Очевидно, все каюты снабжены такими вот будильниками. Очень своевременная услуга, необходимое дополнение, просыпаешься и сразу утыкаешься во время. Но стрелки часов, которые стояли на столе Филиппа, намертво сцепились друг с другом на двенадцати.
– Черт! Он же ходил исправно. Ничего не понимаю.
– А все остальное – понимаете? Филипп отогнул рукав:
– Слава богу, хоть мои идут. Шесть вечера…
– Вот это уже ближе к истине Я так понимаю, что стоят только корабельные часы. Что вы думаете по этому поводу?
– Думаю, нам достался корабль-призрак, – раздался у нас за спиной чей-то голос. Это было так неожиданно, что я вздрогнула. У двери каюты стоял Антон.
– Ты? – Фотограф укоризненно посмотрел на друга. – Ты нас здорово напугал.
– Извините. Но пусть лучше пугать буду я, чем этот чертов корабль.
– Ты давно здесь стоишь?
– Достаточно давно, чтобы прийти в священный трепет от всего услышанного…
– Я не верю в мистику, – твердо сказала я.
– По-моему, это корыто решило доказать вам обратное. – Антон был сама поруганная добродетель.
– Все равно я в нее не верю. Должно быть какое-то объяснение. Должно быть. Оно под ногами. Мы ходим мимо – и не замечаем. Может быть, стоит только нагнуться…
– И поднять с полу фотографию 1929 года, – перебил меня Филипп. – Видишь, Антон, как решительна наша гостья.
– А она вообще замечательная девушка. И ничего не боится. Правда, Ева?
– Нет, – с сожалением сказала я. – Я боюсь. Я действительно боюсь…
– Перебирайтесь к нам. – Антон вложил в свою улыбку всю любезность, на которую только был способен. – Перебирайтесь, Ева! Будем бояться вместе.
Ничего себе предложеньице!
– Я разберу это в рабочем порядке. Но, к сожалению, это противоречит правилам фильма ужасов, в который мы, судя по всему, попали.
– Вы полагаете?
– А вы нет? – парировала я.
– Вообще-то, похоже.
– А что это за правила диковинные? – заинтересовался Филипп.
– Первое. Герои, вместо того чтобы объединиться перед лицом зла и не выпускать из поля зрения друг друга ни на секунду, благополучно расходятся и продолжают свои изыскания в гордом одиночестве. То есть бегут друг от друга как от чумы.
– Отлично, – засмеялся Антон. – А второе?
– Вместо того, чтобы выскочить на улицу и начать призывать стражей порядка. Или в крайнем случае сесть в авто и уехать. Вместо этого они выбирают самые глухие уголки домов, из которых просто нет выхода. Поднимаются этаж за этажом…
– Понятно. Третье существует?
– Существует. Все безудержно начинают заниматься любовью в самое неподходящее время и подставлять Абсолютному злу свои голые задницы. А голая задница – самое уязвимое место, вы не находите?..
Я с улыбкой посмотрела на покрасневшего Антона.
– Нахожу, – сказал он – Нахожу, что для того, чтобы заниматься любовью, нет неподходящего времени.
Возможно, он вложил в эту фразу чуть больше смысла, чем хотел вложить. Филипп хмыкнул и быстро поднялся на ноги:
– О-о. Ребята, кажется, я пошел!
– Подождите, Филипп, пойдем вместе. Тем более что там нас уже ждут, я так думаю.
– Ева! – Он наконец-то решился, этот милый нейрохирург.
– Да?
– Как насчет того, чтобы обсудить какой-нибудь другой жанр? Например, мелодраму.
– В другой раз. И знаете что? Давайте никому не будем говорить об этой чертовой фотографии. Не нужно никого пугать.
Антон засмеялся:
– Вы заметили, что мы все время с кем-то и о чем-то договариваемся. Что-то все время собираемся скрыть. Этот дурацкий флаг, например. Фотографию. Это что, клуб по интересам, что ли?
– Это клуб по защите интересов. Не стоит никого пугать раньше времени.
– Возможно, вы и правы. – Антон все еще пожирал глазами мое лицо. – Вот только нет никакой гарантии, что и другие не думают точно так же, что они тоже не хотят никого пугать. А возможно, они знают что-то, чего не знаем мы. И что могло бы пролить свет на происходящее. В нашем случае целостная картина предпочтительнее, правда?
– Вот он, ученый-фундаменталист, – громко восхитился Филипп. – Во всей своей красе. Все по полочкам разложил, просто сердце радуется.
– Заткнись, Филя, – попросил Антон. – Это звучит почти как “арабский экстремист”. Не пугай нашу гостью.
– Судя по всему, она ничего не боится.
– Боюсь, – в который раз повторила я. – Поэтому идемте. И обещайте молчать о фотографии…
– Заметано.
* * *
…Наша затея провалилась.
– Что это еще за фотография, Ева? – срывающимся голосом спросил у меня Альберт Бенедиктович, как только мы появились в кают-компании. Он был буквально раздавлен страхом, почти одичал от него. Даже представить себе не могла, какие метаморфозы могут происходить с человеком за столь короткое время. – Что за фотография? Почему вы об этом умолчали?!
Я укоризненно взглянула на Карпика, которая стояла за спиной Макса: что же ты, девочка, мы ведь договорились, что не будем ничего и никому рассказывать об этом. Карпик покаянно опустила голову: прости, Ева, как же я могу молчать, если вокруг все жутко и интересно?..
– Фотография?
– Девочка нам сказала.
– Что еще сказала вам девочка? – Я отвернулась от Карпика.
– Достаточно, чтобы начать предпринимать какие-то серьезные меры.
– Интересно, какие меры мы можем предпринять?
– Мы должны защитить себя! – не совсем уверенно сказал адвокат.
– От чего?
– Я… Я не знаю.
– Вариант с оружием отпал, – мрачно сказал Макс. – Автогена на корабле нет, так что вскрыть арсенал не представляется возможным. Из всего вооружения у нас имеются только кухонные ножи.
– Вот их и начнем метать. По движущимся целям… – неудачно пошутил Филя.
– Замолчите, – снова взвизгнул адвокат. – Вы как хотите, а я возвращаюсь к себе в каюту и закрываюсь на все замки. И буду сидеть там, пока нас не подберет какой-нибудь корабль…
– Долго же вам придется ждать, – заметил Макс.
– Успеете похудеть, – добавила Карпик.
– Ну, голодать я, положим, не собираюсь. – Что-что, а аппетит Альберта Бенедиктовича оставался незыблемым. – Буду приходить на завтраки, обеды и ужины…
– Очень хорошо. А шеф-поваром назначим Анику, – подхватил Муха. – Она себя уже хорошо зарекомендовала. Я согласен поступить на должность стюарда. С соответствующим окладом, само собой.
Боже мой, как же я не сообразила сразу, – “запираться на все замки”. Конечно же, Карпик и универсальный боцманский ключ… “Карпик и боцманский ключ”, звучит неплохо, похоже на название польского рисованного мультика… Конечно же, ключ! Этим ключом можно открыть арсенал. Поскольку версию мистического развития событий я отвергаю, то оружие вполне может нам пригодиться…
– Карпик! – позвала я. – Можно тебя на минутку? Карпик с трудом отклеилась от скалоподобного Макса и подошла ко мне.
– Ключ! – шепнула я. – Где наш ключ?
– Ева… – Карпик обняла меня за шею и жарко зашептала в ухо:
– Я боялась тебе сказать… Он пропал, Ева…
– То есть как это “пропал”?
– Мы говорили с папой… Он накричал на меня из-за этой стервы… Он так страшно кричал… Мне пришлось пообещать… Я ненавижу, когда он кричит. А потом он пошел сюда, к ней… А я осталась. Сидела, пока не захотела есть. Я ушла, а ключ оставила. А когда вернулась, его уже не было…
– Ты спрашивала у отца?
– Нет. Он все равно бы его не заметил. Он сейчас ничего не замечает, кроме этой… – Карпик судорожно вздохнула. – Его кто-то взял, Ева.
– Ну, успокойся, девочка. Черт с ним, с ключом.
Совсем не черт с ним, далеко не черт с ним, но сделать ничего невозможно. Арсенал не открыть, Муха прав, остается надеяться только на кухонные ножи…
Дверь в кают-компании хлопнула, и в нее ворвался губернатор Распопов:
– Вы только посмотрите, что я нашел у себя в каюте! Это форменное издевательство над здравым смыслом! Кто-нибудь знает английский?
И Распопов торжествующе швырнул на стол свежий, пахнущий типографской краской номер какой-то газеты.
– Дайте-ка сюда! – Макс протянул к листку свою лапищу. – Неплохо, неплохо… Оперативно работают, вот и пресса пошла косяком.
Я подошла к Максу и заглянула в газетный лист через его плечо. То, что я увидела, поначалу не произвело на меня никакого впечатления. Газета была английской, называлась “ВЕСТНИК ПЛИМУТА” и датирована была… двадцать седьмым апреля 1929 года.
На первой странице, сразу же под шапкой, была напечатана фотография корабля с хорошо просматриваемым названием.
"EXCALIBUR”
Прямо под фотографией располагалась заметка, но прочесть ее я так и не смогла. Во-первых, мой английский оставлял желать лучшего… Во-вторых, буквы просто поплыли у меня перед глазами.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил губернатор. За то время, что я не видела его, он взял себя в руки и теперь имел вполне достойный для руководителя области вид: тщательно уложенные волосы, командный взгляд и тяжелая бюрократическая челюсть.
– Вы так волнуетесь, дорогой Николай Иванович, как будто это касается вашей избирательной кампании. И на вас напечатали компромат, – тихо сказал Лаккай Даже сейчас он не упускал возможности отточить на Распопове свое остроумие и продемонстрировать стиль поведения на ближайших выборах.
– Ничего я не волнуюсь Меня дата не устраивает! Дата.
– А что дата? Двадцать седьмое апреля. Сегодня двадцать пятое апреля, – вовремя вспомнил Муха. – С годом, правда, лажа. Но с другой стороны – семь десятков лет туда, семь сюда. А так, судя по всему, газетка-то послезавтрашняя.
– Что же там все-таки написано, Макс?
– Подождите… Значит, в общих чертах, гак: “Двадцать первого апреля от северо-западного причала порта Плимут отправилось новое экспериментальное прогулочное судно “Эскалибур” с пятнадцатью пассажирами на борту. Все они – члены местного охотничьего клуба Плимута, изъявившие желание участвовать в новом, экзотическом виде охоты на тюленя . Маршрут судна предполагает.. ”
Альберт Бенедиктович всхлипнул.
– Все. Не стоит дальше продолжать. Я не хочу участвовать в этом бреде. Я ухожу к себе в каюту.
– А как же ужин, Альберт Бенедиктович? – спросил Муха.
– Сыт по горло!
– Да это просто липа! – неуверенно сказал Филя. – Они нас просто запугать хотят!
– Кто “они”?
В возгласе Антона не было ничего нового. Этот вопрос витал по всему кораблю с самого утра. Вот только – с какого именно утра?
– Ну, подумаешь, вышел корабль. Ну, пятнадцать пассажиров… Охотников, мать их. А дальше-то что?
– Думаю, мы еще узнаем, – что дальше. Похоже, что кто-то собирается и в последующем снабжать нас информацией. – Слова Антона, такие обычные, показались зловещими.
– Улыбочку, Альберт Бенедиктович! – В тишине кают-компании застрекотала камера. Позабытый всеми оператор Вадик Лебедев решил вернуться к выполнению своих профессиональных обязанностей. За то время, пока все в кают-компании препирались и искали выход из заведомо безвыходного положения, он успел сбегать за камерой и вернуться.
– Тоже нашли время, молодой человек! – запротестовал адвокат.
– Да не суетитесь вы, плохо выйдете. Лысина-то бликует! – Голос Вадика, звучавший нарочито весело, вступил в явное противоречие с общим похоронным настроем в кают-компании.
– Прекратите снимать! – не унимался адвокат.
– Отличные кадры получатся.
– Что-то вы уж больно веселитесь, – не выдержал даже Макс.
– А я не вижу поводов для грусти. – Вадик раздул ноздри, и я вдруг почувствовала, что сейчас наступит его звездный час. Жаль, что в кают-компании не было Клио (они с Сокольниковым проигнорировали импровизированное общее собрание актива корабля. Должно быть, им было куда более любопытно изучать друг друга, а не обстановку на брошенном судне).
Сейчас, именно сейчас Клио оценила бы его по достоинству.
– Знаете, Вадик, у вас такая рожа, как будто вы проникли в суть всех вещей, – неприязненно сказал Филипп.
– Может быть. – Камера оставила в покое адвоката и переместилась на фотографа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Черт! Он же ходил исправно. Ничего не понимаю.
– А все остальное – понимаете? Филипп отогнул рукав:
– Слава богу, хоть мои идут. Шесть вечера…
– Вот это уже ближе к истине Я так понимаю, что стоят только корабельные часы. Что вы думаете по этому поводу?
– Думаю, нам достался корабль-призрак, – раздался у нас за спиной чей-то голос. Это было так неожиданно, что я вздрогнула. У двери каюты стоял Антон.
– Ты? – Фотограф укоризненно посмотрел на друга. – Ты нас здорово напугал.
– Извините. Но пусть лучше пугать буду я, чем этот чертов корабль.
– Ты давно здесь стоишь?
– Достаточно давно, чтобы прийти в священный трепет от всего услышанного…
– Я не верю в мистику, – твердо сказала я.
– По-моему, это корыто решило доказать вам обратное. – Антон был сама поруганная добродетель.
– Все равно я в нее не верю. Должно быть какое-то объяснение. Должно быть. Оно под ногами. Мы ходим мимо – и не замечаем. Может быть, стоит только нагнуться…
– И поднять с полу фотографию 1929 года, – перебил меня Филипп. – Видишь, Антон, как решительна наша гостья.
– А она вообще замечательная девушка. И ничего не боится. Правда, Ева?
– Нет, – с сожалением сказала я. – Я боюсь. Я действительно боюсь…
– Перебирайтесь к нам. – Антон вложил в свою улыбку всю любезность, на которую только был способен. – Перебирайтесь, Ева! Будем бояться вместе.
Ничего себе предложеньице!
– Я разберу это в рабочем порядке. Но, к сожалению, это противоречит правилам фильма ужасов, в который мы, судя по всему, попали.
– Вы полагаете?
– А вы нет? – парировала я.
– Вообще-то, похоже.
– А что это за правила диковинные? – заинтересовался Филипп.
– Первое. Герои, вместо того чтобы объединиться перед лицом зла и не выпускать из поля зрения друг друга ни на секунду, благополучно расходятся и продолжают свои изыскания в гордом одиночестве. То есть бегут друг от друга как от чумы.
– Отлично, – засмеялся Антон. – А второе?
– Вместо того, чтобы выскочить на улицу и начать призывать стражей порядка. Или в крайнем случае сесть в авто и уехать. Вместо этого они выбирают самые глухие уголки домов, из которых просто нет выхода. Поднимаются этаж за этажом…
– Понятно. Третье существует?
– Существует. Все безудержно начинают заниматься любовью в самое неподходящее время и подставлять Абсолютному злу свои голые задницы. А голая задница – самое уязвимое место, вы не находите?..
Я с улыбкой посмотрела на покрасневшего Антона.
– Нахожу, – сказал он – Нахожу, что для того, чтобы заниматься любовью, нет неподходящего времени.
Возможно, он вложил в эту фразу чуть больше смысла, чем хотел вложить. Филипп хмыкнул и быстро поднялся на ноги:
– О-о. Ребята, кажется, я пошел!
– Подождите, Филипп, пойдем вместе. Тем более что там нас уже ждут, я так думаю.
– Ева! – Он наконец-то решился, этот милый нейрохирург.
– Да?
– Как насчет того, чтобы обсудить какой-нибудь другой жанр? Например, мелодраму.
– В другой раз. И знаете что? Давайте никому не будем говорить об этой чертовой фотографии. Не нужно никого пугать.
Антон засмеялся:
– Вы заметили, что мы все время с кем-то и о чем-то договариваемся. Что-то все время собираемся скрыть. Этот дурацкий флаг, например. Фотографию. Это что, клуб по интересам, что ли?
– Это клуб по защите интересов. Не стоит никого пугать раньше времени.
– Возможно, вы и правы. – Антон все еще пожирал глазами мое лицо. – Вот только нет никакой гарантии, что и другие не думают точно так же, что они тоже не хотят никого пугать. А возможно, они знают что-то, чего не знаем мы. И что могло бы пролить свет на происходящее. В нашем случае целостная картина предпочтительнее, правда?
– Вот он, ученый-фундаменталист, – громко восхитился Филипп. – Во всей своей красе. Все по полочкам разложил, просто сердце радуется.
– Заткнись, Филя, – попросил Антон. – Это звучит почти как “арабский экстремист”. Не пугай нашу гостью.
– Судя по всему, она ничего не боится.
– Боюсь, – в который раз повторила я. – Поэтому идемте. И обещайте молчать о фотографии…
– Заметано.
* * *
…Наша затея провалилась.
– Что это еще за фотография, Ева? – срывающимся голосом спросил у меня Альберт Бенедиктович, как только мы появились в кают-компании. Он был буквально раздавлен страхом, почти одичал от него. Даже представить себе не могла, какие метаморфозы могут происходить с человеком за столь короткое время. – Что за фотография? Почему вы об этом умолчали?!
Я укоризненно взглянула на Карпика, которая стояла за спиной Макса: что же ты, девочка, мы ведь договорились, что не будем ничего и никому рассказывать об этом. Карпик покаянно опустила голову: прости, Ева, как же я могу молчать, если вокруг все жутко и интересно?..
– Фотография?
– Девочка нам сказала.
– Что еще сказала вам девочка? – Я отвернулась от Карпика.
– Достаточно, чтобы начать предпринимать какие-то серьезные меры.
– Интересно, какие меры мы можем предпринять?
– Мы должны защитить себя! – не совсем уверенно сказал адвокат.
– От чего?
– Я… Я не знаю.
– Вариант с оружием отпал, – мрачно сказал Макс. – Автогена на корабле нет, так что вскрыть арсенал не представляется возможным. Из всего вооружения у нас имеются только кухонные ножи.
– Вот их и начнем метать. По движущимся целям… – неудачно пошутил Филя.
– Замолчите, – снова взвизгнул адвокат. – Вы как хотите, а я возвращаюсь к себе в каюту и закрываюсь на все замки. И буду сидеть там, пока нас не подберет какой-нибудь корабль…
– Долго же вам придется ждать, – заметил Макс.
– Успеете похудеть, – добавила Карпик.
– Ну, голодать я, положим, не собираюсь. – Что-что, а аппетит Альберта Бенедиктовича оставался незыблемым. – Буду приходить на завтраки, обеды и ужины…
– Очень хорошо. А шеф-поваром назначим Анику, – подхватил Муха. – Она себя уже хорошо зарекомендовала. Я согласен поступить на должность стюарда. С соответствующим окладом, само собой.
Боже мой, как же я не сообразила сразу, – “запираться на все замки”. Конечно же, Карпик и универсальный боцманский ключ… “Карпик и боцманский ключ”, звучит неплохо, похоже на название польского рисованного мультика… Конечно же, ключ! Этим ключом можно открыть арсенал. Поскольку версию мистического развития событий я отвергаю, то оружие вполне может нам пригодиться…
– Карпик! – позвала я. – Можно тебя на минутку? Карпик с трудом отклеилась от скалоподобного Макса и подошла ко мне.
– Ключ! – шепнула я. – Где наш ключ?
– Ева… – Карпик обняла меня за шею и жарко зашептала в ухо:
– Я боялась тебе сказать… Он пропал, Ева…
– То есть как это “пропал”?
– Мы говорили с папой… Он накричал на меня из-за этой стервы… Он так страшно кричал… Мне пришлось пообещать… Я ненавижу, когда он кричит. А потом он пошел сюда, к ней… А я осталась. Сидела, пока не захотела есть. Я ушла, а ключ оставила. А когда вернулась, его уже не было…
– Ты спрашивала у отца?
– Нет. Он все равно бы его не заметил. Он сейчас ничего не замечает, кроме этой… – Карпик судорожно вздохнула. – Его кто-то взял, Ева.
– Ну, успокойся, девочка. Черт с ним, с ключом.
Совсем не черт с ним, далеко не черт с ним, но сделать ничего невозможно. Арсенал не открыть, Муха прав, остается надеяться только на кухонные ножи…
Дверь в кают-компании хлопнула, и в нее ворвался губернатор Распопов:
– Вы только посмотрите, что я нашел у себя в каюте! Это форменное издевательство над здравым смыслом! Кто-нибудь знает английский?
И Распопов торжествующе швырнул на стол свежий, пахнущий типографской краской номер какой-то газеты.
– Дайте-ка сюда! – Макс протянул к листку свою лапищу. – Неплохо, неплохо… Оперативно работают, вот и пресса пошла косяком.
Я подошла к Максу и заглянула в газетный лист через его плечо. То, что я увидела, поначалу не произвело на меня никакого впечатления. Газета была английской, называлась “ВЕСТНИК ПЛИМУТА” и датирована была… двадцать седьмым апреля 1929 года.
На первой странице, сразу же под шапкой, была напечатана фотография корабля с хорошо просматриваемым названием.
"EXCALIBUR”
Прямо под фотографией располагалась заметка, но прочесть ее я так и не смогла. Во-первых, мой английский оставлял желать лучшего… Во-вторых, буквы просто поплыли у меня перед глазами.
– Ну что там? – нетерпеливо спросил губернатор. За то время, что я не видела его, он взял себя в руки и теперь имел вполне достойный для руководителя области вид: тщательно уложенные волосы, командный взгляд и тяжелая бюрократическая челюсть.
– Вы так волнуетесь, дорогой Николай Иванович, как будто это касается вашей избирательной кампании. И на вас напечатали компромат, – тихо сказал Лаккай Даже сейчас он не упускал возможности отточить на Распопове свое остроумие и продемонстрировать стиль поведения на ближайших выборах.
– Ничего я не волнуюсь Меня дата не устраивает! Дата.
– А что дата? Двадцать седьмое апреля. Сегодня двадцать пятое апреля, – вовремя вспомнил Муха. – С годом, правда, лажа. Но с другой стороны – семь десятков лет туда, семь сюда. А так, судя по всему, газетка-то послезавтрашняя.
– Что же там все-таки написано, Макс?
– Подождите… Значит, в общих чертах, гак: “Двадцать первого апреля от северо-западного причала порта Плимут отправилось новое экспериментальное прогулочное судно “Эскалибур” с пятнадцатью пассажирами на борту. Все они – члены местного охотничьего клуба Плимута, изъявившие желание участвовать в новом, экзотическом виде охоты на тюленя . Маршрут судна предполагает.. ”
Альберт Бенедиктович всхлипнул.
– Все. Не стоит дальше продолжать. Я не хочу участвовать в этом бреде. Я ухожу к себе в каюту.
– А как же ужин, Альберт Бенедиктович? – спросил Муха.
– Сыт по горло!
– Да это просто липа! – неуверенно сказал Филя. – Они нас просто запугать хотят!
– Кто “они”?
В возгласе Антона не было ничего нового. Этот вопрос витал по всему кораблю с самого утра. Вот только – с какого именно утра?
– Ну, подумаешь, вышел корабль. Ну, пятнадцать пассажиров… Охотников, мать их. А дальше-то что?
– Думаю, мы еще узнаем, – что дальше. Похоже, что кто-то собирается и в последующем снабжать нас информацией. – Слова Антона, такие обычные, показались зловещими.
– Улыбочку, Альберт Бенедиктович! – В тишине кают-компании застрекотала камера. Позабытый всеми оператор Вадик Лебедев решил вернуться к выполнению своих профессиональных обязанностей. За то время, пока все в кают-компании препирались и искали выход из заведомо безвыходного положения, он успел сбегать за камерой и вернуться.
– Тоже нашли время, молодой человек! – запротестовал адвокат.
– Да не суетитесь вы, плохо выйдете. Лысина-то бликует! – Голос Вадика, звучавший нарочито весело, вступил в явное противоречие с общим похоронным настроем в кают-компании.
– Прекратите снимать! – не унимался адвокат.
– Отличные кадры получатся.
– Что-то вы уж больно веселитесь, – не выдержал даже Макс.
– А я не вижу поводов для грусти. – Вадик раздул ноздри, и я вдруг почувствовала, что сейчас наступит его звездный час. Жаль, что в кают-компании не было Клио (они с Сокольниковым проигнорировали импровизированное общее собрание актива корабля. Должно быть, им было куда более любопытно изучать друг друга, а не обстановку на брошенном судне).
Сейчас, именно сейчас Клио оценила бы его по достоинству.
– Знаете, Вадик, у вас такая рожа, как будто вы проникли в суть всех вещей, – неприязненно сказал Филипп.
– Может быть. – Камера оставила в покое адвоката и переместилась на фотографа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59