Они... их убили. Была... очень жаркая перестрелка. Погибли двое наших славных парней. Мы сняли отпечатки пальцев, сделали фото и теперь проверяем все на компьютерах, может, что-то и прояснится.
Тоби посмотрел на часы:
— А вот сейчас...
И в этот момент зазвонил телефон, установленный на столике рядом.
— Это, должно быть, тебя, — сказал Тоби.
41
Звонил Алекс Траслоу. Слышимость была прекрасной: его голос звучал очень отчетливо, он, должно быть, усиливался электронными устройствами, а это говорило о том, что линия защищена от прослушивания.
— Слава Богу, что с вами все в порядке, — начал он.
— Благодаря Богу и вашим ребятам, — ответил я. — А вы, Алекс, выглядите несколько растерянным на обложке «Тайм».
— А Маргарет говорит, что я там вроде как законсервированный. Кто их поймет, может, они решили поместить такой нелестный портрет, чтобы подчеркнуть вопрос: «Наступит ли новая эпоха?» — и сами же отвечают: «Ни в коем случае. Этот старик с задачей не справится». Ты же меня знаешь — я ведь такой консервативный, а люди всегда хотят, чтобы вливалась свежая кровь.
— Ну и что из этого? Они тоже ошибаются. Во всяком случае, примите мои поздравления со вступлением в должность.
— Президенту пришлось и впрямь выкручивать кое-кому руки, чтобы добиться своего. Но это так, между прочим. Важнее другое, Бен. Нужно, чтобы ты вернулся обратно.
— Как так?
— После всего того, что с тобой случилось...
— Да, Алекс, вообще-то, я, конечно, пока не в форме, — признался я. — Вы мне говорили тогда насчет пропавших огромных ценностей, что их нужно разыскать и все такое прочее, верно ведь?
— Разумеется, нужно.
— Ладно. Вы говорили о пропавших ценностях, а у меня не было даже представления об их размерах, а также о происхождении.
— Хотите просветить меня?
— Прямо сейчас? — Я вопросительно посмотрел на Тоби, а он повернулся к Молли и спросил:
— Будете ли вы категорически возражать, если я попрошу вас оставить нас на пару минут одних — нам позарез нужно переговорить наедине?
Глаза у Молли покраснели и опухли, по щекам поползли слезы. Она глянула на него и отрезала:
— Буду категорически возражать.
Алекс переспросил по телефону:
— Бен, что там за задержка?
Тоби продолжал с виноватым видом объяснять Молли:
— Нам... нужно обсудить кое-какие важные технические вопросы...
— Извините меня, — холодно ответила она. — Я никуда не уйду. Мы с Беном партнеры, и я не желаю, чтобы мною пренебрегали.
Несколько секунд мы раздумывали, а затем Тоби сдался:
— Ну ладно, будь по-вашему. Но я полагаюсь на ваше здравомыслие...
— Можете положиться.
И я пересказал по телефону Алексу, а заодно и присутствующим здесь Тоби и Молли, суть того, что Орлов рассказал мне. На лицах Тоби и Молли во время рассказа явно читалось неподдельное изумление.
— Боже милостивый! — только и смог прошептать Алекс. — Ну, теперь в этом деле проглянул смысл. Но как, черт побери, приятно слышать! Стало быть, Хэл Синклер ни в чем предосудительном не замешан. Он пытался лишь спасти Россию. Конечно же. Ну а теперь... пожалуйста, возвращайтесь домой.
— Как это так?
— Ради Бога, Бен. Эти люди, которые подвергли вас таким дьявольским пыткам, наверняка наняты кликой.
— «Чародеями»?
— Может быть. Другим смысла нет. Хэл, должно быть, сообщил все кому-то еще. Кому-то такому, на которого он рассчитывал, что тот поможет ему осуществить продуманные меры с золотом. Ну а тот, по-видимому, вел двойную игру. А как еще они могли узнать про золото?
— Может, были какие-то дела в Бостоне?
— Может, и были. Хотя нет, я бы тогда сказал «вероятно».
— Но такое объяснение не подходит ко всему, что произошло в Риме, — возразил я.
— Убийство ван Эвера? Да. И ты спросил еще, почему я настаиваю, чтобы ты вернулся домой.
— Кто же стоит за тем убийством?
— Не представляю даже. Не вижу очевидной связи между убийством и деятельностью «Чародеев», хотя и такой вероятности исключать нельзя. Однако наверняка тот, кто убил его, знал о твоей предстоящей встрече с ним. Может, они перехватили шифровку из Вашингтона в Рим? А может, произошла утечка? Кому, черт побери, стало известно о встрече?
— Здесь утечка?
— А что такого? Всадили «жучка» в телефон ван Эвера, а может, подслушали на телефонном узле в Риме. Ты же сам знаешь, мы ведь говорили о прежних товарищах Орлова — вот тебе и зацепка. Но до правды тут не докопаться. Знаешь ли, все это так странно.
* * *
— А ты сумел прочитать мысли Орлова? — спросил меня Тоби, когда закончился разговор с Алексом.
Я кивнул головой и пояснил:
— Прочитать-то прочитал, да толку что? Орлов ведь родился на Украине.
— Но он же разговаривает по-русски? — возразил Тоби.
— Русский — его второй язык. Когда до меня дошло, что он думает на украинском языке, я упал духом. Дело приняло совершенно иной оборот. А потом я вспомнил, что тот психиатр из ЦРУ, доктор Мехта, предполагал, что я улавливаю мысли не непосредственно, а сверхнизкие частотные радиоволны, излучаемые речевым участком мозга. Таким образом, я слышу слова так, как они прокручиваются в мозгу перед тем, как их произнести вслух, или даже не произнести, а только подготовить к речи. Поэтому я намеренно вел с Орловым беседу и на английском, и на русском языках, поскольку он говорит на обоих. Такой маневр помог мне понять некоторые его мысли, поскольку в уме он переводил английские слова на родной украинский.
— Неплохо придумано, — сказал Тоби, одобрительно кивнув головой.
— Да, неплохо. Я задал ему несколько вопросов, зная заранее, что, прежде чем ответить, он продумает мысленно ответы и составит фразы в уме.
— Неплохо, неплохо, — согласился Тоби.
— А иногда, — продолжал я, — он твердо намеревался не давать ответа, но все равно мысленно прокручивал по-английски те фразы, которые не собирался произносить вслух.
Болеутоляющее средство снова начало проявлять свое действие, и мне стало трудно сосредоточиться на разговоре. Теперь мне хотелось только закрыть глаза и провалиться в сон на несколько дней.
Тоби пошевелился в своем кресле и подъехал ко мне поближе, качнув рычаг. Раздался тихий скрип колес.
— Бен, — сказал он. — Несколько недель назад один бывший полковник из секуритате — это румынская тайная полиция при убитом диктаторе Николае Чаушеску — невзначай вышел на нашего тайного осведомителя и рассказал ему кое-что, ну а тот потом все передал нам.
И Тоби рассказал, что румынский полковник имел связь с одним ловкачом, который фабрикует поддельные документы и удостоверения личности для всяких наемников, работающих за плату по разовым поручениям.
Мы помолчали минуту-другую, и Тоби продолжал:
— Мы схватили этого румына. Во время интенсивного допроса выяснилось, что ему кое-что известно о заговоре с целью убийства некоторых высокопоставленных американских сотрудников из разведслужбы.
— А кто его организовал?
— Пока не знаем.
— А кого намечено устранить?
— Тоже не знаем.
— Ну и что вы думаете — тут есть какая-то связь с пропавшим золотом?
— Вполне возможно, что есть. А теперь скажи мне вот что: говорил ли Орлов, где упрятаны те десять миллиардов?
— Нет, не говорил.
— А как ты думаешь, он знал — где, но не хотел сказать?
— Нет, не знал.
— И он не сообщил тебе ни тайного кода, ничего такого прочего?
Тоби, казалось, искренне расстроился.
— Так что же, выходит Синклер все-таки провернул грандиозную аферу? Ты же понимаешь, что, скажи он Орлову, что собирается проделать, когда золото на десять миллиардов будет найдено, и тогда...
— Ну и что тогда? — не выдержав, встряла в разговор Молли и пристально уставилась на него со свирепым видом. На щеках ее проступили красные пятнышки, и я понял, что слушать дальше у нее не хватало сил. И она тихо произнесла, почти шепотом: — Мой отец был прекрасный и добрый человек. Он был прямой и честный, какие редко встречаются. Ради всех святых, самое худшее, что вы только можете сказать про него, это то, что он был слишком прямолинеен.
— Молли... — начал было Тоби.
— Как-то в Вашингтоне я ехала с ним в такси, он нашел на заднем сиденье двадцатидолларовую купюру и, не задумываясь, передал ее шоферу. При этом он сказал, что тот, кто потерял деньги, может вспомнить — где и обратиться в компанию, откуда такси, ну а я и сказала: «Пап, а шофер ведь наверняка прикарманит эти денежки...»
— Молли, — умоляюще попросил Тоби с тоскливым взглядом во взоре. — Мы ведь должны обсудить все варианты, какими бы невероятными они ни казались.
Я невольно стал настраиваться на ее мысли, но она сидела далековато и уловить ее мысли я не сумел. По правде говоря, я даже не знал в тот момент, сохранилась ли во мне эта дьявольская способность. Может, от всего пережитого там, в крысином сарае, я лишился этого дара так же внезапно, как и обрел его. Я еще подумал, что, если способность исчезла, черт с ней, тужить не стоит.
Одно было ясно: если она о чем-то и думала, то с большим волнением. Так или иначе я прекрасно представлял себе, какая сумятица сейчас у нее в голове. Мне так хотелось выпрыгнуть из постели, обнять ее и успокоить — слишком тяжело было видеть ее в таком смятенном состоянии. А я был вынужден лежать в этой проклятой постели с забинтованными руками и ощущать, как то и дело кружится голова.
— Тоби, — заметил я как бы размышляя, — а ведь Молли права: то, о чем мы говорим, никак не подходит к складу Хэла.
— Но нам тогда придется танцевать от того же места, откуда и начали, — возразил Тоби.
— Нет, — ответил я. — Орлов все же оставил мне след.
— Какой?
— «Проследи путь золота, — сказал он. — Разыщи золото». И думал при этом о городе, где оно спрятано.
— О Цюрихе?
— Нет, не о нем, о Брюсселе. В этом есть свой резон, Тоби. Поскольку Бельгия, как известно, не входит в число главных рынков золота, то не трудно будет вычислить, где может быть спрятано в Брюсселе золото на сумму в десять миллиардов долларов.
— Я сейчас же позабочусь о твоем немедленном вылете туда, — предложил Тоби.
— Нет, не надо! — воскликнула Молли. — Никуда он не поедет. Ему нужно лежать в постели неделю, не меньше.
Я медленно покачал головой и ответил:
— Нет, Мол. Если мы не разыщем его, следующим прикончат Алекса Траслоу. А потом и нас. Нет ничего проще, чем подстроить «несчастный случай».
— Но если я позволю тебе встать с постели, то, как врач, нарушу клятву Гиппократа...
— Да забудь ты про эту клятву Гиппократа, — настаивал я. — Наша жизнь под угрозой. На карту поставлено безмерное богатство, а если мы не найдем его, то тогда... тебе не доведется жить в согласии с этой чертовой клятвой.
Тоби придвинулся ко мне совсем вплотную и тихо-тихо прошептал:
— Я с вами.
И с тонким жужжанием электромотора своего кресла-каталки он медленно поехал прочь.
* * *
В комнате стало тихо. Живя в городе, мы привыкаем к городскому шуму и не замечаем его. Но здесь, на севере Италии, с городской улицы шум вообще не доносился. Из окна в тусклом предвечернем свете Тосканы виднелись высокие, созревшие подсолнухи, их высохшие коричневые стебли смиренно склонились ровными рядами.
Тоби выехал, оставив нас с Молли поговорить наедине. Она присела около меня на кровати и машинально поглаживала мои ноги через одеяло.
— Прости меня, пожалуйста, — сказал я.
— За что прости?
— Не знаю за что. Просто говорю: виноват я очень.
— Ладно, принимаю твои извинения.
— Надеюсь, что все это враки насчет твоего отца.
— Но в глубине сердца...
— А в глубине своего сердца я не верю, чтобы он поступил когда-то плохо. Но мы обязаны все выяснить до конца.
Молли оглядела кругом комнату, а потом, увидев в окне живописный вид тосканских холмов, сказала:
— А ты знаешь, мне здесь нравится, я бы осталась тут жить.
— И я бы тоже остался.
— Правда? Думаешь, мы здесь прижились бы?
— А тебе понравилось бы, если бы я открыл здесь тосканский филиал компании «Патнэм энд Стирнс»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Тоби посмотрел на часы:
— А вот сейчас...
И в этот момент зазвонил телефон, установленный на столике рядом.
— Это, должно быть, тебя, — сказал Тоби.
41
Звонил Алекс Траслоу. Слышимость была прекрасной: его голос звучал очень отчетливо, он, должно быть, усиливался электронными устройствами, а это говорило о том, что линия защищена от прослушивания.
— Слава Богу, что с вами все в порядке, — начал он.
— Благодаря Богу и вашим ребятам, — ответил я. — А вы, Алекс, выглядите несколько растерянным на обложке «Тайм».
— А Маргарет говорит, что я там вроде как законсервированный. Кто их поймет, может, они решили поместить такой нелестный портрет, чтобы подчеркнуть вопрос: «Наступит ли новая эпоха?» — и сами же отвечают: «Ни в коем случае. Этот старик с задачей не справится». Ты же меня знаешь — я ведь такой консервативный, а люди всегда хотят, чтобы вливалась свежая кровь.
— Ну и что из этого? Они тоже ошибаются. Во всяком случае, примите мои поздравления со вступлением в должность.
— Президенту пришлось и впрямь выкручивать кое-кому руки, чтобы добиться своего. Но это так, между прочим. Важнее другое, Бен. Нужно, чтобы ты вернулся обратно.
— Как так?
— После всего того, что с тобой случилось...
— Да, Алекс, вообще-то, я, конечно, пока не в форме, — признался я. — Вы мне говорили тогда насчет пропавших огромных ценностей, что их нужно разыскать и все такое прочее, верно ведь?
— Разумеется, нужно.
— Ладно. Вы говорили о пропавших ценностях, а у меня не было даже представления об их размерах, а также о происхождении.
— Хотите просветить меня?
— Прямо сейчас? — Я вопросительно посмотрел на Тоби, а он повернулся к Молли и спросил:
— Будете ли вы категорически возражать, если я попрошу вас оставить нас на пару минут одних — нам позарез нужно переговорить наедине?
Глаза у Молли покраснели и опухли, по щекам поползли слезы. Она глянула на него и отрезала:
— Буду категорически возражать.
Алекс переспросил по телефону:
— Бен, что там за задержка?
Тоби продолжал с виноватым видом объяснять Молли:
— Нам... нужно обсудить кое-какие важные технические вопросы...
— Извините меня, — холодно ответила она. — Я никуда не уйду. Мы с Беном партнеры, и я не желаю, чтобы мною пренебрегали.
Несколько секунд мы раздумывали, а затем Тоби сдался:
— Ну ладно, будь по-вашему. Но я полагаюсь на ваше здравомыслие...
— Можете положиться.
И я пересказал по телефону Алексу, а заодно и присутствующим здесь Тоби и Молли, суть того, что Орлов рассказал мне. На лицах Тоби и Молли во время рассказа явно читалось неподдельное изумление.
— Боже милостивый! — только и смог прошептать Алекс. — Ну, теперь в этом деле проглянул смысл. Но как, черт побери, приятно слышать! Стало быть, Хэл Синклер ни в чем предосудительном не замешан. Он пытался лишь спасти Россию. Конечно же. Ну а теперь... пожалуйста, возвращайтесь домой.
— Как это так?
— Ради Бога, Бен. Эти люди, которые подвергли вас таким дьявольским пыткам, наверняка наняты кликой.
— «Чародеями»?
— Может быть. Другим смысла нет. Хэл, должно быть, сообщил все кому-то еще. Кому-то такому, на которого он рассчитывал, что тот поможет ему осуществить продуманные меры с золотом. Ну а тот, по-видимому, вел двойную игру. А как еще они могли узнать про золото?
— Может, были какие-то дела в Бостоне?
— Может, и были. Хотя нет, я бы тогда сказал «вероятно».
— Но такое объяснение не подходит ко всему, что произошло в Риме, — возразил я.
— Убийство ван Эвера? Да. И ты спросил еще, почему я настаиваю, чтобы ты вернулся домой.
— Кто же стоит за тем убийством?
— Не представляю даже. Не вижу очевидной связи между убийством и деятельностью «Чародеев», хотя и такой вероятности исключать нельзя. Однако наверняка тот, кто убил его, знал о твоей предстоящей встрече с ним. Может, они перехватили шифровку из Вашингтона в Рим? А может, произошла утечка? Кому, черт побери, стало известно о встрече?
— Здесь утечка?
— А что такого? Всадили «жучка» в телефон ван Эвера, а может, подслушали на телефонном узле в Риме. Ты же сам знаешь, мы ведь говорили о прежних товарищах Орлова — вот тебе и зацепка. Но до правды тут не докопаться. Знаешь ли, все это так странно.
* * *
— А ты сумел прочитать мысли Орлова? — спросил меня Тоби, когда закончился разговор с Алексом.
Я кивнул головой и пояснил:
— Прочитать-то прочитал, да толку что? Орлов ведь родился на Украине.
— Но он же разговаривает по-русски? — возразил Тоби.
— Русский — его второй язык. Когда до меня дошло, что он думает на украинском языке, я упал духом. Дело приняло совершенно иной оборот. А потом я вспомнил, что тот психиатр из ЦРУ, доктор Мехта, предполагал, что я улавливаю мысли не непосредственно, а сверхнизкие частотные радиоволны, излучаемые речевым участком мозга. Таким образом, я слышу слова так, как они прокручиваются в мозгу перед тем, как их произнести вслух, или даже не произнести, а только подготовить к речи. Поэтому я намеренно вел с Орловым беседу и на английском, и на русском языках, поскольку он говорит на обоих. Такой маневр помог мне понять некоторые его мысли, поскольку в уме он переводил английские слова на родной украинский.
— Неплохо придумано, — сказал Тоби, одобрительно кивнув головой.
— Да, неплохо. Я задал ему несколько вопросов, зная заранее, что, прежде чем ответить, он продумает мысленно ответы и составит фразы в уме.
— Неплохо, неплохо, — согласился Тоби.
— А иногда, — продолжал я, — он твердо намеревался не давать ответа, но все равно мысленно прокручивал по-английски те фразы, которые не собирался произносить вслух.
Болеутоляющее средство снова начало проявлять свое действие, и мне стало трудно сосредоточиться на разговоре. Теперь мне хотелось только закрыть глаза и провалиться в сон на несколько дней.
Тоби пошевелился в своем кресле и подъехал ко мне поближе, качнув рычаг. Раздался тихий скрип колес.
— Бен, — сказал он. — Несколько недель назад один бывший полковник из секуритате — это румынская тайная полиция при убитом диктаторе Николае Чаушеску — невзначай вышел на нашего тайного осведомителя и рассказал ему кое-что, ну а тот потом все передал нам.
И Тоби рассказал, что румынский полковник имел связь с одним ловкачом, который фабрикует поддельные документы и удостоверения личности для всяких наемников, работающих за плату по разовым поручениям.
Мы помолчали минуту-другую, и Тоби продолжал:
— Мы схватили этого румына. Во время интенсивного допроса выяснилось, что ему кое-что известно о заговоре с целью убийства некоторых высокопоставленных американских сотрудников из разведслужбы.
— А кто его организовал?
— Пока не знаем.
— А кого намечено устранить?
— Тоже не знаем.
— Ну и что вы думаете — тут есть какая-то связь с пропавшим золотом?
— Вполне возможно, что есть. А теперь скажи мне вот что: говорил ли Орлов, где упрятаны те десять миллиардов?
— Нет, не говорил.
— А как ты думаешь, он знал — где, но не хотел сказать?
— Нет, не знал.
— И он не сообщил тебе ни тайного кода, ничего такого прочего?
Тоби, казалось, искренне расстроился.
— Так что же, выходит Синклер все-таки провернул грандиозную аферу? Ты же понимаешь, что, скажи он Орлову, что собирается проделать, когда золото на десять миллиардов будет найдено, и тогда...
— Ну и что тогда? — не выдержав, встряла в разговор Молли и пристально уставилась на него со свирепым видом. На щеках ее проступили красные пятнышки, и я понял, что слушать дальше у нее не хватало сил. И она тихо произнесла, почти шепотом: — Мой отец был прекрасный и добрый человек. Он был прямой и честный, какие редко встречаются. Ради всех святых, самое худшее, что вы только можете сказать про него, это то, что он был слишком прямолинеен.
— Молли... — начал было Тоби.
— Как-то в Вашингтоне я ехала с ним в такси, он нашел на заднем сиденье двадцатидолларовую купюру и, не задумываясь, передал ее шоферу. При этом он сказал, что тот, кто потерял деньги, может вспомнить — где и обратиться в компанию, откуда такси, ну а я и сказала: «Пап, а шофер ведь наверняка прикарманит эти денежки...»
— Молли, — умоляюще попросил Тоби с тоскливым взглядом во взоре. — Мы ведь должны обсудить все варианты, какими бы невероятными они ни казались.
Я невольно стал настраиваться на ее мысли, но она сидела далековато и уловить ее мысли я не сумел. По правде говоря, я даже не знал в тот момент, сохранилась ли во мне эта дьявольская способность. Может, от всего пережитого там, в крысином сарае, я лишился этого дара так же внезапно, как и обрел его. Я еще подумал, что, если способность исчезла, черт с ней, тужить не стоит.
Одно было ясно: если она о чем-то и думала, то с большим волнением. Так или иначе я прекрасно представлял себе, какая сумятица сейчас у нее в голове. Мне так хотелось выпрыгнуть из постели, обнять ее и успокоить — слишком тяжело было видеть ее в таком смятенном состоянии. А я был вынужден лежать в этой проклятой постели с забинтованными руками и ощущать, как то и дело кружится голова.
— Тоби, — заметил я как бы размышляя, — а ведь Молли права: то, о чем мы говорим, никак не подходит к складу Хэла.
— Но нам тогда придется танцевать от того же места, откуда и начали, — возразил Тоби.
— Нет, — ответил я. — Орлов все же оставил мне след.
— Какой?
— «Проследи путь золота, — сказал он. — Разыщи золото». И думал при этом о городе, где оно спрятано.
— О Цюрихе?
— Нет, не о нем, о Брюсселе. В этом есть свой резон, Тоби. Поскольку Бельгия, как известно, не входит в число главных рынков золота, то не трудно будет вычислить, где может быть спрятано в Брюсселе золото на сумму в десять миллиардов долларов.
— Я сейчас же позабочусь о твоем немедленном вылете туда, — предложил Тоби.
— Нет, не надо! — воскликнула Молли. — Никуда он не поедет. Ему нужно лежать в постели неделю, не меньше.
Я медленно покачал головой и ответил:
— Нет, Мол. Если мы не разыщем его, следующим прикончат Алекса Траслоу. А потом и нас. Нет ничего проще, чем подстроить «несчастный случай».
— Но если я позволю тебе встать с постели, то, как врач, нарушу клятву Гиппократа...
— Да забудь ты про эту клятву Гиппократа, — настаивал я. — Наша жизнь под угрозой. На карту поставлено безмерное богатство, а если мы не найдем его, то тогда... тебе не доведется жить в согласии с этой чертовой клятвой.
Тоби придвинулся ко мне совсем вплотную и тихо-тихо прошептал:
— Я с вами.
И с тонким жужжанием электромотора своего кресла-каталки он медленно поехал прочь.
* * *
В комнате стало тихо. Живя в городе, мы привыкаем к городскому шуму и не замечаем его. Но здесь, на севере Италии, с городской улицы шум вообще не доносился. Из окна в тусклом предвечернем свете Тосканы виднелись высокие, созревшие подсолнухи, их высохшие коричневые стебли смиренно склонились ровными рядами.
Тоби выехал, оставив нас с Молли поговорить наедине. Она присела около меня на кровати и машинально поглаживала мои ноги через одеяло.
— Прости меня, пожалуйста, — сказал я.
— За что прости?
— Не знаю за что. Просто говорю: виноват я очень.
— Ладно, принимаю твои извинения.
— Надеюсь, что все это враки насчет твоего отца.
— Но в глубине сердца...
— А в глубине своего сердца я не верю, чтобы он поступил когда-то плохо. Но мы обязаны все выяснить до конца.
Молли оглядела кругом комнату, а потом, увидев в окне живописный вид тосканских холмов, сказала:
— А ты знаешь, мне здесь нравится, я бы осталась тут жить.
— И я бы тоже остался.
— Правда? Думаешь, мы здесь прижились бы?
— А тебе понравилось бы, если бы я открыл здесь тосканский филиал компании «Патнэм энд Стирнс»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83