Я понимаю, что беда одна не ходит. Вот умер кот, а ты как будто заводная, не чувствуешь как будто ничего.
- Не приближайся! - топнула ногой Алина, - Ведь ты не знаешь, ты не знаешь!.. А я знаю, что от чего и к чему!
- Я чувствую...
- Нет! Все уходите, все. Я буду рисовать. Я больше не могу.
Пошли, пошли - похлопал Фома Друида по плечу. Все это время он смотрел на Алину, не отрываясь, "глазами, быть может, змеи". Так мудрый взгляд на самого себя и все вокруг, определил когда-то Ходасевич. Как ни странно, но люди пьющие помногу и давно, порой оказываются пристальней к другим, а трезвенники невнимательны настолько, что прибывают порой в большей иллюзии, чем постоянно опьяненные вином.
ГЛАВА 26.
Они взглянули друг на друга с немым удивлением - Алина и Егор. Они не ожидали, что их оставят вдруг вдвоем.
- Что ж... будем рисовать, - вскинула руки Алина, словно открывая представление.
- Может, выпьем для начала?..
- Давай, помянем, все-таки кота. - Кивнула она, понимая что, не приняв зелья, он будет чувствовать себя как в оковах.
Они деловито и молча принялись опустошать бутыль сухого.
Он думал, что она, наверное, под наркотой, или частичка безумной богемы, и сейчас... сейчас она его начнет, конечно, соблазнять. Он стал известным недавно, но сразу после первой выставки познал, какими страстными бывают женщины с мужчиной, в котором окружение признало талант. И было все же странно - она в Москве, наверняка, и не таких видала. А он-то что... А может быть она как нимфоманка, ей все равно какая слава, лишь бы... Он ждал, когда она, если не бросится на него, то хотя бы начнет заигрывать. Но вино в бутылке кончилось, а ничего.
- Ну что ж, приступим, - сказала Алина, подошла к холсту и словно дирижер взмахнула кистью.
Вот этого Егор не ожидал. Думал, это она нарочно придумала, чтобы остаться с ним вдвоем. Но все же взял другую кисть и ждал, что дальше сделает она, какое извращенное кокетство применит, чтобы соблазнить.
Она, выдавив берлинскую глазурь на палитру рядом с белилами, макнула кисть в растворитель. Он выжидательно следил за мимикой её лица. Ничего. Она мазнула кистью краску и прикоснулась ею к лику на недописанной, отданной на растерзание картине. Но ничего от её прикосновения не изменилась.
- Нет... Я слишком уж несмело, - задумчиво произнесла она и, подражая автору недописанной картины, почесала затылок. - Надо радикально...
- Радикально. Хм, - он усмехнулся, взяв кисть, мазнул ультра оранжевую краску и нанес крупный мазок на свою "небесную ораторию", как она её назвала.
- Да, ты с ума сошел! Да это ж слишком!.. - Возмутилась так искренне, что он даже поверил, что она осталась рядом с ним, что б рисовать. "Вот это да!.. Такого ж не бывает!"
Он точно знал, что баб по жизни интересует только лишь любовь. А эта взрослая, красивая, вроде бы без патологий мадам - неужто и вправду захотела рисовать?.. С такой целью в его мастерскую пробирались только лишь дети. Он усмехнулся, вспомнив, девочку лет восьми, отчаянно желавшую стать его подмастерьем, и посмотрел на Алину, да... она сейчас была похожа на нее. А он, дурак, надеялся на что-то!.. И кончик носа у неё по-детски вздернут, если приглядеться...
И посмеявшись тайно над собою, мазнул ей, возмущенной кистью по носу.
- Ты что это себе позволяешь?! - Возмутилась она, так словно не она внезапно появилась в его мастерской, а он пришел и занял её мир тотально. Он усмехнулся и мазнул её еще. Оранжевая люминесцентная темпера весьма концептуально смотрелась на её лице.
Она в растерянности обернулась и посмотрелась в осколок старинного зеркала прибитого возле окна и с криком, - Вот ты как!.. - накинулась, махая кистью, на него.
Когда, промерзнув окончательно, в экскурсии по старому городу, мечтая, не исключая Елену, принять немного для согрева, заинтригованные тем, какое предстоит увидеть им творение, все трое - и Друид, и Елена, и Фома бесшумно поднялись по старой деревянной лестнице, и Фома тихонько приоткрыл тяжелую клеенкой дверь, они увидели такое!..
Егор и Алина как два бывалых фехтовальщика, дрались на кистях, и прыгали, как каскадеры на съемках комедии про очередных мушкетеров, по столам, по тумбам, тумбочкам и стульям. При этом перемазанные так, что ужас охватил Друида, остолбенение Фому и полное непонимание Елену, Егор и Алина, держали по бутылке вина в левых руках и с воплями азарта каждый раз отхлебывали, отмечая свою победу, - нанеся мазок на противника. И все вокруг было заляпано оранжевым, зеленым, голубым. У зрителей в глазах зарябило. А эти... двое, словно и не заметили пришедших.
- Ша! - выскочил Фома в центр мастерской и поднял руку, словно секундант на ринге.
Бойцы застыли. Оглядев каждый себя, потом противника, они захохотали, словно клоуны, тыча пальцами друг в друга.
- Я победила! Победила! - хлопала Алина в ладоши. - Ты посмотри, как я его размалевала!
- Аля... Аля! - к ней подскочил Друид, хотел схватить за беснующиеся руки, но испугался перемазаться в коктейле из темперы и масла.
- Друид, кончай разыгрывать поклонника! - Мрачно одернул его Фома, Беги, лови машину! Быстро!
- Ой, надо ж как, как весело вы там, в Москве живете, - вдруг обрела голос Елена.
- Такие женщины, не то что бы Москве, они не снились и Чикаго! - И Фома словно полено, ухватив Алину все это время так и стоявшую на стуле, за ноги, взвалил на плечо.
- А... твой тулуп! Я в краске!.. - вдруг посетила Алину трезвость.
- Что ж, значит, будет концептуальным тулупом - символом сибирского авангарда.
ГЛАВА 27.
Войдя в гостиницу так, словно все как надо - все путем, пройдя сквозь кордоны рты разевающих от удивления консьержек, вся перемазанная ярко, словно экзотическая птица свалившаяся в угрюмый сумрак из поднебесного карнавала, Алина, под конвоем Друида и Фомы, вошла в свой номер и захохотала.
Друид и Фома, переглянувшись и не сговариваясь, втолкнули её, не раздевая, под душ и, включив воду, принялись драить намыленными полотенцами её джинсы и водолазку.
Она замолчала и с удивлением смотрела на их сосредоточенные затылки сверху вниз.
Страдивари... Страдивари... шептала она, вдруг почему-то вспомнив, как хотела найти украденное творение великого мастера. Зачем?.. Быть нужной людям?.. Совершить перед смертью важное дело?.. Или просто коснуться её на прощание?.. "Да я не менее ценна, чем скрипка Страдивари!" - и озаренная пьяным откровением смотрела сверху вниз, как тактично драят её одетую в струи душа, словно в струны, два сосредоточенных музыканта.
- У нашего рода украли скрипку, - сказала она никому, - А взамен появилась я.
- Раздевайся, приказал ей Фома, когда отдраил последнее оранжевое пятно на её джинсах зубной пастой. И заметив её нерешительность, взяв под руку Друида, вышел из номера.
Когда вернулся, она уже лежала в постели. Влажные волосы её струились прядями по лицу, сквозь них проглядывали живые, усталые и лукавые зеленые глаза.
Фома отупело посмотрел на неё и пошел в ванную, достирал её мокрую одежду и развесил сушиться. Подошел к её постели. Она не спала. Она тихо плакала в подушку. Он погладил её по голове и взял оставленную им на столике книгу и принялся читать вслух.
Друид потихоньку, движимый творческим любопытством просочился в номер, он ожидал снова стать случайным свидетелем страсти.
Но Фома читал мерным голосом: - "...Если вы не хотите, чтобы я вас проткнул насквозь, поднимайтесь помедленнее.
Хантер повиновался.
- Можно мне обернуться, Майк?
- Валяйте, старина, но без глупостей.
- А что теперь, Майк?
- По-моему я выиграл во втором раунде.
- Несомненно, но остается ещё дополнительное время!.."
Это был совершенно обыкновенный детектив, но как красиво он его читал! Стоя, приклонив одно колено, перед её постелью, держа книгу у её изголовья. Друид аж тихо присвистнул, но они не обратили внимания на его появление. Друид прошел в комнату на цыпочках и, постелив свой тулуп на пол, улегся слушать.
Скульптурная композиция "Побег от жизни - сон", созданная самой жизнью, таким образом, была завершена.
- Я написал рассказ, где два героя - он и она, вы были их прототипами, на машине времени залетают к нам, на Урал, из будущего, и... сходят с ума, от бессмыслицы, великолепной бессмыслицы жизни! - сказал Друид, глядя в потолок с утра.
- Подлец. - Буркнул Фома, не отрывая головы от книги, на которой он вчера заснул. - Это ты нас закодировал на сумасшествие! А я-то дума, что же здесь не так?..
Она проснулась, приподняла голову и застонала.
Держи её, Друид! Держи, я побежал за пивом, - засуетился, одеваясь в свой авангардно расписной тулуп, Фома.
- Но уже тепло! Весна во всю! Весна!.. - выкрикнул Друид вслед невменяемому другу.
- Иллюзия! Это просто ты про весну во сне написал. Нас не проведешь. В суровом климате то, что вы называете весной - является лишь климаксом зимы. - Выкрикнул через плечо Фома и убежал.
- Зачем ты так? - спросил Друид, застыв и не решаясь даже погладить её по волосам.
- А что ты не понял? Тоже мне... про-за-ик, - презрительно хмыкнула она, - Пока я хулиганю, вы навытяжку стоите. О боже! - воскликнула она, и оторвавшись от плеча Друида, уж было хотевшего её обнять, рухнула на подушку головою.
- Аля, Алечка! - Друид стоял перед её постелью на коленях, - Но ты ж как камикадзе! И всех нас живых превращаешь в шутов постоянно последнего акта! Я понял. Понял! Но как же дальше жить?.. Агония какая-то. Агония. У всех, кто хоть чего-то начинает понимать, я вижу признаки агонии! А ты... ты просто...
- Агония, от греческого слова агони - соревнование, состязание, простонала она.
- С чем состязание?! С чем?!
- Со смертью. Какая долгая зима! Я больше не могу без солнца.
ГЛАВА 28.
"Вы выиграли во втором раунде..." - навязчиво крутилась фраза в голове у Фомы из прочитанного детектива. И тут же её перебивали вчерашние выкрики Друида: "Агония!.. Состязание!.. Агони!.." Он брел за Алиной по зоне Нижнего Тагила и ничего не видел кроме её, чуть всклокоченного, затылка. Да... их связь давно превратилась в безмолвное соревнование. В соревнование... за что?.. И не расстаться уже, как расстаются неудавшиеся любовники - с истерикой, слезами и скандалами, с взаимными обвинениями бог весть в чем, или молча улизнув от неприятностей. Нет. Они как два соперника объединились, не ради победы одного из них, а ради того чтобы не падать до борьбы с неравными себе. Куда-то же нужно девать энергетическую силу...
"И началась безмолвная борьба... Зачем? - думала Алина, - Как хорошо достигнуть пьедестала смерти победителем... Кого? Чего?.." - и усмехалась сама себе, и понимала, что уже склонна уткнуться в плечо, просто в мужское плечо, и заплакать, заснуть... умереть... Но что-то не дает ей упасть в объятья Фомы, стать перед ним просто женщиной, просто умирающей и слабой.
А если б у тебя был миллион долларов? - прищурившись спросила Алина заключенного.
- Тогда б я здесь бы не сидел, я бы... - и лицо его потеплело от мимолетной едва уловимой глазу улыбки, - Я бы... грелся на пляже, на море... я б...
- Море... - задумчиво прокряхтел не опохмелившийся с утра Фома. Пространный взгляд его скользил по грязным дощатым стенам комнаты. Но тут он заметил, что пол недавно постелен пахнущими сосновой смолой досками и понял, что что-то тут не так. Что-то неправильно, но что?.. Прошелся по комнате, пока она брала интервью, пытаясь восстановить в себе логически настроенный мыслительный процесс. Но в голове было тихо, лишь поскрипывали его шаги. Яркий луч солнца пробился сквозь мутное окно, и словно ослепил привыкших к полумраку. Пошел снег. Казалось, что снова началась зима. Словно круг её нескончаем - лишь чуть поотпустит, и вновь первый снег. А ведь уже скоро май...
- Море... - закивала Алина, - Рестораны, пляжи, вернисажи... И ты в белом костюме! Как король! И девочки с голыми плечиками... и дамы с полными грудями - все твои!
- О бабах ни слова, - полушутя, полусерьезно пресек её перечисления рая япи Фома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64