Фома! Фома, что с тобой?! - кричала она, в отчаянии глядя, как сведенные пальцы его рук выгибаются в обратную сторону. Голова тем временем тряслась и билась об пол с дикой силой, и если не её рука... Фома! Фома! Не умирай, я прошу тебя, Фома! - молила она в ужасе.
Его губы, словно тщились что-то произнести, но что?! Она наклонилась ухом к его рту и замерла, пытаясь разобрать уже несколько раз повторявшееся бормотание. И расслышала - "Слово".
- "Слово"?! - отчаянно и удивленно переспросила она, - Но какое слово?!
Тут пена с жутким трупным запахом потекла из его рта, и она поняла, что это эпилептический припадок. Чтобы он не задохнулся, не захлебнулся, она пыталась его перевернуть на бок, и не могла. Шея его словно закостенела. Глаза его закатились, бледное лицо посинело. И она, даже удивилась про себя, что так может быть в долю секунды, мгновенно, губы, сведенные губы приобрели фиолетово-зеленоватый оттенок.
Алина нащупала правой рукой его левый бок, и почувствовала, как затухающе редко бьется его сердце. Левой, продолжая держать его бьющуюся об пол голову, третьей рукой принялась за массаж сердца.
Да, именно третьей рукой, как ни вспоминала потом, как не пыталась восстановить реальность, всякий раз понимала, что тогда у неё было три руки, третья рука появилась как-то сразу, но откуда? ...откуда-то из груди...
Надо было делать искусственное дыхание, он перестал дышать, не захлебнулся, а именно перестал.
- Нет! - преодолевая брезгливость к этой пене, с запахом усохшего трупа, преодолевая животный ужас, она прикоснулась губами к его рту и вдруг увидела себя и его, так словно она смотрела откуда-то сверху из поющей вышины. Она была и здесь и там и внизу и наверху.
И вдруг отчаянно оторвалась от него, вспомнив, что ему нужно было слово, и, не догадываясь, не гадая, закричала, - Но Фома, я люблю тебя! Люблю!.. - и почувствовала вновь в себе великую, божественную силу, ту самую, что ощутила в тайге, когда стреляли в нее, ту, что дремала в ней всегда.
Словно волна мертвой, загробной энергии схлынула с его лица, синева перешла в бледность, губы обрели более-менее естественный цвет, он вздохнул, еще, еще... напряженное судорогами тело ослабло. Она отпрянула и поняла, что теперь он спит. Просто спит.
ГЛАВА 33.
Когда к Климовым зашел Друид, и увидел Фому спящего посередине кухни, и увидел осунувшееся, словно прозрачное, лицо Алины, он понял, что что-то произошло. Но что? Что?
У тебя есть деньги? - сходу хрипловатым шепотом спросила Алина.
- Есть, крохи остались от моего гонорара. А ведь на него можно было купить машину. И не просто машину - "Волгу!" Мы пропили Волгу, представляешь, мы выпили великую русскую реку и теперь течет по земле сон о Волге, стон!..
Но она резко прервала его фантазии, - Пошли!
И они пошли в центральный универмаг, она спешила, он еле поспевал за ней. Она подгоняла, скорее Друид, ну скорее...
- Мне кажется, что жизнь моя прошла... Как упоительно смотреть на мир глазами налитыми кровью. Подумать только... - нагнал её Друид, но толпа прохожих оттеснила его от нее. Он бежал и с трудом прорывался сквозь группу мужчин в черных драповых пальто, лишь бы не терять её из виду.
- ... подумать только, работают заводы, фабрики, пекарни! Народ идет с работы на работу... А им за это платят гроши, но не корысти ради, - им внушено изначально, что нет ничего важнее, чем производить, производить... воспроизводиться. Ты слышишь меня, Аля, Алечка?!
- Скорей, Друид, скорее!..
- Я никогда не женюсь. Я не хочу плодиться телом. Мне надоело тиражирование все вся!
- Друид! - она обернулась к нему глазами полными слез, - Я... я вся, я вся уже давно за чертой. За чертой. Ты понял?! - И побежала дальше.
- Аля! Алечка! Алина! Остановись! Ты вся сейчас взорвешься, как Чернобыль! Остановись!
Они остановились и посмотрели друг на друга и не смогли сказать ни слова.
- Скорей, Друид, - отвернулась, махнула призывающе рукою и почти побежала.
Вдруг девочка, в коротенькой шубке, первоклашка, побежала через дорогу и споткнулась на трамвайных путях. Нет! - крикнула Алина, протянув вперед руку, - Я люблю тебя! - прошептала она, как невменяемая.
Время словно замедлилось в глазах Друида, этого не могло бы произойти иначе, если бы не замедлилось время, - трамвай остановился, как вкопанный, словно подчинился приказу Алины. Толпа прохожих, отталкивая её, бросилась к девочке.
- Я все понял, - прошептал Друид, кося на Алину конским глазом.
- А я не поняла еще, не поняла, - бескровными губами проговорила Алина, тут же продолжив свой путь, но Друид понял, что она о том же.
Он не понимал, зачем они туда идут, спешил, спотыкался. Он весь взмок, у него кружилась голова. Они заскочили на последний этаж в отдел мужской одежды, перебрав ряд допотопных брюк, Алина выбрала одни, окинула Друида взглядом:
- Ты такого же роста как и он, примерь.
- Но они на мне не сойдутся! - отчаянно замотал головой Друид.
- Меня это не интересует, меня интересует длина. - Властно прекратила Алина его возможные пререкания.
Едва Друид разделся в примерочной кабинке, сняв предварительно и нижнее белье с начесом, едва влез в невероятно узкие для него брюки, как она, раздвинув шторки, окинула его молниеносным взглядом: "длинны", - и перекинула ему через шторы следующие.
Друид уже замучился с дикой скоростью снимать, одевать, снимать, одевать. Красный, словно в парилке, со струящимся по лицу потом, он был уже на грани обморока и тихо молился, закатывая глаза, как вдруг она прервала это концептуально бессмысленное для него действие, сказав, "хватит, эти подходят", и убежала в отдел рубашек и свитеров. Вернулась, когда он уже оделся, - "Давай деньги!"
Он вынул перед кассой деньги, она заплатила и сунула ему в карман оставшиеся, - "Побежали!"
Он, пыхтя и отдуваясь, побежал за ней по залам, по скользким серым лестницам... Она остановилась у кассы - "давай деньги!"
У третьей кассы он почувствовал, что это конец и сейчас он потеряет сознание или окончательно сойдет с ума. Все помутнело у него в глазах.
- Ха-ха-ха! - Раскатисто захохотал он, так что толпы покупателей, снующих мимо, чуть замедлили ход, и устремись взглядами на него. - Вы видели когда-нибудь такой большой кошелек?! - продолжал вещать на весь зал Друид театральным басом.
Люди замерли окончательно и уставились на него с немым вопросом "Где-где кошелек?.." - читалось в их массовом взгляде.
- Так это Я! - объявил Друид и захлопал себя по выпяченному пузу. И застонал, и залепетал, глядя умоляюще в глаза Алине, - Ты взяла меня, как кошелек на ножках, из меня вынимаешь, в меня же сдачу кладешь... И больше, нет меня, нету!.. Нет!
- Кончай, Друид! Ты же знаешь, я люблю тебя, - и отвернулась от него и побежала в носочный отдел.
Когда они вышли на улицу, Друид уже был готов к бегу, он уже задумал бежать откровенно с ней на перегонки, как вдруг она увидела тир. Замерла на секунду и рванула туда.
- Давай деньги!
Он утомленно вынул истощившийся порядком последний запас, она заказала сто пулек и открыла огонь по мишеням. Она стреляла с таким спокойным выражением лица, и так холодно точно, что у Друида наблюдавшего за ней отвисла нижняя челюсть. Она никогда так не стреляла, она и не знала, что так умеет стрелять. Но она забыла, о том, что никогда не стреляла, не помнила о том, что не умеет стрелять.
- Тебе всегда играть всерьез
Пусть поневоле
Подбрасывает жизнь вразброс
Любые роли...
- А я тебе Волошиным на твоего Давида Самойлова отвечу, оглянулась на притихшего Друида она:
Когда же ты поймешь,
Что ты не сын Земли
Но путник по вселенным...
И выстрелила ещё пару раз и не промахнулась.
"... Что ты... - продолжил, закивав, Друид, - ...освободитель божественных имен,
Пришедший изназвать
Всех духов-узников увязших в веществе,
Когда поймешь, что человек рожден
Чтоб выплавить из мира
Необходимости и разума
Вселенную Свободы и Любви,
Тогда ты лишь
Ты станешь мастером...
Остановись! - не выдержал Друид, - Я не могу, когда вот так метко, такая женщина стреляет! Остановись! Я не могу. Мне это видеть отчего-то невозможно!
Она промахнулась последним выстрелом, покорно положила винтовку, сунула в руки Друиду пакет с одеждой для Фомы, который бросила до этого в углу тира. Пошли. И он пошел за ней.
ГЛАВА 34.
"Искусство за колючей проволокой", "Искусство за колючей проволокой" Пестрели плакаты их выставки на улице. Алина остановилась перед одним из них, как баран перед новыми воротами. Словно то, что сделала она, то к чему была причастна, не имело для неё никакого значения.
И рванула Алина сквозь колючую проволоку заколдованного круга своей судьбы. Они неслись на попутном микроавтобусе - она, Фома и Друид. И Алина подгоняла водителя - ну скорей, скорее, словно хотела догнать тот самый мифический самолет, который же должен же когда-нибудь их увезти отсюда, а сама даже не знала расписания рейсов.
Оставив Фому в буфете аэропорта, они ворвались в кабинет начальника аэропорта. В ноги падай ему, как войдешь, прям сразу на колени, поучал по дороге её Друид. Они переступили порог, Друид растерялся, ожидая пламенной мольбы Алины, а у Алины вдруг кончились все слова. Она затрясла распахнутыми ладонями, как бы говоря, ну как же так, губы её дрожали, но она не могла издать ни звука.
Начальник аэропорта устало окинул их отеческим взглядом. Тут она пришла в себя, и вынув из сумки давно просроченные командировочные удостоверения - все шесть из разных редакций на двоих, положила на стол.
- А-а, - закивал головою начальник, - Все ясно. Бывает. Вот так всегда - залетят сюда, как в черную дыру, а как выбираться будут - не думают. И он спокойно и расторопно написал записку в кассу.
Друид вернулся в свою пустую квартиру, вошел в комнату, посмотрел на диван, обычно, откуда капитанским прищуром ему подмигивал его философский кот. Но пусто. Посмотрел на рукописи, лежавшие на столе - чудовищная фарандола жизни и фантазии пронеслась вихрем в его голове. Но пусто. Взял галстук, висевший на спинке стула, примерил. Встал перед зеркалом, представил, как произносит речь нобелевского лауреата уже совсем обрюзгший, убеленный сединами, произносит и с ужасом думает, - а дальше что?.. Написать ещё можно много чего, а как жить, жить-то как дальше?.. А может, вообще не жить, а лишь писать?.. А зачем тогда писать, если не жить?..
Уважаемые дамы и господа!.. Ничего нет прекраснее, чем жить не мысля и без смысла! Просто так! - Произнес он торжественно вслух. И осекся... "Друид, кончай валять дурака!" - вспомнилось ему.
Но почему, почему мне никто не верит? - Спросил он себя в зеркале, и слезы навернулись на глаза. Никто... - шептал он, - не верит, что мне может быть тоже отчаянно грустно, безысходно... почему мне не верят, что я тоже, нет, не тоже, а быть может сильнее всех их вместе взятых умею любить.
Он ещё раз взглянул на себя в зеркало и усмехнулся своей комичной физиономии, - "какой там Гоголь?.. - Чарли Чаплин!"
"А быть может, мне не верят, оттого что я просто-напросто сочинитель, они думают, что я и жизнь свою сочиняю, и себя и чувства?.. Или, если они предполагают, что я описываю то, что переживаю в фантазиях своих, что чувствую, их пугает, что слишком много что-то уж я чувствую всего? Они боятся моего многомыслия? Или боятся, что я чувствую их слишком уж хорошо и предчувствую? Но если чувствуешь, значит, любишь. Разве ж можно любить, не чувствуя человека? Но они же боятся настоящей любви... Они привыкли любить не чувствуя друг друга, а лишь потребляя. Поэтому я им не нужен. Ну и пусть... Пусть. А я ни за что не цепляюсь, ни от чего не отрекаюсь...
Он перебрал написанный урывками свой первый небольшой роман - всего-то страниц на триста... Обычно, он писал рассказы... повести... Ну и что?..
"А дальше-то что?.. Почему постоянно мучает этот вопрос?.. Глупо задавать такой вопрос, когда повесть окончена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64