Сзади, с Баренгассе, слышались какие-то выкрики и доносился стук каблуков той женщины. Я плотно прижался к кирпичной стене и увидел рыжеволосую в оливковом костюме, спешащую вслед за мной, заметил, как она вытащила пистолет, и, поняв, что теперь моя безопасность целиком зависит от «глока», выстрелил в нее.
Послышался глухой стон. Лицо у женщины перекосилось, она неловко подалась вперед и зашаталась. Я ранил ее в ногу, видимо, в ляжку. Без раздумий я прыгнул и побежал навстречу ей, ведя на ходу огонь, но стараясь, чтобы пули не попали в нее, а ложились бы рядом. Мотая головой и дергая плечами, она опять чуть не упала, но изогнулась и удержалась на ногах. Затем, подняв руку с пистолетом, она стала целиться в меня — секунда показалась мне вечностью, но тут моя пуля попала ей в запястье, ладонь у нее невольно разжалась, и пистолет с лязгом упал на тротуар, а я одним махом подскочил к ней, сбил с ног и прижал к земле, локтем правой руки упираясь ей в горло, а левой рукой удерживая туловище.
Какое-то время она лежала не шевелясь.
Она была ранена в ногу и руку, темные кровяные пятна проступали через оливковую шелковую одежду в нескольких местах. Но, несмотря на ранения, сил в ней оставалось предостаточно, к тому же она была гибкая и хорошо натренированная. Извернувшись и вскочив внезапно на ноги, она со всей яростью обрушилась на меня, чуть не свалив на землю. Я вынужден был хрястнуть ее локтем по хрящику на горле, чтобы она утихомирилась.
Эта женщина оказалась гораздо моложе, нежели показалось раньше, наверное, ей было чуть больше двадцати лет, к тому же она обладала недюжинной силой.
Молниеносным уверенным движением руки я подхватил ее пистолет — небольшой «вальтер» — и запихнул его в нагрудный внутренний карман пиджака.
И вот эта обезоруженная и явно испытывающая сильную боль женщина-убийца застонала, издав гортанное животное рычание, а я поднял пистолет, целясь ей прямо между глаз.
— Это девятнадцатизарядный пистолет, — спокойно произнес я. — Я истратил пять пуль. Стало быть, осталось четырнадцать.
Глаза у нее широко раскрылись, но не от страха, а от демонстративной злости.
— Я не задумываясь убью тебя, — говорил я. — Ты понимаешь, что я не шучу, а если не понимаешь, то мне на это наплевать. Я убью тебя, потому что должен защитить себя и других. Но пока лучше подожду.
Она медленно сужала глаза как бы в знак того, что понимает и готова подчиниться.
Теперь стали слышны сирены полицейских машин, они раздавались все громче, вот уже почти рядом. Не думает ли она, что появление швейцарской полиции даст ей возможность беспрепятственно ускользнуть?
Я по-прежнему был готов стрелять в любой момент, понимая, что эта тварь — профессиональный убийца, она способна без колебаний убить любого, да кроме того за это ей наверняка отвалят целую кучу денег.
Она готова на все. Но просто так, ни за что, умирать она не станет, будет драться до конца. В любом человеке присутствует жажда жизни, и даже у профессионального убийцы сохраняются человеческие инстинкты.
Итак, первым делом нужно заставить ее уйти отсюда, пока нас не обнаружили.
— Ну а теперь, — скомандовал я, — вставай полегоньку на ноги. А потом поворачивайся кругом и иди потихоньку. Я буду поддерживать тебя. Если же ты отмочишь какую-нибудь штучку и сделаешь не так, как я сказал, не мешкая пристрелю тебя.
Я поднялся, убрал локоть с ее горла и, держа «глок» прямо у ее лба, смотрел, как она медленно, с трудом и болью вставала на ноги. Поднявшись, она впервые обратилась ко мне, сказав по-английски «не надо» с явным акцентом какого-то европейского языка.
— Поворачивайся кругом, — приказал я в ответ.
Она медленно повернулась ко мне спиной, а я быстро обыскал ее — при ней ничего больше не было, ни второго пистолета, ни даже ножа.
— Ну а теперь пошли, — сказал я, ткнув пистолетом ей в затылок, принуждая тем самым двигаться побыстрее.
В конце квартала в стене оказалась довольно просторная ниша, и я неожиданно толкнул ее в это темное углубление, все время держа «глок» наготове около ее головы.
— А ну-ка, встань ко мне лицом.
Она медленно повернулась. На лице ее лежала печать угрюмого упрямства. Вблизи оно показалось квадратным, почти мужским на вид, но отнюдь не отталкивающим. На лице проглядывала гримаса боли, которую она тщетно пыталась скрыть то ли из самолюбия, то ли из-за беспокойства. Под глазами нанесен синеватый грим и подведены бледно-голубые тени с едва заметными блестками. Округлые пухлые губы аккуратно густо накрашены губной помадой малинового цвета.
— Кто ты такая? — спросил я.
Она ничего не ответила. Лицо у нее казалось каменным, только под левым глазом судорожно подергивалась жилка.
— В твоем положении тебе не следует играть в молчанку.
Теперь у нее начала дергаться вся левая щека, но в глазах явно читалась тоска.
— Кто тебя нанял? — не отставал я.
В ответ молчание.
— Вот, чувствуется настоящий профессионал, — продолжал я. — В наши дни так редко их встретишь. Тебе, должно быть, прилично заплатили.
Молчок. Щека по-прежнему дергается.
— Кто такой блондин? — настойчиво лез я с расспросами? — Ну, тот альбинос?
Молчание. Она посмотрела на меня, будто порываясь сказать что-то, а затем опять замкнулась в себе. Ох, как хороша была она в этот момент, всячески стараясь не показать страха.
Сначала мне пришла в голову мысль, а не припугнуть ли ее снова, но тут я вспомнил, что у меня есть и другие пути выведать нужные сведения. Иные возможности, иные способы. Я ведь совсем было забыл про свой дар, который, собственно, и привел меня сюда.
Итак, я придвинулся к ней поближе и нацелил пистолет точно между глаз. И сразу же на меня обрушился поток непонятных звуков из каких-то скомканных странных гласных и согласных — несомненно, это раздался голос ее мыслей, но на языке, которого я не знал. И, как ни странно, чувства страха в них я не уловил.
Левая щека ее продолжала конвульсивно дергаться, но, оказывается, вовсе не от страха, который каждый человек испытывает по-своему. Эта женщина оказалась в темной нише под угрозой оружия, но при этом ничуть не испугалась.
У сотрудников секретных служб имеется широкий набор разнообразных наркотиков, с помощью которых они могут держать своих тайных агентов в состоянии спокойствия и собранности. Это целая фармакология блокадных и притупляющих чувства химических веществ, которые, если их ввести человеку, будут активно проявлять свое действие годами. Как знать, может, эта женщина как раз и находилась под влиянием таких наркотиков. С другой стороны, она, может, по природе своей была такой неестественно спокойной, принадлежала к такому редкому сорту людей, которым не ведомо чувство страха в условиях, когда другие испытывают его. Стало быть, она как никто другой подходит для выполнения всяких шпионских заданий. И сдалась она мне вовсе не из-за страха, а по очень здравым соображениям. По всей видимости, она замыслила захватить меня врасплох, когда я ослаблю бдительность.
Людей, вообще не знающих страха, на свете не бывает. Без него — мы не люди. Все мы испытываем страх в той или иной мере. Мы все живем благодаря этому чувству.
— Как его зовут? — опять шепнул я.
«Макс».
В потоке звенящих звуков ее мыслей я отчетливо расслышал слово «Макс». Похоже, это слово. Имя, понятное на всех языках.
— Макс, — произнес я громко. — Макс... А дальше?
Посмотрев ей в глаза, я не увидел в них ни страха, ни удивления, лишь тупое безразличие.
— Меня предупредили, что ты можешь откалывать такие штучки, — заговорила она наконец-то. Акцент в речи у нее чувствовался европейский. Но какой конкретно? Не французский, тогда, может, скандинавский? Финский или норвежский?.. Она пожала плечами: — Я мало что знаю. Поэтому-то меня и взяли на задание.
Вот теперь я узнал акцент: датский или фламандский.
— Ты мало что знаешь, — повторил я, — но не может быть, чтобы совсем ничего не знала. Тогда от тебя пользы бы не было. Тебя наверняка инструктировали, назвали клички и все такое прочее. Как фамилия Макса?
И снова я услышал ее мысль: «Макс».
— Попробуй, допроси меня, — нахально предложила она.
— Как его фамилия?
— Не знаю. Уверена, что Макс, во всяком случае, не настоящее его имя.
Я согласно кивнул:
— И я уверен, что ты права. А с кем он связан?
Опять недоуменное пожатие плечами.
— На кого ты работаешь?
— Ты имеешь в виду, как называется компания, которая платит мне зарплату? — спросила она снова с нахальной ухмылкой.
Я подвинулся к ней еще ближе, ощутив даже на своем лице ее горячее дыхание. Пистолет я не отводил, левой рукой прочно прижимая ее к кирпичной стене.
— Как зовут-то тебя? — спросил я. — Надеюсь, что это-то ты знаешь.
Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
«Занна Хьюгенс», — подумала она.
— Откуда ты, Занна?
«Отвяжись, твою мать! — услышал я ее мысль по-английски. — Отстань, паскуда».
Она знает английский, немецкий, фламандский. Возможно, одна из тех убийц, которых любят привлекать к выполнению отдельных разовых заданий за высокую плату секретные службы разных стран. ЦРУ, к примеру, пользуется услугами датчан и фламандцев не только потому, что они хорошие исполнители, но и из-за их природных способностей к легкому усвоению многих иностранных языков, что позволяет им легко и незаметно смешаться с местным населением разных стран и скрыть свое подлинное происхождение.
Больше из ее мыслей я ничего не уловил. В голове у нее все время вертелась и плавала одна и та же бессмысленная фраза: «Имя, имя, имя, имя, имя... твою мать... имя, имя, назови мне имя».
— Знать ничего не знаю, — выпалила она, обрызгав слюной мне лицо.
— Тебе наказали выведать у меня имя, не так ли?
Опять у нее задергалась левая щека, густо накрашенные малиновые губы крепко сжались. Подумав секунду-другую, она наконец заговорила:
— Я же знаю, что ты какой-то чудик. — Ее вдруг прорвало, и слова полились по-английски с четким мелодичным фламандским акцентом. — Я знаю, что тебя обучали в ЦРУ. Я знаю, что каким-то образом ты обрел эту сверхъестественную способность и иногда можешь слышать мысли других людей, проникать в мысли тех, кто напуган. Я не знаю, как, зачем и где заполучил ты эту способность или, может, она у тебя от рождения... — Она жалобно скулила, быстро-быстро тараторила, несла всякий вздор, что в голову придет, но до меня сразу дошло, что она затеяла. — ...или зачем ты объявился здесь, — болтала она без умолку, — но я знаю, что от тебя всего можно ожидать: ты безжалостен, кровожаден; и я знаю также, что живым возвращаться в США ты не намерен; но я, может, и помогла бы тебе как-то; пожалуйста, не убивай меня, не убивай, я же на работе, я прицельно по тебе не стреляла; ты увидишь, пожалуйста...
Искренне ли молила она о пощаде? Вот о чем я тотчас же подумал. Был ли страх в ее глазах? Может, перестал действовать наркотик, подавляющий страх, или же ее наконец-то охватили стресс и испуг?
И вот пока я раздумывал, как мне поступить, она неожиданно схватила меня за лицо и попыталась выцарапать мне глаза острыми ногтями, пронзительно завизжав при этом, а ногой ударив меня в пах. Естественно, я мгновенно был сбит с толку и испугался, поэтому среагировал чуть-чуть запоздало, но все же совсем врасплох она меня не застала.
Сумев удержать пистолет, я положил забинтованный неуклюжий палец на спусковой крючок, а она дергала меня за руку, безуспешно пытаясь сбить с прицела. Инстинктивно я отпрянул назад и слегка нажал на курок — голова у нее раскололась, и, испустив дух, она рухнула на землю.
Сохраняя спокойствие, я наклонился и обыскал ее, но каких-либо документов, бумаг или даже сумочки при ней не оказалось — ничего, кроме маленького бумажничка с небольшой суммой швейцарских франков, которые предназначались, видимо, для выполнения данного ей на это утро задания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83