"Пошло к плечу! Пошло к шее! К шее! - вопил он и крутил головой. Упал на диван, брыкая ногами, - Нос! Нос! Немеет нос! А!.. А-а! Паралич! Сделай что-нибудь! Сделай же!.."
Она, обессиленная зрелищем, схватила его за руку и повела в ванну. Несмотря на объявленный паралич, он послушно пошел за ней. Алина поставила его в ванну, объявив о том, что сейчас ему поможет только контрастный душ и, резко меняя воду с ледяной на горячую - поливала его. Он танцевал перед ней, как ребенок перед ремнем. Но зазвонил телефон, он взял трубку и тут же надолго забыл о своем внезапном приступе, слушая сплетни приятеля Ваньки.
С каждым годом все чаще и чаще ей приходилось наблюдать подобные сцены. Симптомы с удивительной изощренностью менялись. К врачу он идти не хотел - некогда. Когда она спросила знакомого врача о том, что значат такие странные ощущения, врач ответил, что в первую очередь в таких случаях надо лечить матку. Но не было у него этого органа! Не было! Что же это?..
- Истерия, - спокойно ответил врач.
Быть может от этого, почувствовав тяжесть в груди, она не прыгая, не вопя, не жалуясь - молча пошла к врачу. Самостоятельно сдалась на обследование. А он так и не понял, не понял серьезность того, что с ней происходит на самом деле.
Он ушел.
ОСТАЛОСЬ ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ ДНЕЙ.
Что же случилось, что?! Что загнало её в тупик? Из какой такой "обстановочки" не может она найти выход, подсознательно идя на самоуничтожение?
Закат. Они сидят на берегу пруда. Они давно знали друг друга. Они искали все эти годы самих себя, но отражались в чужих, а оттого в кривых, зеркалах. Она видит - что он счастлив. Они впервые повернулись друг к другу лицами.
Что тогда произошло?.. Почему?.. Ей совершенно неинтересно. Произошло нечто и все. Жизнь её не то что бы поменяла направление. Жизнь её обрела некий свет. Нет, не тот свет, который в конце туннеля. Свет мягкий, добрый ежедневный.
Но слишком много было слов, которые заставляли тратить её свою энергию на бессмысленные оправдания перед знакомыми после их брака - доказывать, что может заработать себе на жизнь, при этом стараться быть архаической женой при кухне и при стирке. И слушать странные умозаключения то о том, что она его за деньги полюбила, то о том, что такие женщины, как она вообще любить не могут. - она была плохой домашней хозяйкой, то наоборот, слушала о том, что женщина, занимающаяся домом, превращается в тупое механическое животное... Они регулярно сбегали от удручающего быта, от засасывающих приятельских взаимоотношений в зарубежные поездки - глотнуть воздуха свободы от чужих суждений... Ходили вместе в баню, рестораны, играли в бильярд. Им было вместе просто хорошо. Хорошо же! Но отчего иногда ей думалось о том, что любовь - самое трудное, ответственное творчество.
Ему-то что - он был, любим всегда. Любим животно, страстно, сам того не понимая с самого детства. Он был высшей ставкой в своей семье.
А ведь ничто в их первые романтические месяцы не предвещало - той тайной мины, какой сработает слепая материнская любовь в их совместной жизни. Постепенно требования избалованного сынка к матери перешли на жену. Так незаметно, что теперь она уже не могла вспомнить того дня, когда её собственная жизнь в их, вопреки всем, совместно созданном раю, стала ей поперек горла.
С чего все началось? С того момента, когда они поняли, что им пора снимать квартиру? Бежать от родственников? Он не мог жить с её младшим братом. Она не могла жить с его матерью. Они сняли квартиру надолго. Но, все-таки - это было не их собственное жилье. Все посмотрели на это как на легкое путешествие, в якобы, семейную жизнь, но жизнь ненастоящую. Но какое им дело до всех.
Какое дело до внешнего. Но тайные течения все равно прорывались в их интимные отношения. Властная, заполнившая всю свою жизнь жизнью сына, мать Кирилла не могла смириться с тем, что её сынка увели. Причем, это слово "увели" - она произносила так, словно увели мужа от жены с тремя детьми.
Тот недолгий период жизни с ней запомнился Алине сплошным ощущением кошмарного удивления. Ей казалось, что она передвигалась тенью по квартире Любовь Леопольдовны. Тенью с огромными глазами, которую можно пройти насквозь. Чем занималась Любовь Леопольдовна - было для Алины загадкой. Впрочем, в дневное время Любовь Леопольдовна, с видом невероятного переутомления от домашних хлопот, сидела в кресле и смотрела телесериалы, читала газеты. В свободное от этих занятий время следила за Алиной: как закрыла кран, как включила плиту, почему взяла без спросу книгу, которая принадлежит Кириллу, отчего надо смирно сидеть и ждать когда он появится, чтобы получить его разрешение. Вечерами же и по утрам - выходила в ночной рубашке с зияющими, сквозь сексуально расставленные дыры, телесами. Звала сына поставить клизму...
Алина этого видеть не могла. Она сразу поняла: если они не уберутся из этого дома - Кирилл пропал! Пропал, как всякий сын, подвергающийся не явному, но психологическому инцесту.
Говорит об этом открыто с ним - было невозможно - он раздражался. Он начинал кричать. Он избегал подобных разборок. Одно хорошо - уехали.
Уехали - и тут она попалась. Мало того, что очень скоро она поняла: для содержания такого мужа требуется целый комбинат бытовых услуг. Время, которое она пыталась отводить для себя, не то что для себя, а для того, чтобы ему же было интересно с ней - то есть, для расширения своего кругозора, своей профессиональной деятельности и роста - изо дня в день уменьшалось, как шагреневая кожа. "Мне плевать, на твои успехи, где-то там, - откровенно говорил Кирилл жене, - Главное, чтобы рубашки были выглажены в срок". Он мог покупать эти рубашки каждый день. Но ему же было плевать...
Ему было плевать не только на её успехи. Но и на неудачи тоже. Он просто не понимал, что может быть в её жизни вне его. Но при этом отдыхать предпочитал вместе с ней. Отдыхать он любил. Сделав деньги на очередном предприятии, сразу думал только об отдыхе. Работая по времени не особо много, чуть ли не каждый день должен был поотдыхать. Выражалось это в шумном походе в компании друзей в очередное развлекательное приключение или заведение. Анна понимала, что эта манера выработалась у него давно. Так он сбегал из дома от слишком усердной опеки мамочки. Понимала - и ходила с ним, как на работу - отдыхать... Ходила - и тоскливо было от постоянной обессмысленной траты времени. Но это ещё - куда ни шло.
Едва его мать осталась одна, не зная, чем привлечь к себе внимание сына, не зная, чем заполнить свою жизнь, эта вечная домашняя хозяйка превратилась в профессиональную больную. Болезнями она достала не только родных и близких, но и врачей. Пришлось перейти на индивидуальное платное обслуживание.
Алина чувствовала, что не в праве судить эту женщину так распорядившуюся своей жизнью. Женщину, обуреваемую страхом не то чтобы одиночества, а собственной ненужности и неспособности к самостоятельной жизни. С ужасом она думала, что и её ждет такая же участь, так как модель своей семьи, родовому отношению к женщине Кирилл - переносил на их интимные взаимоотношения. Время было уже не то, и патриархальные традиции превращались в капкан, плавно переходя в удавку на шее.
Алина сопротивлялась изо всех сил, заглядывая в редакции, на выставки, встречаясь со старыми подругами, но... сил не хватало. Круг смыкался, превращаясь точку. Перетягивая на себя все её внимание, он стал действовать в стиле своей матери, - мужчина в девяносто девять килограммов на глазах превращался в капризного трехлетку, вокруг случайных шишек, которого должен закручиваться полный переполох.
Можно было, конечно, бросить его и уйти. Она это и делала иногда убегала к брату. Но возвращалась, чувствуя - что отправилась в этот путь, в брак, без обратного билета. Что-то не давало ей оторваться полностью от него... Быть может, нежность?.. Но все меньше и меньше было её в их взаимоотношениях...
- Ну, что?.. Ты все ещё считаешь, что я жестока? - нянечка Надежда опять явилась неожиданно.
- Нет. Спасибо. Я, кажется, поняла - о чем вы. Но я действительно не понимаю, как изменить свою жизнь. Внешне у других, даже у мужчин, она вызывает зависть... Я люблю своего мужа. Все равно люблю.
- А себя? - в тусклом свете от настольной лампы ужасающего лица Надежды почти не было видно. Но глаза! Магические кристаллы впились в Алину, своими лучами считывая информацию.
- Знаешь, по Кастанеде, - продолжила Надежда после небольшой паузы, такие сущности называются хищниками. Они подбрасывают людям, входящим с ними в контакт, бессмысленные проблемы, таким образом, провоцируют вспышки эмоциональной рефлексии и пожирают выделяющуюся энергию безжалостно и жадно.
- Так написано у Кастанеды? - Алине казалось, что рот её не закрывается от удивления. Про Кастанеду она могла услышать от рокеров, байкеров, хиппи, панков - от молодежи, в крайнем случае, от авангардных художников и музыкантов, но чтобы от уборщицы!.. От какой-то нянечки?!.. В таком безнадежном заведении?! "Какая же у нас, не смотря ни на что, странная страна!" - Алина переходила в своих мыслях от частного к глобальному, - "Если даже уборщица!.. Я не удивлюсь, если она начнет мне цитировать... кого бы вспомнить?.."
- Да что там Кастанеда. Тоже мне - первооткрыватель, - обезображенная щель рта Надежды изобразила нечто вроде презрительной улыбки. Обыкновенный эпигон. У нас издревле его пресловутые "хищники" назывались лярвами. Какая разница, как ни назови, они методично делают нас никчемными. Я была одна из первых каратисток в России...
Алина замерла. Наконец-то Надежда заговорила о себе, хоть как-то поясняя тайну своей жизни. Но едва замерла Алина, Надежда вынула из своего кармана "Беломорканал" и, закурив, впала в долгую паузу. Потом заговорила совсем о другом:
- Как тебе здесь? По ночам запираешься? Эти... тени уже приходили?
- Да, - печально усмехнулась Алина.
Они действительно казались ей тенями, потому что она не видела их. Тени обладали мужскими голосами. "Открой!.. Поговори со мною!.. Зачем ты такая... Я же скоро умру!.." - ныло под дверью то одно, то другое существо. Умирающая человеческая сущность. "Я тоже умру" - думала Анна и не открывала. Ей была противна даже мысль о случайном любовном приключении. Сексуальная распущенность была не свойственна ей
- Это тоже эти... лярвы? - спросила Алина.
- А как же. Они привыкли, что их кто-то должен любить. А когда никого вдруг не стало, они не смогли сами трансформировать свою жизненную энергию в любовь, хотя бы в любовь к самим себе. И энергия поменяла направление на самоуничтожение объекта.
ОСТАЛОСЬ ТРИСТА СОРОК ДЕВЯТЬ ДНЕЙ.
- Вот крем тебе привез. Из Питера. Самый дорогой. - Кирилл сидел напротив, с нежностью во взоре разглядывая Алину. С плечика сполз халат. Он протянулся и поцеловал её в плечико. - Выходи скорее отсюда. Сделай, чего положено, и выходи. Я совсем замучился. Пока меня в Москве не было, мама слегла в больницу - двигаться не может. Кажется - паралич. Что ж это вы у меня все разболелись. Я тут ультразвуком печень проверил - увеличена. Говорят, что не страшно, но увеличена!
"С чего это он подарил мне крем?.. Может, я выгляжу плохо?.. Он никогда мне не дарил ничего из косметики, разве что дезодоранты. На косметику мне надо было выпрашивать у него деньги чуть ли не месяцами и со слезами, а тут крем... Да еще, как говорит, самый дорогой..." - машинально Алина открыла баночку с кремом, мазнула им лоб и настроение её тут же испортилось. Крем был для жирной кожи. "И это - пока я в больнице - он развлекался в Питере с какой-то жирнокожей, наверняка прыщавой!.." - мысль ослепила её, и она уже не могла далее нежным взглядом смотреть на мужа.
ОСТАЛОСЬ ТРИСТА СОРОК ВОСЕМЬ ДНЕЙ
- Сереж, объясни мне, - звонила Алина их общему приятелю, мужу своей подруги, - только честно, что за роман, у моего мужа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64