— Едемте в ваш Мертвый город, Херри. Иначе вы живьем меня сожрете, и до родины я не доберусь…
* * *
Если верить указателям, мы ехали в Харлинген.
Вернее, не в сам Харлинген, а в небольшой рыбацкий поселок к северо-востоку. Вот уже несколько часов я не отрываясь наблюдала за Херри-боем. Только сначала меня привлекал пейзаж за окнами машины: все эти маленькие аккуратные города, мельницы, судоходные каналы, шлюзы и дренажные установки. Запах еще невидимого моря присутствовал во всем, даже в выхлопных газах и в стерильных бутербродах, которые Херри-бой покупал на заправках. Он был везде, и я чувствовала его.
— Deus mare, Batavus litora fecit… — улыбаясь, сказал мне Херри-бой. — “Бог создал море, а голландцы берега”. Это правда, Катрин. Вы скоро поймете это.
С этой минуты я смотрела только на него. Херри-бой, возвращающийся в свое родовое гнездо, к пчело-матке по имени Лукас ван Остреа, — на это стоило взглянуть пристальнее. И чем ближе мы были к Хар-лингену, тем выразительнее становилось лицо Херри-боя. Оно как будто очнулось от зимней спячки и теперь вбирало в себя краски окружающего мира. Обычно безвольный подбородок Херри круто выгнулся, скулы приобрели мужественную основательность, а плоский лоб — рельефность. Теперь горящие, глубоко посаженные глаза вовсе не казались инородными на этом лице: оно приобрело удивительную законченность. Черт возьми, а он красив! Я еду в машине с самым красивым самцом Голландии, который обещает мне тайну. От Херри-боя стали исходить токи совершенно неведомой мне энергии. Если бы он не был аскетом, я назвала бы эту энергию эротической. Но теперь я совсем не была уверена в аскетизме Херри. Теперь я ни в чем не была уверена. Метаморфозы, которые происходили с ним, пугали меня и притягивали одновременно. Я не могла разгадать их, как до этого, еще в Питере, не смогла разгадать тайну картины. Он обещал показать мне нечто из ряда вон — ради этого я приехала в Голландию. Но только ли ради этого? Я приехала, стоило только ему снять телефонную трубку и позвать меня. Заманить в эту марципановую страну, подозрительно смахивающую на табакерку.
— Вы так на меня смотрите, Катрин… — Херри-бой улыбнулся, и улыбка его тоже была эротичной.
— Вовсе нет, — я смутилась так страшно, как будто меня застали за мастурбацией. — Я слушаю вас. Вы ведь говорили…
— Я говорил о Мертвом городе. Он находится на острове, Катрин.
Поздравляю, Катерина Мстиславовна, тебя везут на остров.
— Здесь много островов. Это все борьба моря с сушей, не всегда успешная. Фризские острова как раз напротив Харлингена. Сейчас там масса морских курортов. Но Мертвый город — это совсем другое…
От этой ничего не значащей фразы мне вдруг стало не по себе. “Совсем другое”. Херри-бой тоже стал совсем другим. Все свое самаркандское детство я провела в борьбе с ночными страхами: стоило только ночи заползти в комнату, как привычные и изученные до дыр предметы приобретали совершенно фантастические очертания. Они были совсем не тем, за кого выдавали себя днем. Только когда мне исполнилось десять, я окончательно избавилась от этого страха перед ночью. И вот теперь он вернулся снова. Нужно было настоять, чтобы Лавруха поехал со мной…
Мы проскочили Харлинген и — уже в сумерках — добрались до рыбацкого поселка на побережье. Первым делом Херри-бой пробежался по продуктовым лавкам, и скоро заднее сиденье “Форда” было заставлено коробками.
— Вы с ума сошли, Херри. Здесь же на взвод хватит.
— Я не так часто выбираюсь. И потом — у меня гости. Вы — мой гость.
Херри подогнал “Форд” к пристани: он был полон решимости отправиться сейчас же. Пока я наблюдала, как он перегружает коробки в катер, такой же допотопный, как и “Форд”, поднялся ветер. От такого любимого мной моря неожиданно пахнуло затхлостью и тленом. Нет, ночное путешествие совсем не прельщало меня.
— Послушайте, Херри, — я попыталась придать голосу максимальную беспечность. — Здесь наверняка есть гостиница. Я могу остаться до утра. А утром вы заберете меня…
— Зачем? — удивился Херри-бой.
— Плыть куда-то ночью…
— Почему куда-то? Вы.чего-то боитесь, Катрин? Вы выглядите очень взволнованной…
— Разве? Просто я полна впечатлений… Новая страна. Вы должны понимать.
— Едемте, — он взял меня за руку.
— Нет, — я с трудом удержалась, чтобы не усесться посреди дороги.
— Я не понимаю, Катрин… — Херри-бой покачал головой, и я вдруг увидела себя его глазами: вздорная русская женщина, устраивающая истерики на пути в бухту. В конце концов, это просто неприлично.
— Ну хорошо… Зайдемте куда-нибудь, пропустим по стаканчику. И я буду готова, обещаю вам…
Он был вынужден согласиться.
Я сама выбрала крошечный кабачок на набережной — прямо против пристани, заставленной лодками, катерами и прогулочными яхтами. Кабачок был выложен бело-голубыми дельфтскими изразцами, которые обожают туристы, и украшен медными гравюрами с видами старой Голландии.
Херри-боя здесь хорошо знали: он то и дело отвечал на приветствия. Пару раз я перехватила недвусмысленные добродушные взгляды: судя по всему, меня посчитали за девушку Херри-боя. А официантка — пожилая матрона в кломпах и залитом соусом переднике — даже подмигнула мне: не упускай свой шанс, девочка. Херри-бой — парень что надо! В кабачке с развеселым названием “Приют девственницы” я успокоилась окончательно. Отсюда просматривались указатели на пристани, и я сразу же нашла то, что искала: “МЕРТВЫЙ ГОРОД ОСТРЕА. ЭКСКУРСИИ”. Похоже, это действительно не гнездо Дракулы, а уважаемый музей. И Херри-бой — уважаемый смотритель музея. Его директор и старший научный сотрудник.
— Вы обещали рассказать мне, Катрин.
Пиво и свежепросоленная сельдь были великолепными, название кабачка привело меня в восторг, и я решила больше не мучить Херри-боя ожиданием.
— “Всадники” у меня, Херри. И я готова начать переговоры.
Его реакция оказалась неожиданной: он едва не ударил меня.
— “Всадники” у вас? И вы скрывали это целый день? Вы ничего не сказали мне?.. Это… Это inhumanity, Катрин… Вы не должны были так поступать со мной…
— Да бросьте, Херри, — теперь я откровенно любовалась им. Почему же раньше я не замечала, как он хорош, этот голландец? — Я сделала свой ход. Теперь ваша очередь.
— Вы готовы ехать?
Теперь, после чудесных превращений Херри, после пива и добродушных голландцев, после таблички на пристани — “МЕРТВЫЙ ГОРОД ОСТРЕА. ЭКСКУРСИИ” — я была готова.
— Да.
Мы вышли на улицу, успев пожать руки еще двоим завсегдатаям кабачка. А Херри-бой даже заслужил поцелуй роскошной блондинки с рубенсовскими формами. На девственницу она смахивала мало.
— А вас здесь любят, Херри, — сказала я.
— Не меня. Мертвый город — еще одна статья дохода. Туристам нравятся экскурсии на остров. Здесь все от этого кормятся…
И выглядят довольно упитанно. Не удержавшись, я оглянулась. Блондинка все еще стояла у дверей “Приюта девственниц”. Но теперь ее лицо странным образом изменилось: она смотрела нам вслед с жалостливой улыбкой. Она как будто о чем-то хотела предупредить (нас? меня?), но так и не решилась. Я даже замотала головой, чтобы избавиться от этой улыбки. Я уговорила себя забыть ее — и тотчас же забыла.
У воды было прохладно. Я достала из рюкзака свитер и натянула его на себя. Херри помог мне забраться в катер, отвязал новенький канат от кнехта на причале и завел мотор.
— Это далеко? — спросила я.
— Двадцать минут. Полчаса от силы.
— Но ведь ничего не видно… Как же мы доберемся?
— Я столько лет здесь, я могу проделать этот путь с завязанными глазами. И потом — есть приборы. Не волнуйтесь, Катрин. И наденьте куртку, будет немного холодно.
Он бросил мне куртку и сам облачился в точно такую же. А потом достал из “бардачка” катера бейсболку с надписью “Береговая охрана США”. Надвинув ее на самый лоб, он шутливо отдал мне честь.
— Можем отправляться.
— А почему “Береговая охрана”, Херри? Мы ведь в Голландии…
— Подарок приятеля. Большой любитель Лукаса, служит в береговой охране, в Сан-Диего.
Ты неисправим, Херри-бой. Любой проявивший интерес к творческому наследию Лукаса Устрицы автоматически становится твоим приятелем.
…Огни рыбацкого поселка становились все дальше, и меня вдруг пронзило острое чувство одиночества. Двадцать минут в кромешной тьме Северного моря могут растянуться на годы и столетия….
— Расскажите мне об острове, Херри.
— О, это длинная история. Под нами сейчас весь пятнадцатый век, вы понимаете? Страшное наводнение 1499 года, оно погребло под собой всю эту провинцию. Дамбы и дюны оказались бессильными сдержать стихию. В течение одной ночи погибло десять тысяч человек. Лукас тоже был среди погибших. Так говорят, потому что после этого наводнения его никто и никогда не видел. Я спрятала подбородок в воротник куртки: наш утлый катер болтался в черной дыре моря, а под его днищем покоились разъеденные водой и моллюсками кладбища городов. Есть от чего прийти в уныние.
— Потом море отступило. Его отогнали в семнадцатом веке. Но часть суши так и осталась под водой. Мертвый город то возникал, то появлялся снова, он слишком зависел от прихоти моря. Уже в этом веке его укрепили польдером. Вы знаете, что такое польдер, Катрин?
Сейчас он прочтет лекцию о гидротехнике, в которой я не смыслю ровным счетом ничего.
— Остров огородили дамбами, откачали воду и сбросили ее в море. Теперь Мертвому городу Остреа ничто не угрожает.
Ничто, кроме нашествия туристов, которые вырезают свои имена на стенах, делают торопливые записи в блокнотах, пьют пиво и ставят галочки против достопримечательностей. После Мертвого города будет Утрехт с его университетом и Базиликой Синт-Питерскерк, Роттердам .с его морским портом и Гаага с ее чертовым Международным трибуналом…
— Вы когда-нибудь были женаты, Херри? — неожиданно спросила я.
— Почему вы спрашиваете об этом? — он даже бросил руль.
— Просто так. Я ничего о вас не знаю.
И все же это не было правдой. Я знала о Херри все: он по-прежнему оставался крупнейшим в мире специалистом по исследованию творчества Лукаса ван Остреа. Остальное — цвет глаз, цвет волос, любимый футбольный клуб и размер пениса — не имело значения.
— Хотя, наверное, в отрыве от вашего художника вы не представляете никакого интереса.
Херри-бой не обиделся. И после двухминутного молчания вдруг сказал:
— Я был помолвлен.
— И что же? Она ушла, не выдержав конкуренции с Остреа?
— Да, — он посмотрел на меня с неожиданным интересом. — Она не захотела жить здесь. Вы очень проницательный человек, Катрин.
— Я ее понимаю. Женщины терпеть не могут миссионеров. Если у них, конечно, все в порядке с головой…
…Остров возник неожиданно — он был похож на преграду на пути, о которую мы просто споткнулись. Маленький причал освещали два тусклых фонаря.
— Не Лас-Вегас, — заметила я.
— Приходится экономить энергию.
— Что, движок от мотоцикла?
— Дизельная электростанция.
Этот чертов остров с самого начала активно не понравился мне: когда-то здесь был город, здесь жили люди — и вот теперь музей в двадцати минутах от берега, крохотный кусок земли в свинцовых водах Северного моря. Даже кладбище домашних животных выглядело бы предпочтительнее.
— Надеюсь, связь с побережьем имеется? — спросила я.
— Конечно, Катрин. Стационарный радиотелефон. Это несколько успокоило меня.
— А корабли не натыкаются? На этот ваш музей?
— Фарватер дальше, к северо-западу. Здесь, как это вы, русские, любите говорить, — медвежий угол. Осенью, зимой и часть весны здесь никого не бывает. Туристический сезон начинается только в конце мая. По хроникам именно в мае море накрыло эти земли.
— Подождите, Херри, — неожиданная догадка пронзила меня. — Вы что здесь, один?
— В каком смысле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60