А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Может быть, они поручили ей записывать разговоры на пленку на случай, если те скажут что-то интересное? Или наоборот: Оуэн поручил ей разведать, что удастся, о них? А может, поскольку общий знаменатель здесь деньги, Бейли работала на обе стороны, как предположил Рейнер. Раз и те и другие платили.
Но кто-то направил на Патти Бейли человека, который однажды вечером всадил в нее две пули в апельсиновой роще, и вся история завершилась.
Микс и Оуэн ушли в отставку. О'Брайен перебрался на более высокую должность. Через двадцать пять лет он покончил с собой. Были в нем тогда семена самоуничтожения? Дали они всходы после того, что произошло с Патти Бейли?
Пат Макнелли остался на месте. Поднимался по служебной лестнице, поскольку был надежно связан с Брайтоном. Кто выиграл? Кто получал выгоду от жизни Патти и кто – от ее смерти?
– Я ищу человека с инициалами С. О. Вам никто не приходит на ум?
– Нет, таких не припоминаю.
Мерси посмотрела на фотографии Рейнера со всеми республиканскими президентами после Кеннеди.
– Я читала, что Хессе Акуне показывали и вашу фотографию.
Рейнер рассмеялся:
– Да, так оно и было. Я руководил сбором тех фотографий.
– Как вы решали, чьи фотографии показывать, а чьи нет?
– Дело было сугубо добровольным, – ответил он с улыбкой. – Все управления полиции поступили так же. Союз борьбы за гражданские свободы никак не мог заставить нас выдать засекреченные сведения по личному составу.
Мерси посмотрела в окно, на небо, холмы, выстроенные повсюду дома, заправочные станции и бульвары, школы, церкви и магазины. На множество машин. Два миллиона семьсот тысяч человек, подумала она, и население все увеличивается. Иногда округ Ориндж представлялся ей маленьким водоемом с косяком рыб, плывущих в одном направлении, не задаваясь вопросом, куда и зачем.
– Почему вы ушли из управления? Вы были капитаном. Успешно работали.
– Мне отравлял жизнь Брайтон. Нас, правых, он не поддерживал. Старался находиться посередине, угождал всем, кому возможно, чтобы оставаться шерифом, быть умеренным, хорошим парнем. Считал, что общество Джона Берча чернит управление в глазах жителей округа, возможно, так оно и было. Наше время прошло. Когда Никсон подал в отставку, консервативная эра окончилась, во всяком случае, для меня. Я понял, что могу выйти из-под его власти, создать собственную компанию. И доволен, что создал. Я даю людям ощущение безопасности. Не допускаю подонков общества туда, где они живут. Если человек хочет работать здесь, а я считаю его негодяем, то отказываю ему. У нас трудятся хорошие люди. Я неплохо зарабатываю. Вижу полицейских на патрулировании и радуюсь, что больше не занимаюсь этим.
– Почему? Ваша нынешняя служба кажется скучной.
– Да, но я полон жизни, не болею, не напиваюсь каждую ночь, чтобы заснуть, как многие мои бывшие коллеги. Не получаю показаний от типа, из года в год устраивающего свой конкурс популярности. Могу говорить, что думаю, и меня за это не переведут в автоинспекторы. А Брайтон угрожал мне таким переводом. Я решил, что если он хочет перевести меня туда за то, что я думал: русские империалисты мечтают сожрать эту страну заживо, украсть ее богатство, истощить эту землю, как истощили свою, – то пусть попытается. Поэтому ушел из управления. И счастлив, что ушел.
Казалось, Рейнер задумался, решая, верит себе или нет.
– Сержант Рейборн, вы смотрите в это окно и что видите?
– Рыб.
Рейборн наморщил лоб и неторопливо кивнул:
– А я вижу тысячи людей, высасывающих соки из этой страны, людей, даже не знающих ее языка, представляющих собой угрозу ей. Пиявки-наркоманы живут за счет правительства, неграмотные насильники и беременные двенадцатилетние плодятся как крысы, беженцы из каждой третьесортной демократии на земле жрут из общественного корыта. А все остальные либо гуляют по бульварам, либо смотрят телевизор. Вот что я вижу, но у каждого свой взгляд. К этому я отношусь с уважением.
– Тогда почему не уедете отсюда?
– Я часто думал об этом. Но я впервые ударил по бейсбольному мячу в парке в двух милях отсюда. Здесь влюбился в девочку из соседней школы. Похоронил младшего брата – его убил снайпер во Вьетнаме. Поэтому никуда не уеду. Никто не имеет большего права, чем я, считать этот округ своим. Я зарабатываю на жизнь. Я одна из рыб.
– Мистер Рейнер, вы плывете в противоположную сторону.
– Вы тоже. Не лакействуете, на правильном пути, недовольны окружающим миром. Это видно по вашему лицу. И восхищает меня.
Рейнер медленно поднялся и протянул руку. Мерси встала и пожала ее.
– Надеюсь, вы установите, кто убил эту женщину. Убийство не должно никому сходить с рук. Когда вам надоест рисковать жизнью ради людей, которые не могут произнести вашу фамилию, приезжайте ко мне.
* * *
Сидя в машине на автостоянке, Мерси позвонила в лабораторию и попросила Эвана О'Брайена.
– Мне нужно поговорить с тобой, – сказала она.
– И мне с тобой, – произнес он.
– Заеду через двадцать минут. Почтим наших покойников.
– Почему не поехать в «Канкун», где собираются твои носящие оружие коллеги?
– Не хочу, чтобы они слышали наш разговор.
– Ну что ж, мертвые не болтают.
Глава 26
Солнечные лучи косо падали сквозь деревья мемориального парка «Фэрвью-Гроув». Земля и надгробья потемнели от дождя, на соснах сверкали дождевые капли, трава была блестящей, поразительно зеленой. Мерси подумала, что кладбище выглядит, как в рекламе. На нем находились могилы Хесса и Джима О'Брайена, но так далеко одна от другой, что требовалось ехать.
Однажды Мерси встретилась здесь с Эваном вскоре после похорон Хесса. Собственно, Эван узнал «импалу» и увидел стоявшую у могилы Мерси. Вместе они посещали кладбище всего два раза. После первого совместного похода Мерси поняла, что предпочитает быть с Хессом наедине. Она хотела давать волю чувствам, а не говорить о нем. А если чувства были печальными, путаными, мучительными от тоски и раскаяния, пусть так.
Ей казалось, что О'Брайен испытывает нечто подобное по отношению к отцу. А если нет, это не имело значения. Посещение могил – не прогулка. Там никто не подслушивает.
Сначала они остановились у могилы Хесса. Памятник представлял собой простую плиту из черного мрамора с белыми буквами, не было ни щебечущих птичек, ни сентиментальных цитат. Они постояли несколько минут на мокрой траве, потом О'Брайен нарушил молчание:
– Что происходит в моей лаборатории? Теперь вход туда воспрещен всем, кроме Брайтона и лабораторного персонала. Список сняли. Джиллиам постоянно меняет планы, словно тасует колоду, играя с шулером. Объявил круглосуточную готовность, но не сообщает, к чему готовиться. Видимо, к чему-то значительному, срочному. И вот последняя новость: последние шесть часов Майка Макнелли держали в одной из комнат для допросов. Я слышал, его привели туда утром и не отпустили до сих пор. Там видели Клейтона Бренкуса, Гая Питта – обвинителя номер один. Известного адвоката Боба Рула. Брайтон шаркает с бледным лицом по управлению, а Мерси Рейборн куда-то запропастилась. Вот так. Объясни хоть что-нибудь.
– Майка допрашивают в связи с убийством Обри Уиттакер.
Эван покачал головой и негромко присвистнул.
– Я знал это, но не мог поверить. Значит, мы готовимся к получению ордера на обыск.
Мерси кивнула.
– Черт возьми, – прошептал О'Брайен. – Майк...
– Сегодня рано утром мы пытались неофициально поговорить с ним. Он отказался отвечать на вопросы без адвоката.
– Это выставляет его в невыгодном свете.
– Это правильная линия поведения, если он виновен.
– А он виновен?
– Черт возьми, Эван, очень похоже на то!
О'Брайен посмотрел на могилу.
– Что ты обнаружила?
– Ничего.
– Кто-то обнаружил. Если устраивается допрос до получения ордера на обыск, то нужно знать, какими будут результаты обыска. Что ты нашла?
– Пока не могу сказать.
– Говорят, около часа назад ордер получен по факсу.
– Тогда ты увидишь его до конца рабочего дня.
– Если Джиллиам позволит мне работать в моей лаборатории.
– Это ему решать.
Эван повозил по траве носком ботинка.
– Я хотел бы знать, что Саморра отыскал в доме Уиттакер. Отпечатки пальцев, какие-то нитки? Если я приближаюсь на двадцать футов к нему, он так сверкает глазами, словно я застрелил его собаку.
– Эван, я не вправе это обсуждать. Но могу сказать, что в кухне Уиттакер как будто бы происходила борьба. Помнишь? Выдвинутые ящики, согнутые полозья. Саморра решил заняться этим. Беда в том, что он сообщил Джиллиаму о том, что обнаружил. Джиллиама это разозлило. Я даже не знаю, будет ли эта находка иметь значение, когда с Майком все решат.
– Она имела такое значение, что всю лабораторию закрыли. Я не против: чем меньше там людей, тем лучше. Но когда Джиллиам начинает смотреть на меня так, будто вот-вот выгонит, мне это не нравится. Если мы проглядели что-то в кухне, значит, проглядели. Никто не безупречен, даже я. А бедняга Койнер живет на хлебе и травяном чае. Майк ей нравится. Теперь еще этот слух. Она считает его чуть ли не святым. Наверное, тебе это известно.
Мерси поглядела на него и произнесла:
– Майк нравится всем.
– Я имею в виду – ничего серьезного.
– Да.
– Похоже на влюбленность школьницы, – сказал Эван. – Черт возьми, он вдвое старше ее!
Мерси прислушалась к шуму ветра в высоких соснах. С ветвей посыпались, сверкая на солнце, капельки воды.
– Эван, ты пробовал пары йода на конверте из хранилища и марке?
– Джиллиам забрал его у меня. И ничего не говорит. По крайней мере нам. Не знаю, что он с ним делает.
Мерси охватила ярость.
– Теперь я должна просить о помощи в деле тридцатидвухлетней давности?
– Я выясню, что смогу.
– Если понадобится, я потребую, чтобы Брайтон забрал у него конверт.
– Если Брайтон не приказал ему забрать конверт и ничего с ним не делать.
– Зачем? – удивилась Мерси.
– Откуда мне знать?
– Джиллиам достаточно тверд, чтобы руководить своей лабораторией без пригляда шерифа.
– Согласен. Но если дело не в том, чтобы помочь Джиллиаму избавиться от всех вас, далеких от науки, носящих пистолеты ковбоев, шныряющих по нашей священной криминалистической лаборатории, то в чем же?
– В Бейли. В ее деле все неладно. Нераскрытое убийство. Расследование, давшее меньше, чем должно было дать. А теперь, через тридцать лет, какой-то таинственный сукин сын выводит меня к вещам, которые должны были найти Раймерс и Торнтон. И Брайтон не знает, как ему быть.
– Не думаю, что здесь дело в Бейли или в уликах. По-моему, Брайтон хочет сделать все возможное, чтобы лаборатория оставалась у него под пятой.
– Она никогда не была под его пятой.
– Джиллиам не согласится, – сказал Эван.
– Он не всегда видит целиком всю картину.
– С этим, пожалуй, не соглашусь я.
– Дело в Бейли, – повторила Мерси.
Эван пожал плечами:
– Тридцать два года – большой срок. Я слышал, о ней тогда никто не беспокоился, так чего ради беспокоиться о ней сейчас?
– Так все говорят. Поехали к могиле твоего отца. Может быть, он расскажет мне то, что помнит.
О'Брайен улыбнулся, в его лице появилось что-то проказливое.
– Да. Не сомневайся, он поможет тебе всем, что в его силах.
* * *
Могилы Джеймса и Маргарет О'Брайен находились под большим платаном в северной части кладбища. Дерево было голым, но несколько бурых листьев величиной с обеденную тарелку лежали на траве. Эван нагнулся и смахнул с надгробия прилипший лист.
– Я выбрал черный гранит, он долго не выгорает на солнце.
Мерси прочла надпись на камне.
ДЖЕЙМС И МАРГАРЕТ О'БРАЙЕН СМЕРТЬ НЕ РАЗЛУЧИТ ЛЮБЯЩИЕ СЕРДЦА
– Хорошая эпитафия, – промолвила Мерси.
– Я сам придумал ее.
– Отлично. Эван, как оно было тогда? Когда ты жил в пустыне?
– Мне нравилась пустыня. У нас был бассейн для плавания, где летом собирались скорпионы, а зимой щитники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48