Я повернула ключ зажигания и запустила двигатель. Пора возвращаться домой, в логово, зализывать раны. Пора признаться себе, что ветка параллельного расследования, которое я предприняла на свой страх и риск, увяла и не принесла плодов. Мои литературные товарки из собакинских детективов были куда прозорливее. Перемахнув мост, я свернула на набережную у “Театра-Буфф”„и покатила по недавно уложенной трассе. Жаик не выходил у меня из головы. И дело было даже не в словах, которые он сказал мне. Дело было в нем самом.
Брутальная фигура.
Бывший чемпион и бывший телохранитель. Непроницаемое восточное лицо, спокойствие Будды и реакция игрока в пинг-понг. Классический тип абсолютного злодея. Он слишком похож на убийцу, чтобы быть им. Он похож на убийцу, но не похож на самостоятельного игрока. Вот в чем дело.
Культовое животное в тотеме охранников, отличный исполнитель, но вряд ли способен на многоходовые комбинации. Я тоже не способна на многоходовые комбинации и поэтому не представляю для него никакой опасности. Да, я не представляю для него никакой опасности. Еще и потому, что не знаю главного. Чего-то такого, что знала Жека. Именно поэтому я так легко отделалась. Вяло разогнавшись до девяноста, я анализировала наш разговор в “Иргизе”. По большому счету, я не сказала ничего такого, что могло бы его по-настоящему встревожить. Я всего лишь подруга знакомой ему женщины. Подруга, которая предполагает, что у этой женщины и телохранителя были какие-то отношения. Подруга, которая имеет в руках доказательство этих отношений. Подруга, которая возмущена черствостью казаха. Подруга, которая жаждет вернуть ему браслет.
И больше ничего.
Будем считать, что мне повезло. Если, конечно, казах не доложит о нашей встрече в свою небесную канцелярию. За ним стоит умница Юхно, не надо об этом забывать. Завтра же расскажу о Жаике Маричу, и дело с концом. Пусть сам его трясет. Подумав о Мариче, я облегченно вздохнула. И снова переключилась на казаха. Все-таки между Жаиком и Жекой были какие-то отношения. Жека серьезно задела его, иначе он никогда не подарил бы ей фамильный браслет. И в его отказе взять безделушку обратно было что-то трогательное: он больше не хотел отдавать его. Ни одной женщине.
Индийское кино, да и только. Ей-богу.
Интересно, как он ухаживал за Жекой? Наверное, точно так же, как ухаживал за своим покойным хозяином: ходил на мягких лапах вокруг да около, обозревал пространство на триста шестьдесят градусов и бдительно не закрывал глаза при поцелуях… Хозяина он не уберег. И понравившуюся ему женщину — тоже. Не так-то ты и хорош, Ж.Б. Назыркулов.
…Эта машина болталась в зеркале заднего вида уже с добрый десяток минут. Сначала я не обратила на нее никакого внимания: несмотря на поздний час, по набережной шастало достаточно автомобилей. Но потом ее присутствие в моем зеркале стало навязчивым. Она не приближалась и не удалялась, она шла за мной, как привязанная. Я попыталась отогнать дурные мысли и свалить все это на события последних дней: слишком уж ты заигралась в частного детектива, голубушка Катерина Мстиславовна. Но ничего не получилось — машина неотступно следовала за мной. Я сбросила скорость до шестидесяти, и неизвестный мне водитель с радостью сделал то же самое. Я ушла с набережной в сторону шоссе Революции — и он повторил мой маневр Проехав проспект Блюхера, я свернула на Металлистов — машина не отставала.
Еще пять минут я тряслась по Кондратьевскому (бедная снегиревская подвеска!), потом снова была набережная, Литейный мост и три горки до Дворцовой площади. На горках у меня проваливалось сердце, как в воздушных ямах, но даже и после них проклятая сердечная сумка не стала на место.
Машина шла за мной. Никаких сомнений не оставалось.
Боль в шее, казалось бы, давно улегшаяся, вспыхнула с новой силой. Кроме этого, у меня засосало под ложечкой. Разглядеть марку машины в черной дыре ночи не представлялось никакой возможности, но я была почти уверена, что это Жаик. Или люди Жаика. Люди, которые настроены не так благодушно. И ленивый захват, проведенный казахом в кафе, — всего лишь цветочки. Ягодки еще впереди.
Через мост Шмидта я вернулась на Васильевский и принялась бесцельно кружить по острову. Бензина хватит еще километров на сто, а потом… Потом “хвост” подтянется ко мне и начнет напропалую вертеть собакой. Я успокаивала себя тем, что если бы незнакомый водитель хотел приблизиться ко мне, то давно бы приблизился.
Но он держался на почтительном расстоянии.
И лишь когда я вывернула на свою родную Пятнадцатую линию, расстояние между нами начало стремительно сокращаться. Остановить машину сейчас и подняться к себе — в квартиру, где спят дети, — показалось мне верхом безумия. Я проплыла мимо своей парадной и припарковалась чуть дальше, у маленького скверика с детской горкой и тарзанкой: обыкновенным куском каната с привязанной к нему палкой. На этой тарзанке всегда висел по меньшей мере с десяток младших школьников. И еще ни разу я не рассматривала ее с точки зрения лобного места. Но чем черт не шутит, приглашение на казнь может последовать в любой момент…
Машина приблизилась вплотную, и я наконец-то смогла разглядеть ее.
Вполне приличный “опелек”.
С гораздо большим энтузиазмом я восприняла бы сейчас даже битую “девятку” Жаика. Во всяком случае, я была готова к ней. А к “опельку”, возникшему, как демон мщения, как тать в ночи, я была не готова абсолютно. Я даже не могла разглядеть, сколько людей находится в машине. “Опелек” погасил фары, хлопнула дверца, и водитель двинулся ко мне. Оцепенев от страха, я наблюдала за его силуэтом. Водитель прошил зеркало заднего вида навылет и нарисовался возле моей дверцы. Я даже не могла повернуть головы.
Дурацкой рыжей головы, в которую в следующую секунду полетит отличная свеженькая пуля.
— Доброй ночи, Катя, — я сразу узнала этот голос и даже почувствовала легкую досаду.
— Вы слышите меня, Катя?
Мать твою… В бога, в душу, в рроба, в Исаакиевский собор и Музей артиллерии… Мать твою, это был чертов Марич!
— Прекрасно слышу, — осипшим голосом сказала я. Стараясь сохранить остатки достоинства, я вылезла из машины.
— Странный у вас маршрут какой-то, Катерина Мстиславовна… — Марич галантно поддержал меня под руку.
— Вы думаете?..
Я развернулась и изо всех сил влепила ему пощечину. Я вложила в эту пощечину все свои страхи, и она получилась довольно внушительной. Голова Марича дернулась, но он выстоял.
— Какого черта, капитан?! Так же можно ума лишиться… Пасете меня, да еще таким подлым образом.
— Я вас напугал? — в голосе капитана послышалось легкое удовлетворение.
— Нет. Доставили массу приятных минут. Как вы оказались на набережной?
— Вы хотите спросить, как я оказался у спортивной школы?..
Ай да Марич, мой вечерний звонок он воспринял как руководство к действию. Но как он узнал, что сегодня вечером я отправлюсь именно туда?
— Как вы узнали, что я там буду?
— Вы же сами сказали, чтобы я присмотрел за “Школой телохранителей” и ее преподавателем Жаиком На-зыркуловым. Я навел кое-какие справки…
— В десять часов вечера?
— Наше ведомство работает круглосуточно.
— На результатах это не сказывается…
— Не сердитесь, Катя, я просто хотел вас подстраховать. Тренировка у него заканчивалась в двенадцать, и я подумал, что вы наверняка будете ждать его. Не ошибся, как видите… Все в порядке? Вы выяснили то, что хотели?
— Да.
— О результатах я, конечно, не спрашиваю, хотя нарушаю при этом сразу несколько статей Уголовного кодекса… Это… Это как-то связано с гибелью вашей подруги?
"И то, и не то”, — сказала бы Ларфа.
— Какое это имеет значение?
— Никакого. Но среди знакомых вашей подруги Жаик Назыркулов не числится… Следственная группа достаточно серьезно проверяла все ее связи.
— Эх вы, сыщик! — в сердцах бросила я.
— Я не веду дело вашей подруги, — напомнил мне Марич.
— Слава богу…
— Вот что, Катя… Раз мы оба не спим… Может быть, посетим то кафе, которое так вам нравится?
Я еще не пришла в себя после визита в “Иргиз”, а капитан уже приглашает меня в другое кафе… Марич заметил, что я восприняла это предложение без особого энтузиазма, и решил подкрепить инициативу.
— Я хотел сказать, что вы можете всегда на меня положиться, Катя.
Мне показалось, что он сейчас возьмет под козырек.
— Видите ли… У меня дома дети, капитан. Они одни. Я сейчас поднимусь, посмотрю, как там они. И…
— И?
— Там видно будет.
…Капитан остался ждать меня у подъезда, а я побрела на свой шестой этаж. Все двенадцать лестничных пролетов я думала о Мариче. Злость на него прошла: в конце концов, он вовсе не был обязан лететь на другой конец Питера, чтобы подстраховать меня. Но он сделал это, и не только из профессиональных соображений. Тогда из-за чего? Что он хочет знать обо мне? В чем уличить? Не зря последнее время он кружит поблизости. Он ближе всех подобрался к нам с Лаврухой, и с ним нужно держать ухо востро. Если в деле с картиной мы были противниками, то теперь он может стать союзником. Он может помочь мне. Одна я не справлюсь: ни с Жаиком, ни с тем, кто, возможно, стоит за ним. Еще посмотрим, кому нужно держаться подальше и не болтать.
…Дети спали. Днем они не слишком-то ладили друг с другом, но ночь расставляла все на свои места: Катька-младшая крепко держалась во сне за руку брата, а он покровительственно обнимал ее за шею. Они одни на целом свете, и никого рядом. Я — не в счет, я лишь временное явление в их жизни… И вдруг я почувствовала неожиданный прилив ревности. И мне захотелось, чтобы Катька так же держалась за мою руку во сне, а Лавруха-младший так же покровительственно обнимал меня за шею…
Ты воровка, Катерина Мстиславовна. Сначала ты украла картину. Теперь ты хочешь украсть любовь этих детей. Не приложив к этому никаких усилий. Жека никогда бы так не поступила… Не слишком утешительные мысли. Зато честные.
Я подоткнула малышам одеяла и тихонько выскользнула из квартиры. Марич все так же терпеливо ждал меня у подъезда.
— Вы будете пить, капитан?
— А что?
— Вопрос в том, на чьей машине мы поедем. Я собираюсь напиться, так что придется добираться до “Пирата” на вашей.
— Знаете что? Мы пойдем пешком, это ведь не так далеко. Я тоже собираюсь напиться. На пару с вами. На брудершафт…
Я загнала “Фольксваген” во двор, от греха подальше: если со снегиревской драгоценностью что-нибудь случится, легким испугом я не отделаюсь.
* * *
В аквариуме на окне по-прежнему плавали резиновая ящерица и сомнительного качества морские звезды, посетителей в два часа ночи было совсем немного, и я потащила капитана за свой любимый столик с видом на угол Пятой линии и Малого. Верхний свет был приглушен, горели лишь маленькие свечи в круглых колбах.
— С чего начнем напиваться? — подмигнул мне капитан.
— С водки. Самой дорогой.
— Тогда, может быть, коньяк?
— Водка. Только водка. Пускай мозги стекленеют, они это заслужили.
— А чем будем закусывать?
— На ваше усмотрение, капитан. Я лично пришла сюда пить, а не закусывать.
Марич оказался добропорядочным и почти лишенным пороков гражданином. К пятистам граммам водки он заказал целый поднос бутербродов.
Я подняла узкую стопку и посмотрела на капитана.
— За что будем пить? — с готовностью спросил он.
— За меня, конечно.
Мы выпили за меня, потом за него, потом за процветание моей галереи, потом за его повышение по службе и стажировку в какой-нибудь из цивилизованных стран Запада. Потом за пятнадцатый век и за конец двадцатого, потом капитан побежал за очередным графином, а когда вернулся — показался мне милым молодым человеком, в которого вполне может влюбиться милая владелица картинной галереи с большим будущим.
Разговора о Жеке мы избегали, но водочной волной меня прибило к острову, на котором остался Херри-бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60