А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


— Пошли спать, Серый, — позвала меня Яна.
— Иди ложись. Сейчас моя вахта.
Я вернул книгу на место, сделал себе кофе и, забрав чашку, тоже выбрался под звезды. И задумался — в какое место мозаики этот камешек вложить? Тем более интересно, что в книге я обнаружил вложенный меж страницами ксероксный листочек со словарем. Такой же, как и в экземпляре, принадлежащем «папочке» Нильса.
Хорошо кто-то к чему-то подготовился.
Буйство на берегу постепенно затихало. Только мерцали немного затухающие отблески костра. Да бродили вокруг него вялые тени островитян.
Понизовский бросил за борт окурок, дружески приобнял Нильса:
— Пошли, старина, в койки. Тебе нужно силы беречь.
Нильс оскорбленно сбросил его руку:
— Придержите ваши шуточки для аборигенов.
Когда мы с Семенычем остались одни, он сказал:
— Я на берег, Серый, инкогнито. Постараюсь в «па» заглянуть. Дай мне твою пушку на всякий случай.
Я взял пистолет из пуфика, отдал его Семенычу.
— Может, ракетницу возьмешь?
— Не стоит. Поглядывай тут. — Он спустился в шлюпку и без стука уключин и плеска весел растворился во мраке тропической ночи.
Вернулся Семеныч не скоро, но еще затемно.
— Обошлось? — спросил я.
— Для меня — вполне.
Ясно.
Семеныч жадно закурил. Приблизил ко мне лицо:
— Знаешь, Серый, что я там, за этой оградой разглядел?
— Головы на кольях?
— Почти. — Он выдохнул мне прямо в ухо: — Женские скальпы.
Я едва не упал за борт.
РАЗВЕДКА БОЕМ
— Странно все это, Серый. Очень странно.
— Еще бы!
— Я не о скальпах. Понимаешь, мне не удалось проникнуть в «па». И знаешь почему?
— Из-за охраны с копьями?
— Никаких копий, Серый. Это бутафория. Странно другое… Я легонько вырубил одного стражника и заглянул за ограду. А там — другой. Я не ожидал, но успел ударить первым. — Семеныч понизил голос до шепота. И сказал такое, что подействовало на меня посильнее скальпов: — Он поставил блок. Профессионально, автоматически.
— Не слабо. — Я понял именно с этой минуты, что мое табу на участие в борьбе с криминалом потеряло свою силу на этом острове.
— …Больше того, Серый. Тот, первый, уже начал приходить в себя.
Понятно. Тоже своего рода профессионализм.
— В общем, я успел только разглядеть эти скальпы… Ну, и копья у стражников забрал. Куда бы их сунуть?
— Туда же, — сказал я. — В пуфик. Там хорошо, уютно — Янкины тряпки. Пробковые пояса.
— Держи, — он сунул мне два пистолета: мой «вальтер» и трофейный «ПМ».
Я отнес их в рубку, вернулся.
— Иди спать, — сказал Семеныч. — Я на вахту Понизовского пришлю.
— Лучше Нильса.
— Ты прав. Пусть помечтает. А ты подумай, Серый, что все это значит?
— Что именно? — Я никак не мог собрать воедино мысли и чувства.
— Почему они за старика так круто взялись? С этого надо начинать.
— Женить хотят. На Маруське.
— Зачем, Серый?
Не буду я думать. По крайней мере об этом. Я буду думать о книге, которую видел в хижине. И о книге, которую я лишь чуть пролистал здесь, на яхте. Но они мне сказали многое. Однако рано, рано пока об этом. Хотя бы потому, что это слишком невероятно.
— Как бы нам удрать отсюда, Серый? — Семеныч остановился у входа в рубку. — Да побыстрее. Иначе будет поздно.
Боюсь, что уже поздно.
Мы не случайно сюда попали.
Утром на берег мы не сошли. Один Понизовский изъявил желание навестить вождя. Мы передали с ним наши приветствия и наилучшие пожелания. А также сожаления в том, что местное гостеприимство оказалось слишком горячим для наших нежных организмов.
— Я знаю, что сказать, — заверил нас Серега, спускаясь в шлюпку.
После завтрака мы замкнули Янку на Нильса и, уединившись в кают-компании, провели с Семенычем блиц-совещание. На свежую голову. В протокол занесли для исполнения два пункта. Первый — мы ничего не знаем, мы ни о чем не догадываемся, мы ничего не подозреваем. Второй — вести себя так, чтобы пункт первый был безупречен. Поэтому — ни слова Янке, ни слова Нильсу. И тем более — ни слова Сереге.
— Ты, кстати, хорошо его знаешь? — спросил я.
— Да уж не один год. Еще с тех времен, когда он плавал в океанах науки.
— А чем он сейчас занимается?
— По-моему, ничем. Крутился в каком-то шоу-бизнесе, но, насколько я знаю, без особого успеха.
— Это он тебе идею плавания кинул?
Семеныч на секунду замялся.
— Да как тебе сказать… Скорее все-таки идея моя. Но совпала с его наводкой.
Очень доходчиво объяснил. Но настаивать я не стал. У Семеныча, видимо, есть свои причины не раскрываться.
Понизовский вернулся на яхту с дарами тропиков и с новостями.
— Вот. — Он вывалил на палубу из корзины кокосовые орехи. — Лучшая в мире опохмелка. По силе воздействия приближается к уровню рассола или кислых суточных щей.
— Лучше бы, — робко высказался Нильс, — к стопке водки.
— Кстати, Маруся просила тебя поцеловать. Но это не в моих принципах.
Несмотря на шутливый тон, Понизовский был озабочен. Даже, я бы сказал, встревожен.
— Ребята, — обратился он к нам, когда вскрыл орехи, — никто из вас на берег ночью не сходил? К девкам не бегал?
— Серый — точно, — сказала умница Яна. — Всю ночь ко мне приставал. А вот Семеныч…
— Я к тебе не приставал, — поспешил Семеныч.
— Я серьезно, — настаивал Понизовский.
— А что случилось? — Семеныч смахнул с подбородка струйку молока.
— Случилось… Кто-то напал на охрану «па». Похитил их… копья.
— Ну вот. — Семеныч потянулся к рубашке, висевшей на релинге, достал из кармашка сигареты. — Началось.
— Что началось? — вздрогнул Понизовский.
— То самое. Чем ты нас пугал. Оппозиция поднимает голову.
— Не понял.
— А что тут не понять? — Семеныч закурил, оглядел даль моря, словно искал дырку в заборе. — Они деньги вождя ищут.
Понизовский в задумчивости обхватил подбородок ладонью.
Мне понравилось, что он соблюдает правила игры.
— Логично. Нужно подсказать Мату-Ити. Беду отвести. Уж если они нас заподозрят…
— Акулам скормят?
— В лучшем случае. — Понизовский произнес эти слова так мрачно и жестко, будто подобная угроза исходила не от вождя, а от него самого…
Дня два-три прошли спокойно. Я бы сказал, безмятежно. Как и положено на острове посреди Тихого океана под горячим солнцем в безоблачном небе.
Все мы, в той или иной степени, занимались своими делами.
Аборигены готовились к празднику Полной Луны, эта подготовка заключалась в основном в неистовых плясках под луной, еще не совсем полной. По вечерам с берега доносился веселый, и я бы сказал так: многоязычный шум. Не знаю, как там галлицизмы — я ненормативную французскую лексику не изучал (нормативную, кстати, тоже), но вот что касается славянизмов, то их мое натренированное ухо улавливало в достатке. В избытке даже. В общем, к языкам здешние аборигены весьма восприимчивы.
Великий вождь Мату-Ити в своем красивом мундире катался по пляжу на велосипеде, принимал приветствия и почести, раздавал указания и приказы. Над велосипедом был закреплен цветастый дамский зонтик. А за велосипедом послушной трусцой поспешали его двенадцать верных жен — топлес и в невидимых миру бикини, сплетничая и переругиваясь на бегу.
Янка с интересом наблюдала в бинокль за этим марафоном и забавно его комментировала. Мне даже казалось порой, что она и сама не прочь пробежаться в этой своеобразной процессии в этих своеобразных нарядах.
— Не королевское это дело, однако, — с презрением отвергла она мое провокационное предложение.
Время от времени мы выходили в лодке за барьерный риф на рыбную ловлю. Там была чудная отмель — своеобразный подводный выгул, где паслись и резвились на воле неисчислимые стада самых разнообразных представителей местной водной фауны. Названия этих рыб (кроме тунца и макрели) я, конечно, не запомнил.
Подозреваю, что и местные рыбаки тоже в них путались. Да и рыбаками они были так себе, по большому счету. Как, впрочем, и мореплавателями. Я заметил, что в море они выходят с большой неохотой, с опаской даже. И практически все время держатся вблизи берега, не отваживаясь выйти подальше, на обильные рыбные места. Обычно они бродили по мелководью с острогами и с воплями и визгом пытались наколоть какую-нибудь добычу. Чаще всего им это не удавалось, хотя, как всем известно, у таитян это традиционный способ ловли. Или охоты, точнее.
Отчасти их малые достижения объяснялись несовершенством орудий лова. При ближайшем рассмотрении такая острога оказалась чем-то вроде палки с привязанной на ее конце вилкой.
Мы же смело, не опасаясь рыбнадзора, кидали в самых рыбных местах нейлоновую сетку. Янка плюхалась в воду и тоже с воплями и визгом загоняла рыбу в сеть. Такой способ был неизменно эффективен. Да и эффектен в своем роде, особенно когда любуешься Янкиной работой с палубы.
Мы честно делились с островитянами уловом, они взамен поставляли нам фрукты. Правда, порой откровенно жульничали. Вместо свежих кокосов, например, когда им было лень взбираться за ними на пальму (а им почти всегда было лень это делать), они подсовывали нам подопревшие орехи из своих стратегических запасов. Горка таких орехов, будто пушечные ядра, внушительной пирамидой возвышалась на гребне, возле Поганой ямы. Их собирали для изготовления всяких плошек и сувениров.
В общем, как я заключил, вырождались потомки таитян. И рыбаки из них негодные, и моряки никудышние, и на пальмы они взбираются чуть ловчее собаки. Но зато в танцах, песнях, в играх под пальмами, когда «парео не мешает», они были мастерами этих дел. Тут они трудились талантливо и вдохновенно, творчески и самозабвенно. Хорошо еще, что пока не очень настойчиво пытались вовлечь в эти развлечения и белых вождей.
Белые вожди старались по возможности держать безопасную дистанцию. Но не все из них сумели устоять против агрессивной эротики, которой был буквально напоен воздух очаровательного острова Таку… кака. Сама природа, лунные ночи, зажигательные танцы, красивые девушки, доступные и желанные, как в эротических сновидениях сексуальных маньяков…
Старина Нильс был охвачен любовной лихорадкой и предсвадебными хлопотами. Он подружился с родителями своей назойливой, как стая москитов, невесты, очень остался ими доволен («интеллигентные люди, Леша») и находил много общих тем для доверительных бесед под сенью баньяна. Как развиваются их романтические отношения с Марусей, он мне не докладывал, а я и не настаивал. Все эти социальные и любовные отношения казались веселой и легкомысленной игрой. То ли со скуки, то ли на сцене. Которой, собственно, и был наш остров…
Но вот что там, за кулисами? Где кукловоды и режиссеры? Что им нужно? Какую сверхзадачу они поставили и пытаются решить с нашим участием?
Понизовский вполне вписался в ряды руководящих органов племени, участвовал в каких-то обсуждениях, был обласкан вождем и, по слухам, вот-вот должен был стать его советником.
Семеныч большую часть времени проводил на острове, почему-то в основном в его густых зарослях. Может быть, завел себе смуглую подружку и уединялся с ней во время полуденной жары. (Мы эту легенду поддерживали. Тем более что для нее были все основания — красотка Авапуи явно положила на него глаз и не скрывала своих чувств.) Может быть, он изучал, раз уж выдалась такая возможность, богатую экзотическую флору острова. Впрочем, если на секунду задуматься, оба эти занятия можно с успехом (и удовольствием) совмещать. Кстати, мох здесь такой густой и плотный, какого я и на нашем Севере не видел.
А мы с Янкой трудились на борту яхты. Я старался содержать ее в полном порядке и в полной готовности. Чтобы в любую секунду мы могли выйти в море. Правда, отсутствие топлива для двигателя делало нас целиком зависящими от капризов ветра, и догнать в случае бегства нашу яхту на плавсредствах аборигенов не составит труда. Тем не менее я старательно, два раза в день, мыл палубу, чтобы не рассохлась обшивка, проветривал все помещения, доставал и растягивал для просушки запасные паруса, проверял такелаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23