— Для этого не надо иметь глубоких познаний в области бизнеса или микроэкономики, господин Эллисон. «Чародеи» общаются между собой накоротке: на глубоко законспирированных встречах или совещаниях, где разрабатывается стратегия, в служебных кабинетах или в офисах корпораций, в автомашинах, где угодно: в Бонне, Франкфурте-на-Майне, Париже, Лондоне или Токио. И с соответствующей охраной и мерами предосторожности. Ну что же, таким образом сделать крупные вложения в стратегических целях на мировых фондовых биржах Нью-Йорка, Токио или Лондона — дело плевое. В конце концов зная, что акции, скажем, «Сименса», или «Филипса» или «Мицубиси» вот-вот подскочат в цене, вы тем самым прекрасно знаете, куда следует вкладывать деньги. Что, разве не так?
— Но это же вовсе не считается присвоением чужого имущества, так ведь? — не согласился я.
— Конечно, так. Это и впрямь не присвоение. Но это называется махинациями на фондовой бирже, нарушением сотен и сотен законов Америки и других государств. А «Чародеи» это прекрасно знают и тем не менее продолжают делать. Их счета в банках Люксембурга, на острове Большой Кайман и в Цюрихе пухнут и растут. Они уже успели сколотить себе целые состояния на сотни миллионов долларов, если не больше. — Орлов снова посмотрел на двустворчатую дверь из столовой, опять на его худощавом лице быстро пробежала усмешка, и он сказал далее: — Подумайте только, как могли мы использовать все эти факты, — радиоперехваты, шифротелеграммы, расшифровки... Мозги свихнутся. Мы не могли даже просить кого-то использовать эти материалы в пропагандистских целях. А материал был сенсационный — Америка крадет секреты у своих союзников! Ничего путного сделать мы не могли. Только однажды мы преднамеренно организовали утечку: НАТО, дескать, может самораспуститься.
— Боже мой!
— Да, ну а тут подоспел 1987 год.
— А что тогда произошло?
Орлов медленно и укоризненно покачал головой.
— А вы разве не помните?
— Что было в 1987 году?
— Вы, выходит, забыли, что случилось с американской экономикой в 1987 году?
— Экономикой? — переспросил я, сильно озадаченный. — Помнится, в октябре 1987 года на фондовой бирже произошел обвал, помимо...
— Вот-вот. Обвалом, может, слишком громко называть ту панику, но, вообще-то, американскую фондовую биржу потрясло тогда довольно основательно, я имею в виду 19 октября 1987 года.
— Ну а какое это имеет отношение к...
— Обвал фондовой биржи, говоря вашими словами, вовсе не обязательно означает катастрофу для тех, кто готов к такому потрясению. Тут даже получается наоборот: так, к примеру, группа смекалистых инвесторов может даже извлечь немалую выгоду из такого обвала посредством, скажем, продажи акций на короткий срок, фьючерных операций и арбитражных услуг, ну и всяких прочих сделок, верно ведь?
— Да что вы говорите?
— Я говорю, господин Эллисон, что раз уж мы знали, что замышляют «Чародеи», каковы их тайные ходы-выходы, то мы могли следить за их деятельностью очень и очень пристально — а они об этом ничегошеньки не знали.
— Ну и они, конечно же, наживали деньги, используя обвал 1987 года, так что ли?
— Да, именно так. Да еще пустив в продажу обобщенные компьютерные программы и используя четырнадцать тысяч индивидуальных расчетных счетов, тщательно выверенных в Токио, и, нажимая на те или иные рычаги в нужное время и в нужном темпе, они не только сколотили огромные деньги в период того обвала, господин Эллисон. Они, собственно, и спровоцировали этот обвал. — Ошеломленный таким известием, я лишь бездумно таращил глаза. — Ну так вот. Как вы понимаете, — продолжал далее Орлов, — у нас имелись очень сильные доказательства того, какой вред нанесла мировому сообществу группка, сложившаяся внутри ЦРУ.
— А вы использовали эти доказательства?
— Разумеется, господин Эллисон. Было такое время, когда мы это сделали.
— Когда же?
— Когда я говорю мы, то имею в виду нашу организацию. Припомните события 1991 года, заговор против Горбачева, инспирированный и организованный КГБ. Как вы хорошо помните, ЦРУ уже к тому сроку располагало информацией о подготовке этого заговора. И как, по-вашему, почему вы палец о палец не ударили, чтобы упредить события?
— Ну, есть всякие рассуждения на этот счет, — припомнил я.
— Да, есть рассуждения, теории там всякие, а есть факты. Факты говорят о том, что у КГБ было подробное разоблачительное досье на эту группу, которая называла себя «Чародеями». Это досье, будь оно представлено широкой мировой общественности, здорово пошатнуло бы авторитет Америки, как я уже вам говорил.
— И, стало быть, ЦРУ в этом деле проявило нарочитую нерасторопность, — предположил я. — Его шантажировали угрозой разоблачения.
— Вот-вот, точно. А кто же, как вы думаете, отказался от использования такого оружия? Разумеется, не убежденный противник Соединенных Штатов. И не преданный сотрудник КГБ. Какое еще лучшее доказательство мог бы я предложить?
— Да, — согласился я. — Идея блестящая. А кто знал о существовании этого досье?
— Только немногие, — ответил он. — Ну, конечно, Крючков, который сидит сейчас где-то в тюрьме за участие в путче против Горбачева, его старший помощник, которого казнили... нет, нет, извините, я ошибся. Вспомнил: «Нью-Йорк таймс» опубликовала как-то статью, где говорилось, что он «совершил самоубийство» сразу же после провала путча, верно я говорю? Конечно же, верно.
— И вы передали Синклеру это поразительное досье?
— Нет, не передал.
— Почему же?
Снова быстро пожав плечами и судорожно улыбнувшись, он пояснил:
— А потому, что это досье исчезло.
* * *
— Как это исчезло?
— Коррупция в те дни в Москве свирепствовала особенно сильно, — стал объяснять Орлов. — Даже еще сильнее, нежели сейчас. Старые порядки, а это миллионы людей, работавших в бюрократических системах, министерствах, разных секретариатах, вся система советской государственной власти понимала, что дни ее сочтены. Директора заводов распродавали товары и оборудование на черном рынке. Чиновники торговали документами из главных архивов КГБ с Лубянки. Люди Бориса Ельцина вытащили из главных управлений КГБ многие дела, и досье и бумаги перешли в руки других владельцев! И вот тогда-то мне и доложили, что досье на «Чародеев» куда-то запропастилось.
— Досье вроде этого просто так не пропадают.
— Конечно же, нет. Мне доложили, что это досье прихватила с собой домой одна рядовая сотрудница из канцелярии Первого главного управления КГБ, а потом взяла и продала его.
— И кому же?
— Немцам, как мне доложили.
— Немцам? Еще этого не хватало.
— Точнее, консорциуму немецких бизнесменов. Как мне рассказывали, продала она его за два с небольшим миллиона немецких марок.
— Это всего миллион американских долларов. Да она же наверняка могла бы отхватить гораздо больше.
— Конечно же! Досье стоило очень больших денег. В нем содержались документы, с помощью которых можно было взять за горло некоторых очень высокопоставленных чиновников из ЦРУ! Ценность содержащихся там бумаг во много раз превышает ту сумму, за которую их продала та дурочка из ПГУ. Поистине от жадности теряется разум.
Я с трудом удержался от улыбки и сказал в размышлении:
— Немецкий консорциум... А с чего это вдруг немецким бизнесменам понадобилось пошантажировать цэрэушников?
— Вот чего не знаю, того не знаю.
— Ну а теперь-то ведь знаете?
— Есть у меня кое-какие догадки на этот счет.
— Какие же?
— Вот вы спрашивали меня про факты, — сказал Орлов. — Я встречался с Синклером в Цюрихе, само собой разумеется, в обстановке абсолютной секретности. Тогда я уже эмигрировал из своей страны и знал, что никогда больше туда не вернусь. Синклер просто пришел в бешенство, когда узнал, что у меня нет больше досье с компроматом, и угрожал расторгнуть сделку, улететь обратно в Вашингтон и плюнуть на всю эту затею. Мы переругивались с ним несколько часов. Я все пытался убедить его, что не держу камня за пазухой и не обманываю.
— Ну, и он поверил?
— Тогда мне показалось, что поверил, теперь же так не считаю.
— Почему?
— Потому что тогда я полагал, что мы заключили сделку, а потом оказалось, что вовсе не заключили. Из Цюриха я направился прямо сюда. Между прочим, этот дом подыскал мне Синклер. Здесь я ждал дальнейших вестей от него. На Западе где-то упрятано золото на десять миллиардов долларов — оно принадлежит России.
Риск был, конечно же, огромный, но я положился на честность Синклера, больше даже чем на честность — на его собственную заинтересованность. Он не хотел, чтобы Россия шарахнулась вправо, чтобы в ней установилась шовинистическая диктатура. Хотел он также, чтобы и мир в целом встал на демократические рельсы. Но я думал, что это все он говорил ради того, чтобы заполучить досье. Ведь он не получил от меня досье на «Чародеев». Должно быть, он решил, что я играю нечестно. Иначе зачем же ему понадобилось обманывать меня?
— Обманывать вас?
— Вот смотрите. Золото, оцениваемое в десять миллиардов долларов, поступило в хранилище Цюриха и было помещено в надежные подземные сейфы на Банхофштрассе, а чтобы до него добраться, надо знать два разных кода — один код у меня, другой — у него. Ну а потом Харрисона Синклера убили, и теперь уже нет надежды выручить спрятанное золото. Так что надеюсь, вы поняли, что у меня не было никакой заинтересованности в том, чтобы его прикончили, так ведь?
— Да, понял, — согласился я. — Заинтересованности у вас быть не могло. Но может, я могу помочь как-то?
— Ну, если вы знаете код, который был у Синклера...
— Нет, не знаю, — ответил я. — Нет у меня кода. Мне он ничего не говорил.
— В таком случае боюсь, что помочь вы никак не сможете.
— Неверно. Кое-что я все же могу сделать. Мне нужно только знать, как зовут того банкира, с которым вы встречались в Цюрихе.
В этот момент высокие створки двери в дальнем конце столовой внезапно распахнулись. Я быстро вскочил, но пистолета решил не доставать, так как подумал, что это, должно быть, опять пришел какой-то охранник Орлова, — в таком случае все обойдется тихо-мирно, мне вовсе не хотелось рисковать, показывая, будто я угрожаю чем-то хозяину дома.
Я увидел, как мелькнула темно-синяя одежда, и сразу все понял. В столовую ввалились сразу трое итальянских полицейских, нацелив на меня автоматические пистолеты.
— Руки по швам! — рявкнул один.
Быстро пройдя по столовой, они окружили меня. В этой ситуации мой пистолет оказался бы бесполезным, численный перевес был на их стороне. Орлов стоял несколько поодаль, около стены, в него полицейские из оружия не целились.
— Не двигаться, — сказал другой. — Ты арестован.
Я стоял как столб, ошеломленный, не говоря ни слова. Как же могло такое случиться? Кто вызвал их сюда? Я просто ничего не соображал.
И тут я увидел маленькую черную кнопку вызова, установленную в ножке дубового обеденного стола, там, где ножка касалась пола. Это была такая же кнопка, какие устанавливают в банках и нажимают ногой в том случае, когда нужно вызвать полицию. Тогда где-то далеко-далеко раздается сигнал тревоги — в данном случае, подумал я, тревожный звонок зазвенел, наверное, в отделении муниципальной полиции в Сиене, поэтому-то полицейские так долго не объявлялись. Без сомнения, полиция находилась на содержании этого таинственного «немецкого» эмигранта, которому нужна надежная охрана и безопасность.
Я наконец-то понял, что Орлов кинулся на меня несколько минут назад с единственной целью — отвлечь мое внимание. Он знал наверняка, что я повалю его на пол, и тогда он откатился и дотянулся до кнопки тревоги рукой или же ногой.
Но все равно что-то было не так.
Я взглянул на бывшего шефа КГБ и заметил, что он не в шутку встревожен. Что же испугало его?
Он смотрел на меня.
— Разыщи золото!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83