– Она в моем чемодане, в боковом кармашке. Возьми ключ.
– Хорошо, папочка. – Карпик не стала упрямиться. Ведь мы с ее обожаемым папочкой оставались вдвоем.
Проводив глазами дочь, Сокольников спросил у меня:
– Еще коньяку?
– Валяйте.
Мы снова выпили.
– Ну, – спросила я, – и зачем нужно было отсылать девочку?
– Вас не проведешь, Ева, – засмеялся банкир. – Обожаю умных женщин. Мне нужно было поговорить с вами.
– Внимательно вас слушаю.
– Знаете… Я встретил женщину своей жизни.
– А она в курсе?
– Думаю, она все понимает.
– И что требуется от меня? Нести за невестой фату?..
– Ну, до этого дело пока не дошло. Есть одна проблема.
– Ваша дочь. Карпик.
– Именно. Мне кажется, ей не очень нравится Клио.
– Знаете, Валерий Адамович, – я наклонилась к. Сокольникову и взяла его за пуговицу пиджака (слава богу, это были совсем другие пуговицы), – “не очень нравится” – это не совсем то выражение. Карпик ее ненавидит. Она кажется ей beast. Я понятно выражаюсь?
– Думаю, да. – Сокольников сморщился как от зубной боли.
– И это еще мягко сказано. Думаю, в русском языке, особенно ненормативном, найдется больше идиоматических выражений. Все они, с точки зрения Карпика, применимы к Клио. Вы, конечно, помните участь вашей невесты, которая, возможно, тоже была женщиной вашей жизни.
– Ева, я прошу вас. – Банкир поднял руки, защищаясь.
– Так вот, это все были цветочки. Думаю, если у вас что-нибудь будет с этой певичкой, вы должны готовиться к затяжным оборонительным боям.
– Ну почему, почему?! Почему она так невыносима?
– Я не знаю. Может быть, это ревность. Обыкновенная ревность брошенного ребенка. Ребенка, предоставленного самому себе.
– Но ведь к вам-то она не ревнует. Наоборот.
– Мы с ней очень похожи. Мы не представляем угрозы. Клио представляет угрозу.
– Вы поразительный человек, Ева. У вас есть ответы на все вопросы.
– Ну, не на все. Я, например, не знаю точную дату конца света. Как насчет коньяка?
– Валяйте, – повторил он мои слова. Мы чокнулись.
– Хочу выпить за вас, Ева, – тихо сказал банкир. – Если бы я мог… Если бы я мог – я выбрал бы вас. Честное слово. Я выбрал бы вас, и все мы были бы счастливы. И Карпик была бы счастлива.
– Ну, не знаю…
– Вы идеальный вариант.
– Мужчины ненавидят идеальные варианты. У меня нет шансов.
– Вы красивы. Вы правда красивы.
– Это коньяк, Валерий. Чуть больше, чем нужно. Он помотал головой:
– Я хочу попросить вас… Вы имеете на нее влияние. Может быть, вам удастся уговорить Карпика… Не сразу, конечно. Объяснить ей, что Клио… Что она совершенно потрясающая. Ларисе нужно только попытаться понять. Вы ведь можете это сделать?
– Не думаю.
– Я прошу вас. Вы найдете способы, я знаю.
– Ну, хорошо. – Господи, куда я ввязываюсь? – Я постараюсь.
– Спасибо! Я знал, что вы замечательная.
Банкир близко придвинулся ко мне и поцеловал в щеку. И почти сразу же мы увидели Карпика. Она стояла неподалеку, она не хотела мешать нам. Глаза ее сияли. Бедная девочка! Я улыбнулась ей и помахала рукой:
– Иди сюда!
– Я принесла, папочка. – Карпик подошла к отцу и протянула ему записную книжку:
– У вас, я смотрю, все замечательно.
– Более чем, моя хорошая. – Банкир обнял дочь:
– Кстати, не пора ли тебе в кровать?
– Не пора, – отрезала Карпик. – Я еще побуду с тобой. Если Ева не возражает.
– Вот, держите, Ева. – Банкир порылся в своей толстой записной книжке, больше похожей на талмуд. – Это то, о чем я говорил вам. Просто потом я могу забыть…
Он протянул мне несколько визиток. Ничего себе спектакль театра марионеток, где мне отведена роль, которая в программке значится как “Войска и прочее”… Я улыбнулась самой обворожительной улыбкой, на которую только была способна, и сунула визитки в карман, даже не взглянув на них.
А потом услышала эту музыкальную тему из Гершвина.
"Порги и Бесс”.
Играл Антон. Кто бы мог подумать, что нейрохирург, который еще сегодня сидел со мной в лодке и завалил своего первого тюленя, может так нежно касаться клавиш?
Пассаж из Гершвина был встречен аплодисментами и громким одобрительным улюлюканьем. Но еще большими аплодисментами была встречена Клио, которая появилась в самый подходящий момент – не раньше и не позже. Это было звериное чутье поп-звезды со стажем. Она благосклонно приняла все знаки внимания, потрепала по холке музыканта-любителя Антона, прошлась по ягодицам Мухи, приняла от Альберта Бенедиктовича джин, а от губернатора с Лаккаем – пару дежурных комплиментов. И только потом, миновав нейтральные воды Филиппа и Бориса Ивановича, достигла наших берегов.
– Добрый вечер, – сказала она, глядя только на банкира. Даже красно-черный лемур на ее виске сиял, он еще помнил прикосновение губ Сокольникова.
– Добрый. – Сокольников нагнул голову и аккуратно поцеловал Клио руку, ни на секунду не задержавшись. Могу себе представить, чего это ему стоило!
Я ограничилась доброжелательным кивком головы, а Карпик вообще отвернулась.
Клио проглотила пилюлю. Могу себе представить, чего это ей стоило!
– Кто-то спер у меня трубку, – вдруг сказала Клио.
– Как эго – “спер”? – удивился Сокольников.
– Оставила ее в каюте, и вот – пожалуйста…
– Наверное, не только вам нравится брать в рот у индейцев, – влезла Карпик, раздувая ноздри – Так что вы должны быть готовы ко всему.
Банкир побагровел, но сдержался. Это было удивительно: после подобной реплики можно было ожидать от него чего угодно.
– Иди в каюту, Лариса.
– Занятная у вас дочка.
– Еще какая занятная, – отрекомендовалась Карпик. – Со мной не соскучишься.
– Я вижу. Со мной тоже не соскучишься. Это я тебе обещаю. – Клио с любопытством рассматривала бледную поганку, хромую уточку Карпика.
– Тебе пора спать. Вы проводите ее, Ева? Я молчала.
– Прошу вас! – В голосе Сокольникова послышались умоляющие нотки.
– Да, конечно, – смягчилась я. – Пойдем. Карпик.
– Пойдем, – сказала Карпик, но даже не сдвинулась с места.
– Простите ее, Клио. А насчет кражи.. Нужно сообщить об этом капитану. – Банкир отнесся к словам Клио гораздо более серьезно, чем Карпик.
– И половину запасов табака… Ну, да черт с ней, – должно быть, после легких поцелуев у трапа Клио могла смириться с чем угодно: и с кражей, и даже с гнусной девчонкой. – Спасибо за сегодняшний день… Спасибо, что вытащили меня… Даже не знаю…
– Лучше бы ты не был таким расторопным, папочка, – прощебетала Карпик.
Это был открытый вызов. И банкир принял его. Он так сильно ударил Карпика по щеке, что мне на секунду показалось, что голова девочки соскочит с плеч. Но все обошлось. И. странное дело, мне даже показалось, что Карпик обрадовалась.
– Хорошо же, папочка, – сказала она и снова обратилась к Клио:
– Видите? Это его обычные методы работы с женщинами. Он любит распускать руки, мои папочка. Так что на вашем бы месте я хорошенько призадумалась
– Замолчи! – заорал банкир, и все взоры в бильярдной моментально обратились к нему. – Уведите ее, Ева, прошу вас, иначе…
– Я и сама уйду. Очень нужно.
Я во все глаза смотрела на Карпика и думала о том, что в прошлой жизни она была главой ордена иезуитов
Карпик быстро двинулась к выходу, и я покорно пошла за ней.
Я догнала девчонку только в коридоре. Я была зла на нее, но только до тех пор, пока не увидела ее сгорбленную спину и всю маленькую фигурку, которой так трудно сохранять чувство собственного достоинства. К тому же Карпик прихрамывала сильнее, чем обычно. Жалость захлестнула меня, и я ускорила шаг.
– Карпик!
– Ну что?
– Подожди! Я провожу тебя, – говорить об этом было смешно, каюта Сокольниковых находилась всего лишь на другом борту.
– Здорово я ее, ты как думаешь. Ева? – Карпик поделилась со мной стервозной радостью.
– Оторвать бы тебе башку за такие цыганочки с выходом!
– Давай! – развеселилась Карпик. – Все равно я ее ненавижу, эту суку. О чем вы говорили с папой?
– Ни о чем. Просто говорили, и все.
– Тогда это здорово. Мне нравится, когда люди просто говорят.
– Ты можешь пообещать мне одну вещь, Карпик?..
Сейчас я скажу ей. Сейчас я скажу, что нельзя ненавидеть всех женщин отца только потому, что они красивы. И любить всех женщин отца только потому, что они некрасивы. Что нужно быть терпимой, нужно быть лояльной, нужно держать себя в руках и не доставлять ему столько страданий.
– Пообещай мне оставить в покое своего отца и его женщину… Ведь ты же совсем не знаешь ее. Ты можешь мне пообещать?
– Нет, – серьезно сказала Карпик, и я в очередной раз поразилась ее проницательности. – Все что угодно, Ева. Но этого я обещать не могу.
– Знаю, – вздохнула я. – Кажется, мы пришли… Посидеть с тобой, пока ты не заснешь?
– Нет. Сегодня я сама. Я подумаю… Может быть, я не так уж права, если папочка так сердится… Как ты думаешь, Ева?
Ну, слава богу. Лед тронулся, господа присяжные заседатели…
– Думаю, что ты умница.
– Спокойной ночи, Ева – Карпик зевнула. – Ужасно спать хочется, даже странно.
– Ну, тогда спокойной ночи, девочка!
* * *
…Расставшись с Карпиком, я решила вернуться в бильярдную. Во-первых, мне нужен был Муха – главная деталь всего плана, мой персональный троянский конь, которого я направлю в стан врага. Экзистенциальные отношения Карпика и ее драгоценного папочки – это, конечно, очень мило, это имеет место быть, но… Все это игрища и забавы по сравнению с тем злом, которое сейчас перемещается от правого борта к левому, от кормовой палубы до носовой. Сегодняшняя тюленья кровь не на шутку испугала меня. В тетради Митько было многое, но не было главного: он так и не смог понять те механизмы, которые заставляли убивать. Ведь катализатором может послужить все, что угодно. Дымящаяся кровь животных на расколотых льдинах… Или кровь того же Мухи, весело бурлящая в венах под кожей. Муха – гей, а маньяк охотился на геев…
Меня успокаивало только одно: все убийства совершались летом. А потом они прекратились и вовсе. Значит…
Ничего это не значит. Успокаиваться нельзя.
…В кают-компании горел свет. Ничего удивительного, стюард Рома шастает туда без перерыва – только чтобы пополнить запасы спиртного. Там же находятся все эти блистательные безделушки, типа шейкеров, миксеров, ведерок для льда, штопоров, больше известных в народе под кличкой “руки де Голля”…
Когда я заглянула туда, Рома стоял у стойки и колдовал над бокалами, фужерами и низкими стаканами для бренди. Место вечного гастрономического узника Шопена занял “Дайер стрейтс”, и теперь задница стюарда ритмично покачивалась в такт музыке.
– Привет! – сказала я Роману.
От неожиданности он вздрогнул и выронил бокал, который держал в руках. К тому же мне показалось, что он что-то воровато сунул в карман форменной тужурки. Все-таки я, кажется, перебрала коньяку. А ведь когда-то меня учили пить крепкие напитки декалитрами и не пьянеть… Нужно завязывать с этим, иначе до Мухи я сегодня не доберусь.
– Фу, черт, ты меня напугала! – Он посчитал вполне уместным обратиться ко мне на “ты”.
– Все работаешь?
– А что прикажешь делать? Господа требуют выпивки. – Он присел на корточки и стал собирать осколки с пола. Подумав секунду, я присоединилась к нему.
Постепенно смущение Ромы проходило, ему даже стало неловко за бабский испуг. Поэтому он посмотрел на меня и сказал развязно:
– Ну, и как наш визит к Минотавру?
– Ты о чем?
– О Максе, разумеется. Выяснила все вопросы?
– Более или менее. – Я уклонилась от прямого ответа.
– Думаю, что у него скорее более, чем менее. – скабрезно хихикнул Рома – Обычно все женщины остаются довольны.
– Выходит, что я являюсь счастливым исключением из правил.
Закончить обмен двусмысленностями мы не успели в дверях кают-компании появился Муха Я даже удивиться не успела, обычно так и бывает – на ловца и зверь бежит.
– Попались, голубки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Хорошо, папочка. – Карпик не стала упрямиться. Ведь мы с ее обожаемым папочкой оставались вдвоем.
Проводив глазами дочь, Сокольников спросил у меня:
– Еще коньяку?
– Валяйте.
Мы снова выпили.
– Ну, – спросила я, – и зачем нужно было отсылать девочку?
– Вас не проведешь, Ева, – засмеялся банкир. – Обожаю умных женщин. Мне нужно было поговорить с вами.
– Внимательно вас слушаю.
– Знаете… Я встретил женщину своей жизни.
– А она в курсе?
– Думаю, она все понимает.
– И что требуется от меня? Нести за невестой фату?..
– Ну, до этого дело пока не дошло. Есть одна проблема.
– Ваша дочь. Карпик.
– Именно. Мне кажется, ей не очень нравится Клио.
– Знаете, Валерий Адамович, – я наклонилась к. Сокольникову и взяла его за пуговицу пиджака (слава богу, это были совсем другие пуговицы), – “не очень нравится” – это не совсем то выражение. Карпик ее ненавидит. Она кажется ей beast. Я понятно выражаюсь?
– Думаю, да. – Сокольников сморщился как от зубной боли.
– И это еще мягко сказано. Думаю, в русском языке, особенно ненормативном, найдется больше идиоматических выражений. Все они, с точки зрения Карпика, применимы к Клио. Вы, конечно, помните участь вашей невесты, которая, возможно, тоже была женщиной вашей жизни.
– Ева, я прошу вас. – Банкир поднял руки, защищаясь.
– Так вот, это все были цветочки. Думаю, если у вас что-нибудь будет с этой певичкой, вы должны готовиться к затяжным оборонительным боям.
– Ну почему, почему?! Почему она так невыносима?
– Я не знаю. Может быть, это ревность. Обыкновенная ревность брошенного ребенка. Ребенка, предоставленного самому себе.
– Но ведь к вам-то она не ревнует. Наоборот.
– Мы с ней очень похожи. Мы не представляем угрозы. Клио представляет угрозу.
– Вы поразительный человек, Ева. У вас есть ответы на все вопросы.
– Ну, не на все. Я, например, не знаю точную дату конца света. Как насчет коньяка?
– Валяйте, – повторил он мои слова. Мы чокнулись.
– Хочу выпить за вас, Ева, – тихо сказал банкир. – Если бы я мог… Если бы я мог – я выбрал бы вас. Честное слово. Я выбрал бы вас, и все мы были бы счастливы. И Карпик была бы счастлива.
– Ну, не знаю…
– Вы идеальный вариант.
– Мужчины ненавидят идеальные варианты. У меня нет шансов.
– Вы красивы. Вы правда красивы.
– Это коньяк, Валерий. Чуть больше, чем нужно. Он помотал головой:
– Я хочу попросить вас… Вы имеете на нее влияние. Может быть, вам удастся уговорить Карпика… Не сразу, конечно. Объяснить ей, что Клио… Что она совершенно потрясающая. Ларисе нужно только попытаться понять. Вы ведь можете это сделать?
– Не думаю.
– Я прошу вас. Вы найдете способы, я знаю.
– Ну, хорошо. – Господи, куда я ввязываюсь? – Я постараюсь.
– Спасибо! Я знал, что вы замечательная.
Банкир близко придвинулся ко мне и поцеловал в щеку. И почти сразу же мы увидели Карпика. Она стояла неподалеку, она не хотела мешать нам. Глаза ее сияли. Бедная девочка! Я улыбнулась ей и помахала рукой:
– Иди сюда!
– Я принесла, папочка. – Карпик подошла к отцу и протянула ему записную книжку:
– У вас, я смотрю, все замечательно.
– Более чем, моя хорошая. – Банкир обнял дочь:
– Кстати, не пора ли тебе в кровать?
– Не пора, – отрезала Карпик. – Я еще побуду с тобой. Если Ева не возражает.
– Вот, держите, Ева. – Банкир порылся в своей толстой записной книжке, больше похожей на талмуд. – Это то, о чем я говорил вам. Просто потом я могу забыть…
Он протянул мне несколько визиток. Ничего себе спектакль театра марионеток, где мне отведена роль, которая в программке значится как “Войска и прочее”… Я улыбнулась самой обворожительной улыбкой, на которую только была способна, и сунула визитки в карман, даже не взглянув на них.
А потом услышала эту музыкальную тему из Гершвина.
"Порги и Бесс”.
Играл Антон. Кто бы мог подумать, что нейрохирург, который еще сегодня сидел со мной в лодке и завалил своего первого тюленя, может так нежно касаться клавиш?
Пассаж из Гершвина был встречен аплодисментами и громким одобрительным улюлюканьем. Но еще большими аплодисментами была встречена Клио, которая появилась в самый подходящий момент – не раньше и не позже. Это было звериное чутье поп-звезды со стажем. Она благосклонно приняла все знаки внимания, потрепала по холке музыканта-любителя Антона, прошлась по ягодицам Мухи, приняла от Альберта Бенедиктовича джин, а от губернатора с Лаккаем – пару дежурных комплиментов. И только потом, миновав нейтральные воды Филиппа и Бориса Ивановича, достигла наших берегов.
– Добрый вечер, – сказала она, глядя только на банкира. Даже красно-черный лемур на ее виске сиял, он еще помнил прикосновение губ Сокольникова.
– Добрый. – Сокольников нагнул голову и аккуратно поцеловал Клио руку, ни на секунду не задержавшись. Могу себе представить, чего это ему стоило!
Я ограничилась доброжелательным кивком головы, а Карпик вообще отвернулась.
Клио проглотила пилюлю. Могу себе представить, чего это ей стоило!
– Кто-то спер у меня трубку, – вдруг сказала Клио.
– Как эго – “спер”? – удивился Сокольников.
– Оставила ее в каюте, и вот – пожалуйста…
– Наверное, не только вам нравится брать в рот у индейцев, – влезла Карпик, раздувая ноздри – Так что вы должны быть готовы ко всему.
Банкир побагровел, но сдержался. Это было удивительно: после подобной реплики можно было ожидать от него чего угодно.
– Иди в каюту, Лариса.
– Занятная у вас дочка.
– Еще какая занятная, – отрекомендовалась Карпик. – Со мной не соскучишься.
– Я вижу. Со мной тоже не соскучишься. Это я тебе обещаю. – Клио с любопытством рассматривала бледную поганку, хромую уточку Карпика.
– Тебе пора спать. Вы проводите ее, Ева? Я молчала.
– Прошу вас! – В голосе Сокольникова послышались умоляющие нотки.
– Да, конечно, – смягчилась я. – Пойдем. Карпик.
– Пойдем, – сказала Карпик, но даже не сдвинулась с места.
– Простите ее, Клио. А насчет кражи.. Нужно сообщить об этом капитану. – Банкир отнесся к словам Клио гораздо более серьезно, чем Карпик.
– И половину запасов табака… Ну, да черт с ней, – должно быть, после легких поцелуев у трапа Клио могла смириться с чем угодно: и с кражей, и даже с гнусной девчонкой. – Спасибо за сегодняшний день… Спасибо, что вытащили меня… Даже не знаю…
– Лучше бы ты не был таким расторопным, папочка, – прощебетала Карпик.
Это был открытый вызов. И банкир принял его. Он так сильно ударил Карпика по щеке, что мне на секунду показалось, что голова девочки соскочит с плеч. Но все обошлось. И. странное дело, мне даже показалось, что Карпик обрадовалась.
– Хорошо же, папочка, – сказала она и снова обратилась к Клио:
– Видите? Это его обычные методы работы с женщинами. Он любит распускать руки, мои папочка. Так что на вашем бы месте я хорошенько призадумалась
– Замолчи! – заорал банкир, и все взоры в бильярдной моментально обратились к нему. – Уведите ее, Ева, прошу вас, иначе…
– Я и сама уйду. Очень нужно.
Я во все глаза смотрела на Карпика и думала о том, что в прошлой жизни она была главой ордена иезуитов
Карпик быстро двинулась к выходу, и я покорно пошла за ней.
Я догнала девчонку только в коридоре. Я была зла на нее, но только до тех пор, пока не увидела ее сгорбленную спину и всю маленькую фигурку, которой так трудно сохранять чувство собственного достоинства. К тому же Карпик прихрамывала сильнее, чем обычно. Жалость захлестнула меня, и я ускорила шаг.
– Карпик!
– Ну что?
– Подожди! Я провожу тебя, – говорить об этом было смешно, каюта Сокольниковых находилась всего лишь на другом борту.
– Здорово я ее, ты как думаешь. Ева? – Карпик поделилась со мной стервозной радостью.
– Оторвать бы тебе башку за такие цыганочки с выходом!
– Давай! – развеселилась Карпик. – Все равно я ее ненавижу, эту суку. О чем вы говорили с папой?
– Ни о чем. Просто говорили, и все.
– Тогда это здорово. Мне нравится, когда люди просто говорят.
– Ты можешь пообещать мне одну вещь, Карпик?..
Сейчас я скажу ей. Сейчас я скажу, что нельзя ненавидеть всех женщин отца только потому, что они красивы. И любить всех женщин отца только потому, что они некрасивы. Что нужно быть терпимой, нужно быть лояльной, нужно держать себя в руках и не доставлять ему столько страданий.
– Пообещай мне оставить в покое своего отца и его женщину… Ведь ты же совсем не знаешь ее. Ты можешь мне пообещать?
– Нет, – серьезно сказала Карпик, и я в очередной раз поразилась ее проницательности. – Все что угодно, Ева. Но этого я обещать не могу.
– Знаю, – вздохнула я. – Кажется, мы пришли… Посидеть с тобой, пока ты не заснешь?
– Нет. Сегодня я сама. Я подумаю… Может быть, я не так уж права, если папочка так сердится… Как ты думаешь, Ева?
Ну, слава богу. Лед тронулся, господа присяжные заседатели…
– Думаю, что ты умница.
– Спокойной ночи, Ева – Карпик зевнула. – Ужасно спать хочется, даже странно.
– Ну, тогда спокойной ночи, девочка!
* * *
…Расставшись с Карпиком, я решила вернуться в бильярдную. Во-первых, мне нужен был Муха – главная деталь всего плана, мой персональный троянский конь, которого я направлю в стан врага. Экзистенциальные отношения Карпика и ее драгоценного папочки – это, конечно, очень мило, это имеет место быть, но… Все это игрища и забавы по сравнению с тем злом, которое сейчас перемещается от правого борта к левому, от кормовой палубы до носовой. Сегодняшняя тюленья кровь не на шутку испугала меня. В тетради Митько было многое, но не было главного: он так и не смог понять те механизмы, которые заставляли убивать. Ведь катализатором может послужить все, что угодно. Дымящаяся кровь животных на расколотых льдинах… Или кровь того же Мухи, весело бурлящая в венах под кожей. Муха – гей, а маньяк охотился на геев…
Меня успокаивало только одно: все убийства совершались летом. А потом они прекратились и вовсе. Значит…
Ничего это не значит. Успокаиваться нельзя.
…В кают-компании горел свет. Ничего удивительного, стюард Рома шастает туда без перерыва – только чтобы пополнить запасы спиртного. Там же находятся все эти блистательные безделушки, типа шейкеров, миксеров, ведерок для льда, штопоров, больше известных в народе под кличкой “руки де Голля”…
Когда я заглянула туда, Рома стоял у стойки и колдовал над бокалами, фужерами и низкими стаканами для бренди. Место вечного гастрономического узника Шопена занял “Дайер стрейтс”, и теперь задница стюарда ритмично покачивалась в такт музыке.
– Привет! – сказала я Роману.
От неожиданности он вздрогнул и выронил бокал, который держал в руках. К тому же мне показалось, что он что-то воровато сунул в карман форменной тужурки. Все-таки я, кажется, перебрала коньяку. А ведь когда-то меня учили пить крепкие напитки декалитрами и не пьянеть… Нужно завязывать с этим, иначе до Мухи я сегодня не доберусь.
– Фу, черт, ты меня напугала! – Он посчитал вполне уместным обратиться ко мне на “ты”.
– Все работаешь?
– А что прикажешь делать? Господа требуют выпивки. – Он присел на корточки и стал собирать осколки с пола. Подумав секунду, я присоединилась к нему.
Постепенно смущение Ромы проходило, ему даже стало неловко за бабский испуг. Поэтому он посмотрел на меня и сказал развязно:
– Ну, и как наш визит к Минотавру?
– Ты о чем?
– О Максе, разумеется. Выяснила все вопросы?
– Более или менее. – Я уклонилась от прямого ответа.
– Думаю, что у него скорее более, чем менее. – скабрезно хихикнул Рома – Обычно все женщины остаются довольны.
– Выходит, что я являюсь счастливым исключением из правил.
Закончить обмен двусмысленностями мы не успели в дверях кают-компании появился Муха Я даже удивиться не успела, обычно так и бывает – на ловца и зверь бежит.
– Попались, голубки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59