают, — возразил Аткинс.
— Вот такие-то чаще всего и берут взятки.
— Согласен. Я же не утверждаю, что он не брал взятку. Но дело в том, что любая финансируемая компания в Германии теперь пристально изучается. Это делается для того, чтобы индустриальные гиганты не взяли бы под свой контроль политическую жизнь. Для скрытой перекачки денег есть много путей, но ни одна корпорация не пойдет на такой шаг. Германская служба безопасности внимательно следит за этим. Так что, если у тебя есть точные доказательства — документальные факты, они, конечно, станут динамитом в политике.
Что я мог сказать в ответ? Документов у меня не было. Имелись всего лишь подслушанные мысли Эйслера. Но как сказать про это Аткинсу?!
— Более важная причина, — предположил я, — почему миллиарды долларов или немецких марок тайно переведены в страну, может состоять в том, что они очень и очень нужны кандидату в канцлеры. Но документальных фактов у меня нет. Я считал, что Фогель из умеренных, такой, знаешь ли, из популистов.
— Пойдем прогуляемся, — предложил Аткинс.
Уголком глаза я не выпускал Молли из поля зрения. Мы пошли, она последовала за нами, соблюдая дистанцию.
— Ну ладно, — начал Аткинс, наклонив на ходу голову. — Немецкая экономика находится сейчас в такой разрухе, которую не испытывала с 20-х годов, так ведь? Массовые беспорядки наблюдаются в Гамбурге, Франкфурте, Берлине, Бонне — называю лишь крупные города, а ведь они еще и во многих малых городах. Повсюду повылезали неонацисты. По всей стране прокатилась волна насилия. Ты согласен со мной?
— Ну-ну, давай дальше.
— Итак, у немцев сейчас ведется большая избирательная кампания. И что же происходит за несколько недель до выборов? Сильнейший крах фондовой биржи. Полная, непоправимая катастрофа. Германская экономика развалилась — ты сам слышал об этом, а теперь можешь убедиться собственными глазами. На ее месте возник пустырь. Наступила фаза депрессии, которая в известном смысле даже хуже, чем великая депрессия в США в 30-х годах. Итак, немцы в панике. Прежний поводырь, разумеется, свергнут, на его место избрана новая личность — человек толпы. Человек чести — бывший школьный учитель, глава семьи, который вернет все на круги своя. Спасет Германию. Вновь сделает ее великой.
— Да, — согласился я. — Повторение пути, по которому Гитлер пришел к власти в 1933 году, в самый разгар веймарской катастрофы. А не думаешь ли ты, что Фогель замаскировавшийся нацист?
Впервые за вечер Кент коротко рассмеялся, издав скорее какое-то фырканье, нежели смех.
— Нацисты, или, точнее, неонацисты, популярностью не пользуются, — пояснил он. — Все они экстремисты. Они не выражают интересы большинства избирателей. Думается, немцы вынесли поучительный урок. Да, Гитлер был в их истории. Но случилось это много лет тому назад, а народ за это время изменился. Немцы хотят снова стать великой нацией. Им хочется объявить себя мировой державой.
— И Фогель...
— Фогель не тот, за кого он себя выдает.
— Как понимать это?
— А это значит, что я пытался раскопать этот факт, когда передавал документы Эду Муру. Я знал, что он порядочный человек и ему доверять можно. Он не в штате разведуправления, стоит в стороне от всего, что происходит. Ну и к тому же большой знаток европейских дел.
— И что же ты раскопал?
— Спустя несколько месяцев после того, как рухнула Берлинская стена, меня перебросили работать сюда. Мне поручили допрашивать агентов КГБ, штази и подобных им ребят. Тогда ходили слухи, только слухи, ты же помнишь, что Владимир Орлов вывез из СССР огромную сумму денег. Большинство рядовых агентов ничего не слышали про это. Но когда я попытался заполучить сведения об Орлове, я узнал, что во всех досье на него значится, что его местонахождение «неизвестно».
— ЦРУ скрывало его местонахождение, — сказал я.
— Верно. Странно, конечно, но бывает. Но вот довелось мне как-то допрашивать одного кагэбэшника, он был из старших офицеров Первого главного управления и, похоже, сильно нуждался в деньгах, ну и начал болтать, что видел как-то у себя на службе бумаги насчет коррупции в ЦРУ. Говорил он, конечно, правду: медведь стал гадить в своем лесу. Замешана была целая группа должностных лиц, фамилии их не помню, да это и не столь важно.
Но вот что заставило меня задуматься: этот офицер КГБ упомянул кое-что об американском плане, вернее о плане ЦРУ, как он сказал, относительно того, как верховодить на фондовой бирже Германии.
Я только с пониманием кивнул головой и почувствовал, как у меня в груди гулко застучало сердце.
— Тот офицер рассказал, — продолжал далее Кент, — что в октябре 1992 года Франкфуртская фондовая биржа согласилась создать единую централизованную германскую фондовую биржу «Дойче берзе». А надо иметь в виду, что хозяйства европейских стран находятся в сильной зависимости друг от друга, а их денежное обращение тесно взаимосвязано в Европейской валютной системе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83